Михалкина: «Вам известно, чем занимался Миронов в марте 2005 года?»
Батчиков: «Весь характер его деятельности, включая мотивацию и его взгляды, мне были известны».
Михалкина: «При Вас он допускал высказывания экстремистской направленности?»
Батчиков: «Я повторяю, он был одним из руководителей Конгресса русских общин, организации, которая была направлена на сдерживание экстремистских эксцессов в стране».
Михалкина: «Как Вы можете охарактеризовать личность подсудимого Ивана Миронова?»
Батчиков: «Иван Миронов — человек с обостренным чувством справедливости, патриот, государственник, любит свою Родину».
Михалкина: «Чем он занимался в Конгрессе русских общин?»
Батчиков: «Он занимался оказанием помощи русским переселенцам и беженцам».
Адвокат Чепурная: «В адрес Чубайса Миронов высказывал какие-либо отрицательные характеристики?»
Батчиков: «При мне никогда. Более того, когда я 19 марта наблюдал веселого Чубайса, я потом спросил у Вани, как он расценивает это происшествие. Он ответил: я думаю, что это поджог рейхстага, чтобы начать войну против внутренних врагов».
Прокурор Каверин: «До 17 марта общались ли Вы с Мироновым по телефону?»
Батчиков: «Да».
Прокурор: «Назовите, пожалуйста, номер телефона».
Батчиков не оправдывает надежд государственного обвинителя: «Я его не знаю. У меня для этого есть секретариат».
Адвокат Чубайса Шугаев, которому так не нравилась политическая известность свидетеля: «Вы знали, чем занимался Миронов в период между встречами с Вами?»
Батчиков: «О чем-то знал, о чем-то нет. Ведь Вы же не знаете, чем занимается Ваша жена в период между встречами с Вами».
Шугаев неожиданно жалобно: «Не надо про жену», но свидетель и не собирался уделять много внимания шугаевской жене, он продолжал: «Миронов общался с Ивашовым, общался с Кара-Мурзой, общался с Клишиным. Он ездил по Центральному округу. Был, к примеру, в Ивановской области. Я просил его туда съездить…».
Шугаеву почему-то не нравится рассказ о занятиях Миронова и он перебивает свидетеля: «А говорил ли Вам Иван Миронов о своем знакомстве с Квачковым, Яшиным, Найденовым?»
Батчиков вспоминает: «Про Квачкова, наверное, говорил, когда я рассказывал ему про так удивившую меня реакцию Чубайса на покушение».
Шугаев и тут перебивает, не хочет слушать про веселого Чубайса: «Не говорил ли Вам Иван Миронов о роде занятий Квачкова?»
Батчиков равнодушно: «Нет, меня вообще не интересует Квачков».
Судья, понимая, что свидетель слишком много может рассказать о подсудимом Миронове хорошего, что никак не вписывается в рамки обвинительного заключения, подводит итог допросу: «Сергей Анатольевич, защитой выяснялся вопрос, когда Вы встречались с Мироновым, Вы назвали числа 20 или 21 марта. Имели ли место последующие встречи с Мироновым?»
Батчиков подтверждает: «Имели. Мы встречались и в Госдуме, и в Исполкоме Конгресса русских общин…».
Госдума и Миронов — это уж слишком! Пора немедленно закрывать заседание. И судья его по-хозяйски закрыла, как закрывают лавочку до следующего подвоза более выгодного товара.
Едкий осадок оставило в душе это судебное заседание. Смесь оскорбления и раздражения, которые непременно возникают от зрелища намеренного унижения и бессовестного издевательства над людьми, пришедшими свидетелями в суд, чтобы добиться справедливого рассмотрения дела, и вроде бы достойными всяческого уважения за то, что выполняют свой гражданский долг. Так нет же! их старательно, даже с каким-то наслаждением втаптывают в грязь, пытаются доказать, что они бессовестные лжецы, силятся опровергнуть ими сказанное любой ценой, даже путем извращения их слов. Все это творится под чутким руководством человека, которого в Российском правосудии положено почтительно именовать — Ваша честь! Это высокое обращение удержалось из всех, когда-то бытовавших в нашей истории. Ниспровергнуты и «Ваше величество», и «Ваше сиятельство», истлели и «Ваше превосходительство», и «Ваше высокоблагородие», осталась лишь одна — «Ваша честь». Да и та, по всей видимости, стремительно теряет свойства, достойные почитания.
СПЕЦИАЛИСТЫ УБЕЖДЕНЫ В ИМИТАЦИИ ПОКУШЕНИЯ (заседание сорок четвертое)
В следовательском ремесле есть свои поэты. Стремясь хоть как-то украсить трудную жизнь сыскаря, то и дело роющегося в мусоре и грязном исподнем, они ухитрились ввести в терминологию своей профессии музыкально-поэтическое слово «мотив», употребляя его весьма романтически в выражении «мотивы преступления». В деле о покушении на Чубайса мотив звучал как «Патетическая соната» Бетховена, революционно и бунтарски: подсудимым вменялось покушение на Чубайса «на базе экстремистских взглядов». Поэтому суду, хочешь не хочешь, приходится заниматься взглядами подсудимых, выяснять, экстремистские они или нет. Именно для этого защита пригласила свидетеля генерал-полковника Л. Г. Ивашова.
Как ни странно, прокурору Каверину, тому самому, который рьяно настаивал на экстремистских взглядах подсудимых, вовсе не глянулось обсуждать их в судебном заседании: «Никакими сведениями, относящимися к фактическим обстоятельствам дела, свидетель Ивашов не располагает». Адвокаты Чубайса так энергично дружно поддержали прокурора в неосведомленности генерала Ивашова, как будто эти достойные всяческих похвал юристы спешно окончили еще и краткосрочные курсы ясновидения и телепатии. Зал не ждал сюрпризов от судьи и несколько приуныл, уже не надеясь увидеть именитого генерала, не сходящего с газетных полос и телеэкранов блестящего аналитика вот так вживую выступающим перед публикой. Но чудо — оно ведь на то и чудо, что может быть сотворено даже в преисподней. Пантелеева постановила: «Допросить свидетеля Л. Г. Ивашова, так как суд не вправе отказать в допросе свидетелю, явившемуся в суд по инициативе стороны».
Когда Леонид Григорьевич Ивашов встал к трибуне перед присяжными заседателями, судья скороговоркой зачитала ему наставление о том, что обязан делать и что ни в коем разе не может делать свидетель. На судейскую преамбулу генерал Ивашов откликнулся неожиданно: «Я давал показания в Гаагском суде, так что некоторый опыт у меня есть». Обвинители несколько скукожились: если сравнение Московского областного суда с Гаагой окажется в пользу Гааги, выйдет большой международный скандал, который будет на руку врагам России. Поэтому Гаагский трибунал, Страсбургский суд и суд Московский областной должны были в данном заседании по делу о покушении на Чубайса ноздря в ноздрю маршировать в гордых шеренгах демократии и законности.
Адвокат Першин: «При каких обстоятельствах Вы познакомились с Владимиром Васильевичем Квачковым?»
Ивашов: «С Владимиром Васильевичем Квачковым мы познакомились накануне агрессии НАТО в Югославии. У меня по просьбе посла Югославии Милошевича проводилось совещание с российскими специалистами по спецоперациям. Это было весной 1999 года. Потом Квачков был приглашен в Военно-Державный союз России в качестве эксперта».
Першин: «Имел ли Квачков ненависть к Чубайсу?»
Ивашов: «Мы в Военно-Державном союзе занимались исследованием геополитики России. Персоналий мы не касались. Ни Гитлера, ни Чубайса не разбирали. Поэтому знать отношение Квачкова к Чубайсу я не могу».
Першин: «Имел ли Квачков какие-либо экстремистские взгляды?»
Ивашов удивляется: «Мы обсуждали с ним аналитику. Я назову состав Военно-Державного союза. Это мощная организация, в которую входили Российская организация сотрудников правоохранительных органов, военные, общественные движения, политические партии, ассоциации ветеранов контртеррористических организаций «Альфа», «Вымпел»… Это не заговорщеская организация».
Першин: «Состоял ли Квачков в каких-либо экстремистских военных организациях?»
Ивашов: «Я знаю, что он состоял в Центре военно-стратегических исследований Генерального Штаба. Других организаций, в которых он состоял, я не знаю».
Адвокат Михалкина: «Когда Вы познакомились с Мироновым Иваном Борисовичем?»
Ивашов: «Мы познакомились с ним в 2002 году на региональной студенческой конференции в Костроме. Вместе со мной были тогда Борислав Милошевич и Сергей Кара-Мурза. Иван Миронов вел часть конференции и мы с ним там познакомились. Он запомнился мне тогда своими патриотическими взглядами».
Михалкина: «После 2002 года Вы с Иваном Мироновым общались?»
Ивашов: «Общались. Он просил меня быть научным руководителем его диссертации о продаже Аляски. И мы дискутировали с ним, так как взгляды наши на эту проблему отчасти расходились. И еще мы встречались, когда он был помощником С. Ю. Глазьева, а я участвовал в конференции, которую они проводили».
Михалкина: «А после 17 марта 2005 года Вы с Иваном Мироновым общались?»
Ивашов: «Общался по тем же вопросам».
Михалкина: «При Вас Иван Миронов какие-либо экстремистские взгляды по отношению к Чубайсу высказывал?»
Ивашов: «Иван Миронов — исследователь и тема его исследования — продажа Аляски Россией Соединенным Штатам. Чубайс в этой продаже не участвовал. Во-вторых, Чубайс — это категория, равная Гитлеру, и у нас эта фамилия не в ходу».
Подсудимый Миронов: «Леонид Григорьевич, Вы меня после объявления в розыск отца предупреждали о возможных провокациях в отношении…».
Судья Пантелеева моментально стряхивает с себя лоск Гаагской демократии, без всяких объяснений снимая не до конца прозвучавший вопрос. Миронов пытается возражать, но слышит в ответ горделиво барственное: «Все жалобы на меня в письменном виде подавайте в Верховный суд Российской Федерации!»
Миронов никуда не хочет жаловаться, он хочет лишь задать вопрос: «О каких провокациях против меня и моей семьи Вы предупреждали меня в конце 2004 года?»
Но судья предпочитает подобным вопросам жалобы подсудимых в Верховный суд. Вопрос снова снят.
Прокурор Каверин: «Вам известна последняя занимаемая должность Квачкова?»
Ивашов: «Я знаю, что он был командиром бригады спецназа ГРУ, потом офицером Генерального штаба. Ко мне его направлял Ге