Легкость и радость испарились. Стало зябко. Речная вода вместе с пылью забрала и тепло. Как наползал на голое тело озноб, так душу медленно затягивал стыд. Он нахально забил восторг, выжег веселье. Не осталось и следа от тех радостных эмоций, с которыми Мишка уходила с поляны.
Как она могла забыть о своей миссии? Неужели она пожертвует сиюминутным развлечением ради большой цели? Нет. Сначала надо разобраться с делом, а потом она будет иметь полное право бегать и играть, сколько ей захочется. Не отвлекаться, не сбиваться. А то расслабилась. Смеялась вместе с одним из врагов! Даже потрогать его захотела! Что это на нее нашло?
Когда могла, она старалась избегать мужских прикосновений. Они почти всегда приносили ей только боль и грязь. Охранники, тюремщики, работорговцы… Все одинаковые. И местные мужчины не исключение. Не должны быть исключением. Она не дура. Прекрасно знает, какие мысли в голове у этого Микана. У него в глазах все написано было. Да, в его лице не было конкретного намерения, или сальности, или явной похоти. Но это ничего не меняет. Одно только удивляло – собственная на него реакция. «Ну ты даешь, Мишка… Одно ласковое слово, один ласковый жест и ты расслабилась». Медведица сплюнула в сердцах и выругалась. С каких пор она стала звать себя «Мишкой»?! Ей нужно собраться и сосредоточиться на задании. Не отвлекаться, не сбиваться.
Она встала с камня и напялила на себя грязную уже одежду. Нужно будет сегодня выстирать. Мишка сбегала быстро в домик и вернулась к реке. Она яростно натирала куском мыла серую ткань. Быстро светлели травяные пятна на коленях. Мыльная пена браво уничтожала следы недавнего баловства. Медведица закусила губу. Вот так, еще немного, и будет чисто. Словно ничего и не было. Так правильно.
Она бы сейчас ни за что не призналась даже самой себе в том, что если бы ей снова представилась возможность выбора принимать ли тот шуточный вызов, она бы вышла на бой с охотником.
Яра прибежала в домик. Хлопнула об косяк несчастная дверь. Девушка прошла к окну и оперлась руками об обеденный стол. Пейзаж за окном расплывался перед глазами. Яра стиснула зубы. По щекам покатились первые слезинки. Не смогла удержать. Все силы ушли на то, чтоб хоть чуть-чуть унять дрожь в руках и сдержать всхлипы, судорожно рвущиеся из груди.
К реке она не пошла. Не хотелось снова видеть соперницу. Ну почему он так на нее смотрит? Что в ней такого особенного? Яра столько лет его ждала. Надеялась.
Микану было семнадцать лет, когда в деревню привезли осиротевших найденышей Яру и Айгира. Ей было три года. Он всегда был рядом. Стал им с братом лучшим другом и помощником.
Микан был старше Айгира на четыре года и казался Яре колоссом, опорой. Таким серьезным и сильным. Не чета ее братцу, обладавшему вздорным и взрывным характером. Айгир, конечно, заботился о ней насколько мог в свои тринадцать лет, но иногда доводил Яру до белого каления. Насколько сильно Яра любила брата, настолько же сильно ей иногда хотелось его пристукнуть. Сколько раз Микан утешал ее после их ссор? Не сосчитать. Девочка смотрела на него, как на божество. Как на лучшего.
Да ведь он и есть лучший! Добрый и сильный. Яра нежилась от его улыбки, как котенок под лучиками солнца. Впитывала его ласку, теплоту.
Девушка росла. А вместе с ней росли и ее чувства. Хотелось все большего. Хотелось заботиться о нем. Хотелось быть с ним всегда. Яра знала его лучше многих в деревне. Что он любит есть, какие шнурки для волос ему больше нравятся. Какую кожу для нового ремня он выберет…
И она ждала. Надеялась, что когда вырастет, все изменится.
Каждый раз, когда охотники спускались в Великую Долину, девочка боялась, что Микан вернется оттуда не один. Боялась, что какая-нибудь местная вертихвостка заявит на него права. И каждый раз, когда видела его возвращающимся в одиночестве, сердце словно отпускали невидимые тиски. Микан всегда радовался выбегающей навстречу девочке.
Она не навязывала ему свои чувства. Не прилипала к нему, не заискивала. Яра знала, что охотники не берут себе жен из женщин своего племени. Деревня небольшая, и кровосмешение им было не нужно. Но ведь по-настоящему-то Яра и Айгир не из местных. Значит, на нее это правило не действует.
И Яра снова ждала. Заглядывала с надеждой в глаза Микану, стараясь поймать ответный теплый взгляд. Она уже достигла возраста, когда могла создать семью, и ожидание стало особенно томительным.
А сейчас в памяти Яры одна за одной всплывали сцены сегодняшнего происшествия на учебной поляне.
Девушка порывисто оттолкнулась от стола и пошла в спальню. Забралась с ногами на кровать. Спрятав в складках юбки заледеневшие ладошки, вытерла о собственное плечо слезинку со щеки. И тут же вспомнила, как Микан сегодня на поляне отер щеку этой ободранной выдре.
Слезы с новой силой полились из глаз.
Ну какая издевка судьбы привела в горы эту Медведицу? А теперь еще она будет есть с Ярой за одним столом, спать в одной с ней комнате.
Затуманенный отчаянием взгляд остановился на кровати, приготовленной для чужачки. До тошноты аккуратно застеленную постель венчала подушка в белоснежной наволочке. Словно завиток крема на кусочке торта.
Яра вскочила. В два шага преодолела комнату и со всего размаха впечатала кулачок в пышный белоснежный бок. Подушка издала короткое жалостливое «Пф!», и завиток крема опал. Круглая вмятина от кулака теперь красовалась ровно в центре. Яра занесла руку снова и ударила еще раз. Она вколачивала кулаки в подушку, словно это лицо соперницы сейчас перед ней. «Вот тебе! Вот!», – раздавались в унисон с ударами всхлипы. Сползло на пол покрывало, сбилось одеяло. Матрас съехал, обнажив доски основы, а Яра все продолжала вымещать на несчастных постельных принадлежностях свои страх и ревность.
На улице почти стемнело. Яра почти не видела, куда ступает. Домой идти не хотелось. Деревня приветствовала наступающую ночь уютным светом в окошках. Яра бродила вдоль крайних домов, стараясь не смотреть на окно собственного дома. Ее уютное гнездышко превратилось в клетку, в которой никак не удавалось ужиться двум пичужкам.
Девушка втянула голову в плечи и нахохлилась. Уснуть сегодня, наверное, не удастся. Глаза казались невероятно сухими после недавних слез. Немного побаливала голова.
Растревоженным зверем ворочалась в душе совесть. Не сдержала порыв. Словно сила какая-то посторонняя заставила Яру взять с кухни баночку сушеной магроны. Сегодня чужачка спать тоже не сможет. Не после того, как Яра натерла ее постель светло-серым порошком.
Ну и поделом.
Не стыдно.
И уж тем более не жалко ничуточки.
Найрани не одобрила бы. Она слишком добрая. Яра на нее не похожа. Да и не случится ничего страшного с этой чужачкой. Действие магроны не смертельно. И потом последствий не останется. Ничего, пусть помучается немного.
Девушка наконец решилась зайти в дом. В кухне еще горел свет. На стуле висела мокрая одежда Медведицы. «Постирала». На пол под стулом натекла с мокрых рукавов небольшая лужица. Яра сдернула со спинки влажную тунику и штаны. Открылась створка окна, и объекты праведного гнева рачительной хозяйки полетели за окно, шлепнувшись аккурат в прямоугольном светлом пятне. В спальне тишина. Интересно, как быстро подействует трава? А, плевать! Яра почти сдернула с себя платье и забралась в свою постель.
Медведица проснулась от странного ощущения. Что-то мешалось. Царапало кожу. Словно хлебные крошки в постели. Мишка встала с кровати и попыталась смести с простыни пресловутые крошки. Не помогло. Ощущение крошек на коже постепенно переросло в зуд. Мишка ворочалась в постели, расчесывая собственные шею, руки и ноги.
Спустя час зуд стал нестерпимым. Тело горело огнем. Нарастало желание содрать с себя кожу. Медведица вскочила с кровати и бросилась на улицу. Ночной воздух почти не ощущался прохладным на воспаленной коже. Одуревая от адского зуда и жжения, Мишка метнулась к реке. Еще не добежав, на ходу сбросила с себя одежду и врезалась в ледяную воду. Холод выбил воздух из легких. Мишка окунулась с головой. Выпрыгнула из воды отплевываясь и хватая ртом воздух. И терла… терла… терла… Шею, локти, затылок, колени, щиколотки…
Медведица просидела возле реки до рассвета. Вода приносила облегчение ненадолго. Ровно пока она сидела в реке. Стоило выйти на берег, и зуд и жжение возвращались очень быстро. Пальцы на ногах и на руках окоченели от холода, но Мишка не могла уйти с реки, потому что стоило только вернуться чувствительности, как возвращался и этот кошмар. Превращение в зверя не помогало. Зуд не собирался уступать.
А на рассвете она постучала в дом к Найрани и Айгиру. За дверью послышались шаги, и в приоткрытую дверь выглянула лохматая еще ото сна голова Айгира. Он почесал затылок и зевнул.
– Привет. А ты чего здесь? – его взгляд скользнул по ней, ошарашенно оглядывая покрасневшую кожу. – Ого!
– Есть ли в деревне знахарь или лекарь?
– Найрани!!! – позвал Айгир, обернувшись вглубь дома, а после кивнул Медведице. – Входи!
Медведица прошла в кухню. Навстречу ей из спальни вышла хозяйка, на ходу запахивая халатик.
– Ничего себе… – Найрани осматривала воспаленную кожу Мишки. Все неприкрытые места теперь были покрыты красными пятнами. Кожа на них начала отслаиваться. – Айгир, приведи Улу, пожалуйста!
Айгир ушел за подмогой, а Найрани тем временем завела Мишку в спальню.
– На ожоги не похоже, – Найрани осматривала ладони несчастной. – Ты никакие травки не срывала? Не ела?
– Нет.
– А что-то другое? Может, грибы или ягоды?
– Нет.
– А на склоны горные не ходила за реку? Там трава ядовитая растет. Может, полежала в ней, не зная?
– Нет. Я только к реке ходила. Ну, и к поляне, где тренировка шла.
– А насекомые тебя не кусали?
– Нет.
– Хм… Странно… А под одеждой тоже так? Сними рубашку.
– Нет, только руки и ноги. И шея немного, – сказала Медведица, стягивая рубашку.
В самом деле, на животе, груди и на спине пятен не было. Сильнее всего пострадали бедра и руки. На шее пятна были в основном сзади.