Женщина подвинула шар так, чтобы он оказался между ней и Максимовым, точно на линии его взгляда.
— Говорите.
— Я ищу друга, — начал Максимов.
— Он ненамного старше вас. Как и вы, всего достиг сам. — Глаза женщины расширились и помутнели. — Я начинаю видеть его… Помогите мне. Смотрите вместе со мной на шар и говорите. Говорите, не останавливайтесь.
— Он пропал совсем недавно.
— Да… Он был одинок, — прошептала женщина. — Очень одинок. Как и вы. Говорите! Я уже вижу его… Вижу…
— Конечно. Вот он. — Максимов достал из нагрудного кармана фотографию Инквизитора и положил рядом с шаром.
На секунду ее и без того безобразное лицо передернула гримаса отвращения. Потом оно застыло, как маска.
— Узнала, крыса старая? — Максимов приготовился встать. — Когда он здесь был в последний раз? Колись, стерва, пока я не спалил здесь все вместе с тобой!
Старуха закряхтела, словно подавилась коркой. Оказалось, это она так смеется. В глазах были ненависть и торжество.
— А ты не боишься, что пойдешь вслед за своим дружком, Стражник?
— Как ты меня назвала, ведьма старая? — Максимову пришлось резко податься вперед, иначе выбраться из кресла было невозможно.
Это и спасло жизнь. Удар просвистел там, где еще мгновенье назад была его голова.
Нырнул кувырком вперед, успев толкнуть ногой кресло. Нападавший сдавленно выругался. Максимов вскочил и выбросил ногу на звук. Удар ушел в пустоту.
Лампа на столе погасла. В дрожащем свете свечи ярко вспыхнула серебристая дуга. Что-то со свистом пронеслось у самой груди Максимова, вспоров рубашку. Он резко присел, закрутился на месте, попытавшись подсечь ноги противника. Пустота. Инстинкт толкнул в кувырок, Максимов перекатился в сторону, а там, где он был, гулко ударила об пол пара чьих-то ног.
А дальше удары пошли лавиной. Ничего не было видно, казалось, что из темноты хлещут упругие щупальца спрута. Максимов ушел в вязкую оборону, не пытаясь отбиваться, а стараясь перехватить хоть одну щупальцу. Дважды почти удалось, но всякий раз рядом с лицом свистел клинок. Приходилось отскакивать, не дожидаясь нового удара. Противник был явно опытным, давно с таким не приходилось иметь дело. К тому же он прекрасно видел в темноте или просто был обучен «слепому бою».
Как только в сознании вспыхнуло «слепой бой», все встало на свои места. Максимов больше не пытался разглядеть что-либо в темноте, просто стал чувствовать все вокруг.
Их было двое. Один кружил вокруг, работая «бабочку» двумя ножами. Второй неподвижно стоял за креслом старухи. А та все еще заходилась своим куриным смехом. Максимов увернулся от атаки ножом в корпус, выждал, когда противник пойдет в пируэт с круговым ударом из-за спины, и рванул вперед, к столу. Второй явно этого не ожидал. Гортанно крикнул, выбрасывая вверх руку. И у него был нож. Намерение Максимова он угадал: на стол, а потом вниз на добивание. Но вместо этого Максимов оттолкнулся ногой от края стола и перелетел за спину первого, невольно шагнувшего вслед за ним к столу и сорвавшего тем свою атаку.
Маленькая, но победа. Противник запаниковал, закрутился. Максимов знал, что сейчас одна его рука с ножом прижата к боку, страхуя от захвата корпус, а вторая далеко выброшена вперед, нож летит на уровне лица врага, заставляя или присесть, или отпрянуть назад. И то и другое смертельно, потому что следом пойдет жесткий круговой удар ногой.
Выброшенную вперед руку он и перехватил, сжав в локте. С великим наслаждением врезал кулаком чуть выше локтя. Сустав хрустнул, как полено. Максимов подхватил падающий нож, увернулся от второго лезвия, вспоровшего воздух у самого лица. Мощным рывком отправил расслабившееся от боли тело противника в угол комнаты.
Свет больно ударил в глаза. В проеме двери стоял человек. Контур его фигуры, подсвеченный сзади, очертило четко, как в тире.
— Але, козлы, я не по…
Максимов смел со стола хрустальный шар и метнул в центр мишени. Охранник охнул, сложился пополам, как вратарь, поймавший мяч, и вывалился в коридор. Дверь за ним захлопнулась. В комнате опять стало темно.
Перед глазами Максимова все еще пылал прямоугольник — сетчатка сохранила моментальный снимок дверного проема, только теперь цвет его сделался ярко-бордовым. И вдруг он взорвался снопом искр.
Максимов почувствовал, что летит вперед. Выбросил руку, гася падение. Но все равно тяжело грохнулся на пол, больно ударившись плечом. Попытался откатиться в сторону, но плечо врезалось во что-то твердое. Сверху посыпались тяжелые пакеты, потом хлынул поток бумаг. В глаза и нос забилась едкая пыль.
«Все, сейчас добьют! — мелькнула мысль. Он попытался вскочить, но ноги не послушались. — Все».
За столом послышалась какая-то возня. Чей-то голос бросил короткую команду. Топот ног. Туда, к столу.
Максимов метнул нож на звук. Это было единственное, чем можно было выиграть время. Ни крика, ни звука падения тела не последовало. Только глухой удар и характерное пение клинка, вошедшего в твердое. Тишина. Чутье подсказало, что в комнате никого нет, все исчезли, словно провалились под землю.
Послышался какой-то шум и топот ног, но уже за стеной. Потом гулкий удар, словно захлопнули створки стальных ворот. И вновь тишина.
Максимов разгреб папки и ворох бумаг, засыпавших его до колен. Встал, кряхтя, помял плечо. Прихрамывая, подошел к двери, нащупал выключатель.
В мертвенном свете ртутных ламп, вспыхнувших под потолком, комната смотрелась весьма убого.
«Дешевый шик, как в публичном доме», — оценил интерьер Максимов.
Мягкий ковер на поверку оказался темно-синим ковролином. Хватило его лишь на пол и половину стен. Остальные стены, не предназначенные для взглядов посетителей, были кое-как измазаны черной краской. В углу, куда отлетел после удара Максимов, сгрудились стеллажи, до потолка заваленные старыми папками.
«Наверно, вся документация местного ЖЭКа за последние полвека», — решил Максимов.
Угол со стеллажами стыдливо прикрывала ширма, теперь вдребезги разбитая.
Максимов распахнул дверь в коридор. Охранник уже пришел в себя. Лежал, прижав руку к животу, как язвенник на процедуре, и беспомощно хлопал ртом. Увидев Максимова, он бешено выпучил глаза, но сказать ничего не смог.
— Вползай, чудо. Разговор будет.
Охранник замычал, как бык, и как бык же тупо рванулся вперед.
Максимов уступил ему дорогу, дал влететь на полусогнутых ногах в комнату и вполсилы врезал по тугому затылку. Охранник зарылся лицом в ковролин, хрюкнул и затих.
— Полежи, потом поговорим.
Максимов прикрыл дверь. Подошел к столу. Обычный совдеповский конторский стол, только клеенку, протертую за долгие годы до дыр, заменили черным сукном да покрыли черным лаком бока. Лапок летучих мышей, зубов дракона и кисти висельника на столе не увидел. Старуха обходилась походным набором психиатра — свеча и хрустальный шар. Для гипноза вполне хватит. Травка в свече — для особо продвинутых натур, знающих кое о чем в этой жизни не понаслышке. Карты старуха захватила с собой. Одну, правда, обронила.
Максимов поднял карту. По формату гораздо больше обычных. Если судить по рубашке, полиграфия импортная, сделано для человека со вкусом и деньгами. Перевернул карту и тихо присвистнул: «Таро Бафомета! Занятно… Уверен, из всех московских гадалок не больше сотни слышали о таком, а уж гадать умеют — единицы. Старая ведьма, как оказывается, была не дешевой шарлатанкой, а просто профессором черной магии!»
Он обошел стол, осмотрел стену. Эти двое появились из-за спины старухи, но так, что сидевший вполоборота к ней Максимов ничего не заметил. Примерно там, где могла находиться дверь, в стене торчал нож. Максимов мысленно себя похвалил. Шансов попасть было не так уж много, но если бы человек не успел прикрыть дверь, нож торчал бы сейчас из его груди.
Стык между двумя полосам ковролина не мог бросаться в глаза только в полумраке. Сейчас в зазоре между ними даже отчетливо виднелась металлическая полоска — явно щеколда, запирающая потайную дверь изнутри. Максимов оглянулся. Охранник засучил ногами по полу, но бестолково, как щенок во сне.
Максимов вырвал из стены нож, внимательно осмотрел клинок. Качественная работа. И сам нож не заурядное пикало, а настоящий темпо. Нож для фаната самурайства.
Прицелился и всадил клинок точно в зазор, туда, где поблескивала щеколда. Хрустнуло, и дверь беззвучно поплыла в сторону.
«Даже не напрягайся, их там нет. У одного перебита рука. Сидеть в засаде с полоумной бабкой и раненым второй не станет. Трюк старый — хлопнуть дверью, но не уйти. Дурак инстинктивно рванет следом и в темноте нарвется на нож. Все правильно, темнота и инстинкт преследования… Но ждать он не мог».
Он вернулся к столу, зажег свечу, поднял над головой и шагнул в темный проем.
Блики заплясали на шершавых бетонных стенах. Коридорчик был узкий — двоим не развернуться. Максимов прислушался. Откуда-то из темноты доносились приглушенные звуки улицы.
Через пять шагов в стене открылась ниша. Он просунул руку. Свеча осветила маленькую комнату. Топчан, столик, разбитое кресло. Никого.
Дальше коридорчик делал поворот и круто уходил вверх. Перед первой ступенькой его и поджидал сюрприз. Максимов хмыкнул, когда в круге света отчетливо вспыхнула тонкая струна. Присел, осмотрел конструкцию ловушки. Поднял глаза вверх, к двери. Подарок должен был прилететь оттуда.
Поднял камешек, отступил на пару шагов. Обычная растяжка, но ни гранаты, ни газовой шашки он не ждал. Мальчики, умеющие в темноте работать японским ножом, до такого примитива не опускаются.
Бросил камень и отпрянул назад. Звука спущенной тетивы не услышал, стрела, дико взвыв, срикошетила от пола и ушла в темноту, едва не зацепив плечо.
— Класс! — покачал головой Максимов. Развернулся и пошел к комнатке. — Несколько часов в клетушке без окон, в полной тишине, под мерный перестук капель, срывающихся с идущих под потолком труб, — испытание не для слабонервных. Максимов осветил стол и стену перед ним и понял, что тишина у ребят была относительной, а развлечений хватало. Аппаратуру унести, естественно не успели. Но кассеты в видеомагнитофоне не было.