Адвокат защиты Першин: «После задержания Вас проверяли на состояние наркотического опьянения?»
Карватко: «Нет».
Першин: «Вы присутствовали при изъятии из Вашей машины пакета с марихуаной?»
Карватко: «Нет, меня же сразу увезли, а этот протокол мне показали только на следующий день в отделении милиции».
Першин уточняет: «А Ваш пассажир опрашивался по данному факту?»
Карватко усмехается: «Я задавал такой вопрос милиции, но они мне сказали: ты за себя отвечай, и все».
Першин: «Сколько человек Вас задерживали?»
Карватко в тоскливом воспоминании: «Восемь человек».
Подсудимый Найденов: «Кто, когда и где допросил Вас первый раз?»
Судья начеку: «Вопрос снимается, так как запрещаются исследования вопросов процессуального характера».
Адвокат Найденова Котеночкина: «Вы на суде в Конаково присутствовали?»
И Карватко удается ответить: «Меня туда привезли, я в коридоре постоял. Потом завели в зал, там мужчина объявил мне о десяти сутках административного ареста. Спросил: вопросы есть? Я хотел объяснить ему, как все было. Он сказал: тогда получите пятнадцать суток. Потом он снова спросил: вопросы есть? Я сказал: нет».
Адвокат Чепурная: «Вы имели возможность обжаловать решение суда?»
Карватко качает головой: «Нет. Я же все эти десять суток содержался в приемнике-распределителе».
Решив, что Карватко надежно дискредитирован в глазах присяжных заседателей, в крайнем случае, для этого сделано все, судья Пантелеева отпустила его домой.
В прокурорско-потерпевшем лагере замешали очередное ведро цемента для удержания крошащегося в пыль дела. Бетонщиком делегировали адвоката Шугаева, выступившего с ходатайством: «С целью установления фактических обстоятельств по данному уголовному делу прошу приобщить к материалам уголовного дела брошюру под названием «Главная специальная операция еще впереди». Автор — подсудимый Квачков. Необходимость приложения данной брошюры к материалам уголовного дела обусловлена тем, что указанные цитаты целесообразно огласить в присутствии присяжных заседателей с тем, чтобы использовать эти цитаты при допросе подсудимого Квачкова В. В.».
Прокурор, разумеется, «за»: «Указанное издание отражает субъективную сторону совершенного подсудимым преступления. Прошу огласить указанные цитаты перед присяжными заседателями».
У Миронова веские доводы против: «Ваша честь, я бы с удовольствием поддержал ходатайство Шугаева если бы год издания данной брошюры соответствовал моменту подготовки и совершения данного злодеяния. Насколько я знаю, в книге указан год издания — 2009-й».
Судья решает спросить у самого Квачкова, писал ли он данный труд и когда. Пристав уходит за подсудимым. В зале появляется уже два месяца как удаленный из процесса подсудимый Квачков. Судья спрашивает его: «Кому принадлежит авторство данной книги?»
Квачков недоуменно: «Мне».
Судья обрадованно: «На страницах 4 — 24 статью под заголовком «Интервью главному редактору газеты «Завтра» из тюрьмы «Матросская тишина» Вы писали?»
Квачков: «Этот текст я писал в «Матросской тишине».
Судья открывает Квачкову замыслы обвинения: «Суд доводит до Вашего сведения, что адвокатом Шугаевым заявлено ходатайство о приобщении к делу брошюры и частичном оглашении цитат из этой брошюры. Слушается Ваше мнение».
Квачков: «Любое частичное оглашение является тенденциозным и может исказить общее понимание текста. Данный текст написан мной по материалам открытой печати, когда я находился в тюрьме, до того времени, когда мне стали известны материалы уголовного дела. Ознакомившись с материалами уголовного дела, я пришел к твердому убеждению, что имела место имитация покушения на гражданина Чубайса, организованная либо самим Чубайсом, либо кем-то из его окружения. Поэтому если Вы приобщите эти тексты к материалам уголовного дела, я считаю это противозаконным, поскольку никакого отношения к уголовному делу этот текст не имеет».
Судья Пантелеева, отбыв номер, выносит решение: «Брошюра приобщена к материалам уголовного дела».
Что дозволено обвинению — не дозволено защите (Заседание тридцать шестое)
Знаменитое античное изречение «Что дозволено Юпитеру — не дозволено быку» в судебном процессе по делу о так называемом покушении на Чубайса регулярно подтверждает свой статус вечной истины. Сторона обвинения, подобно бронированному БМВ с мигалкой, мчится по уголовно-процессуальной трассе, на обращая ни малейшего внимания на запрещающие, а уж тем более ограничивающие движение знаки. Сторону же защиты судья согнала плестись по обочине, а, случается, и вовсе сталкивает в кювет, принуждая маневрировать между пней и кочек прокурорских возражений, судейских запретов. Для защиты, что ни шаг, то запрет. При этом судья Пантелеева не стыдится лицемерно и часто заявлять присяжным заседателям, что сторонам обвинения и защиты по закону предоставляются равные состязательные права.
В самом начале судебного заседания подсудимый Миронов решил воспользоваться тем же правом, что использовал адвокат Чубайса Шугаев на прошлом заседании. Тогда Шугаев получил от судьи Пантелеевой разрешение приобщить к материалам уголовного дела брошюру В. В. Квачкова «Главная спецоперация еще впереди» 2009 года издания. И коль стороне обвинения разрешили это сделать, то и подсудимый Миронов посчитал необходимым ознакомить присяжных заседателей со своими трудами.
Миронов выложил на стол три симпатичных книги в твердых переплетах: «Прошу приобщить к материалам уголовного дела мои книги «Роковая сделка. Как продавали Аляску», издательство «Алгоритм», 2007 год, «Замурованные. Хроники кремлевского централа», издательство «Вагриус», 2009 год и только что вышедшую в издательстве «Алгоритм» книгу «Аукцион «Россия». Две из названных книг, а именно «Роковая сделка. Как продавали Аляску» и «Аукцион «Россия», являются свидетельством, неопровержимым доказательством того, что в тот период, когда, по утверждению следствия, я, якобы, готовил покушение на Чубайса, на самом деле я целыми днями просиживал в библиотеках, рылся в архивах, по крупицам собирая и выверяя документы о причинах продажи Аляски Соединенным Штатам, писал диссертацию одновременно с исторической книгой на эту тему. Данные книги отражают мои действительные общественно-политические взгляды и опровергают то мировоззрение, что бездоказательно и безосновательно приписывает мне прокуратура».
В ответ на столь неожиданное ходатайство председательское судейское кресло молчало минут пять. На лице судьи Пантелеевой отразились разом и тоска, и изумление. Изумление — это ж надо столько написать! А тоска из-за того, что все это, не дай Бог, придется читать! Последняя мысль была просто нестерпима, и судья непрокашлявшимся дискантом проскрипела: «Сейчас обсудим».
Сторона защиты дружно поддержала ходатайство Миронова, подчеркнув, что книги означенного автора, как и брошюра Квачкова, изданы много позже события на Митькинском шоссе 17 марта 2005 года, но это же не помешало судье посчитать мысли подсудимого Квачкова, изложенные в ней, актуальными для ранних этапов его деятельности. И нет оснований, удовлетворив подобное ходатайство стороны обвинения, отказывать точно в такой же просьбе защите. Пантелеева вздохнула, как вздыхает человек, с детства не любящий читать, но регулярно принуждаемый к тому карьерными соображениями. Решение ее было предсказуемо: увеличивать уголовное дело на три тома сочинений Ивана Миронова судья не собиралась. Но право обосновать свое решение судья Пантелеева предоставила прокурору.
Прокурор Каверин не собирался искать аргументов, способных убедить суд в необходимости отказать Миронову: «Я этих книг не читал. Но я не вижу оснований для удовлетворения ходатайства подсудимого Миронова, поскольку содержание данных книг никак не относится к настоящему делу. Насколько мне известно из школьного курса истории, к продаже Аляски потерпевший Чубайс никакого отношения не имеет. О том, что эти книги написаны в то время, когда готовилось покушение, никаких доказательств нет. Впрочем, даже если Миронов и писал тогда эти книги, его научная деятельность не мешала ему регулярно посещать поселок Жаворонки, вблизи которого находится дача Квачкова».
Знакомые с законами элементарной логики люди в судебном зале заблудились в первых же двух предложениях прокурорского спича. Если прокурор не читал книг Ивана Миронова, тогда откуда он знает, что их содержание не относится к делу? Ну и, конечно же, вершина прокурорской мысли: Аляску продал не Чубайс. Это действительно то немногое, что продали в России без него.
Пока слушатели переваривали неперевариваемые плоды прокурорской логики, судья, даже не надкусившая их в благоразумных целях сбережения рассудка, объявила: «В удовлетворении ходатайства подсудимому Миронову отказать. Данные книги не относятся к рассматриваемому периоду, они изданы в 2007, 2009 и 2010 годах».
Впрочем, переживать очередную несправедливость тучной дамы в черной мантии по фамилии Пантелеева было некогда, — ожидалось оглашение детализации телефонных переговоров подсудимых, — последний козырь обвинения, призванный доказать, что подсудимые с ноября 2004 года готовили-таки покушение и потому регулярно перезванивались между собой. Номера, даты, секундное время переговоров назывались не подряд, а выборочно. Яшин звонил Квачкову-старшему, Миронову и Найденову. Миронов созванивался лишь с Яшиным и с Квачковым-младшим. Найденов — только с Яшиным. Звонки подсудимых другим многочисленным лицам, не заинтересовавшим следствие, юная прокурорша Колоскова пропускала за ненадобностью, и рисовалась странная, заказная следствием картина заговорщеского созвона четырех подсудимых между собой, как будто не было у них больше ни родных, ни друзей, ни знакомых. С особым нажимом прокурор-девица подчеркивала те звонки, которые отмечались на базовых телефонных станциях Одинцовского района, в предместьях дачи Чубайса и дачи Квачкова, московские звонки подсудимых прокурор замалчивала. Получалось, что подсудимые дневали-ночевали на даче Квачкова, просто не вылезали из нее. Была еще одна хитрость, на которую не сразу обратила внимания защита: подрастающая прокурор Колоскова, симулируя неопытность, при озвучке телефонных звонков, невинно объявляла: «Квачков в это время находился там-то», «Яшин в это время находился там-то». На самом деле по называемым лукавой девицей адресам находились не Квачков с Яшиным, а базовые телефонные станции, которые фиксировали поступавшие на них звонки.