— У тебя уже есть план?
— Если я тебе скажу, ты не сможешь командовать боем в катакомбах. Так сказать?
Форин ответил не сразу.
— Я бы с радостью сказал «да»— но не могу. У Тарантио и Вента есть волшебные мечи. У меня — только моя сила, и она пригодится в катакомбах. Кстати, о Тарантио — я его уже пару дней не видел. Где он?
— Не знаю, — ответила Карис. — Он не был на двух собраниях. Я хочу, чтобы сегодня он пришел.
— Я сам его доставлю, — пообещал Форин. Карис двинулась дальше, но он нежно взял ее за руку.
— Когда все это кончится… может быть, ты согласишься выйти за меня замуж?
— Да ты оптимист, Рыжий!
— Я всегда был оптимистом, а сейчас — в особенности. Или ты думаешь, что я позволю даротам лишить меня радости?
Карис заглянула в его широкое скуластое лицо и твердо встретила взгляд его ярко-зеленых глаз.
— Ты самый сильный мужчина из всех, кого я знала. Быть может, ты и останешься жив. Спроси меня еще раз, когда все закончится.
Форин хотел поцеловать ее, но она отступила и холодно взглянула на него:
— Только не на улице, Форин.
— Ты стесняешься меня? — озадаченно спросил он.
— Разве ты не слышал, как меня называют? «Ледяная Королева». Не надо лишать их иллюзий. Еще не время показывать им Карис — женщину.
С этими словами Карис повернулась и пошла прочь. Форин свернул налево и дошел до небольшого дома, который снимал Тарантио. Он постучал в дверь, но никто ему не ответил. Еще четырежды Форин грохнул кулаком по двери, и лишь тогда она распахнулась. На пороге стоял Тарантио — голый по пояс.
— Спишь посреди дня? Стареешь, приятель.
Не дожидаясь приглашения, Форин вошел в дом и направился в гостиную. Ноздри его раздулись: в комнате пахло духами.
— Извини, друг мой. Я не знал, что ты не один.
— Да, я не один, — сказал Тарантио. — Зачем ты пришел?
— Карис хочет, чтобы ты непременно явился на сегодняшнее собрание.
— Скажи ей, что я не приду.
— Нет, ты обязательно должен быть — сегодня мы обсуждаем план боя в катакомбах. — Форин наскоро поведал Тарантио о последних открытиях. — Озобар считает, что дароты уже завтра доберутся до катакомб.
— Я больше не хочу драться, — сказал Тарантио.
— Это шутка? Ты и впрямь думаешь, что у тебя есть выбор?
— Выбор всегда есть. Завтра я уезжаю.
— Ушам своим не верю! — потрясенно воскликнул Форин. — Ты — и уезжаешь?! Как ты можешь уехать и оставить нас драться одних? Ты же лучший мечник из всех, кого я когда-либо знал, и у тебя зачарованный меч. Ты нам нужен, приятель.
— Меч висит у двери. Возьми его, когда будешь уходить.
Форин непонимающе глянул на него.
— Что с тобой стряслось, Чио? Ты не тот человек, которого я знал. Ты не тот, кто грозился живьем меня проглотить, голову отвинтить, а уши — отрезать. Боги, да из тебя точно душу вынули!
— Так оно и есть, — сказал Тарантио. — Из меня вынули душу.
Форин с отвращением отвернулся от него и направился к двери. Пояс с мечом висел на крюке у порога, и великан одним движением сдернул его.
— Извини! — крикнул вслед Тарантио.
— Чтоб ты сдох! — огрызнулся Форин.
Когда за Форином закрылась дверь, Мириак вышла из спальни. На ней был только просторный белый халат, полы которого расходились при каждом движении. С минуту она молчала, пристально глядя на Тарантио. Он улыбнулся.
— Хочешь вина?
— Это был твой друг, — сказала Мириак.
— Да. Хочешь вина?
— Нет. Я не понимаю, зачем ты ему все это наговорил.
— Что ж тут понимать? Я больше не хочу драться. Я хочу увезти тебя в безопасное место.
Тарантио протянул руки к Мириак, но она попятилась.
— В чем дело? — спросил он.
— Не знаю, Чио… но он был прав. Из тебя словно вынули что-то. Я чувствую это уже не первый день.
— Неужели это так заметно?
— Для меня — да. Я люблю тебя, но ты изменился. Неужели это из-за меня? Неужели моя любовь лишила тебя мужества?
— Вовсе я не лишился мужества! — почти крикнул Тарантио, но сам ощутил в своих словах неуверенность и страх. — Не лишился, — тише повторил он. — Он не был моим мужеством.
— Он?
— Я не хочу говорить об этом.
— Даже со мной?
Тарантио отвернулся, обвел взглядом комнату. Мириак молчала, не спеша нарушать тишину. Он подошел к очагу, подбросил в огонь угля и, сев на коврик, уставился на весело пляшущее пламя. А потом тихим голосом рассказал Мириак о своей жизни и о возникновении Дейса, о том, как с тех пор они всегда были вместе.
— Я не безумен, — заверил он. — Дейс был для меня таким же настоящим, как ты. Ты спрашивала меня, почему той ночью я бежал. Дейс хотел убить тебя; он почуял мою любовь к тебе и увидел в ней угрозу своему существованию. Когда два дня назад ты пришла в этот дом, тебя встретил не я, а Дейс.
Тарантио смолк, стараясь не глядеть на нее. Мириак подошла к нему и села у огня.
— Не понимаю, — тихо проговорила она. — Никогда в жизни я не слышала о чем-то подобном. Зато я точно знаю, что человек, встретивший меня в этом доме, был не ты. И когда я поцеловала его, он сжимал в руке кинжал. — Мириак обхватила ладонями лицо Тарантио, заглянула в его синие глаза.
— У того, — сказала она, — глаза были серые. И бешеные. — Она уронила руки и, подавшись вперед, поцеловала его в щеку.
— Я не безумен, — повторил Тарантио, — но на следующее утро Дейс простился со мной — и с тех пор я не могу его отыскать. Я зову, зову — но его нет.
— И тебя это пугает?
Он кивнул.
— Дейс мог сразиться с кем угодно — и победить. Он ничего не боялся… а я — боюсь. И я не хочу умирать — теперь, когда снова встретил тебя.
— Мы все умрем, — сказала Мириак. — Пускай не сегодня, не завтра — но это случится. И сколько ни беги, от смерти не убежишь. Я люблю тебя всем сердцем, Чио, но пока еще плохо тебя знаю. Поэтому я могу и ошибаться, но все же скажу: если ты сейчас уедешь, то потом всю жизнь будешь ненавидеть себя. Я уверена, что это так.
— Ты хочешь остаться? И увидеть, как дароты возьмут город?
— Нет, я тоже хочу уехать. Однако же останусь. Я встречу свой страх лицом к лицу, как поступала всегда — а не стану трусливо на него озираться.
— Я не знаю, что делать, — горестно сознался Тарантио.
— Загляни в свое сердце, Чио. Каково это — видеть в глазах друга презрение? Кем ты себя после этого чувствуешь?
— Ничтожеством, — просто ответил он.
— Тогда иди на собрание. Забери назад свой меч. Никто не может отнять у человека гордость, если сам он того не захочет. Стоит раз отступить — и больше уже никогда не будешь собой.
— Не знаю, будет ли от меня толк без Дейса.
— Может быть, ты и есть Дейс. Может быть, он всего лишь часть тебя. Так это или нет, но ты храбрый человек. Я это точно знаю, потому что я никогда не полюбила бы труса.
Тарантио улыбнулся, и Мириак увидела, что лицо его просветлело.
— Ты просто чудо, — сказал он.
— Конечно, — согласилась Мириак. — А если Дейс вернется, скажи ему, что я люблю вас обоих.
Зал Совета был наполнен офицерами и штатскими. Герцог, одетый в тунику и облегающие штаны из черного шелка, сидел во главе стола, Карис — по правую руку от него. С побеленной стены у них за спиной сняли все картины, и Озобар прямо на побелке начертил план катакомб.
Герцог поднялся.
— Это будет наш последний бой, — сказал он, обводя взглядом суровые лица своих слушателей. — Глубоко под землей, в катакомбах, вы сойдетесь в бою со страшным врагом. Карис объяснит вам, как надлежит действовать. Исполнить приказ будет нелегко — вот почему так тщательно отбирали каждого из вас. Вы — самые отважные наши бойцы, и я горд, что сейчас нахожусь в этом зале, вместе с вами.
После этих слов герцог сел. Карис отодвинула кресло и, поднявшись, подошла к стене. Острием длинной рапиры она указала на карту.
— Вот место, в котором, как мы полагаем, пробьются в катакомбы дароты. Там уже слышно, как они копают. В катакомбах расставлены фонари, дабы вы могли лучше видеть свою цель. Ваша задача — нанести врагу первый удар, а затем отступать ко второй линии обороны, вот сюда, — она указала рапирой место на карте, где туннели разветвлялись и сужались.
— Прошу прощения, генерал, — сказал пожилой офицер с завитыми, любовно ухоженными усами, — но я хорошо знаю катакомбы. Не лучше ли было бы укрепить главный туннель? Вы хотите, чтобы мы отступали по боковым ответвлениям.
— Хорошее замечание, — признала Карис, — но главный туннель дальше тоже разветвляется, а потом превращается в самый настоящий лабиринт. Мы можем потерять там много людей. — Офицер хотел сказать что-то еще, но она предостерегающе подняла руку. — Больше никаких вопросов, сударь, вы забываете о том, что дароты умеют читать мысли. Я не знаю, сумеют ли они это делать, когда начнется бой, но не хочу, чтобы мы сейчас обсуждали все возможности обороны или контратак. Самое важное сейчас — чтобы вы выслушали то, что я скажу, и по мере своих сил выполнили приказ. Сегодня от вас зависит судьба всего города.
Воцарилась тишина, и Карис показала по карте пути отхода, назвала количество арбалетчиков и места их расположения.
— Каждый отступающий отряд должен держаться стен туннеля, чтобы арбалетчики могли без помех стрелять по врагу. Когда пройдете линию обороны, занимайте позицию в арьергарде, чтобы, в свою очередь, прикрыть ваших отступающих товарищей.
Она еще раз медленно и подробно изложила весь план, потом принялась задавать вопросы офицерам, дабы убедиться, что они все поняли.
— Генерал, — опять подал голос офицер с завитыми усами, — а что, если враг прорвет нашу оборону? Что нам тогда делать?
— Отходить и постараться уцелеть, — ответила Карис и, видя, что он снова открыл рот, жестом остановила его. — Довольно вопросов. Ступайте, соберите своих солдат и ведите их в парк, к выходу из катакомб. Там вас будут ждать Форин и Вент.
— И я, — прозвучал из дальнего угла зала голос Тарантио. Форин развернулся в кресле и расплылся в широкой ухмылке. Когда офицеры один за другим покинули зал, Тарантио подошел к Форину.