Айгир тем временем уже забрался в лодку, и теперь над краем борта выглядывала его мокрая голова. Он помог им выбраться из воды.
Тело все еще сотрясала мелкая дрожь. Медведица сидела на скамейке и смотрела на широкую спину Микана, по которой сейчас стекали струйки воды с волос. Проклятый охотник! Он вынудил ее завизжать. Он выбросил ее за борт, а она не сопротивлялась. Почему ей в голову не пришло побороться с ним? Ведь могла бы отмахаться. Или бы перевернула лодку. Они все равно бы оказались в воде, но не так. Не в его руках. А потом она хваталась за него, ища помощи. Мишка никогда ни у кого не просила помощи или пощады. Ни словом, ни жестом. А тут прилипла к нему по собственной воле и молила про себя, чтоб не отпустил. Если бы голос не сковало от страха, она бы умоляла его вслух? Какой ужас!!!
Охотник завел руку себе за шею и стянул мокрые волосы себе на плечо. Чуть склонилась на бок мощная шея и торс, вздулись буграми мышцы на плечах и руках. Микан скрутил волосы в жгут и отжал. О днище лодки застучали капли воды. Он надел рубаху, и та тут же прилипла к мокрой коже.
– А Мишка-то, похоже, в шоке, – указал на нее Айгир и отжал низ своей рубахи прямо на себе. – Ты как?
– Я в порядке, – бесцветным голосом сказала Медведица.
– Я так и подумал, – усмехнулся Айгир. Мишка пропустила ехидное замечание мимо ушей.
– Давайте собираться домой, – сказал Микан, зашнуровывая брюки. Мишка молча кивнула. Мужчины быстро смотали снасти, и Айгир снова сел на весла.
Они шагали молча. Мишка пристроилась сбоку от Айгира, стараясь не смотреть на Микана. Она ощущала его присутствие всей кожей. Как тогда в лодке, когда они рассматривали друг друга. Теперь даже смотреть на него не требовалось, чтоб почувствовать как он тянется к ней, его желание, его теплоту и силу. Удивительно. Как кто-то может погладить, приласкать, не прикасаясь руками. Одним взглядом.
Тариэль тоже часто рассматривал ее, шарил по ее телу масляным взглядом. Как и многие другие мужчины. Обычно после такого рассматривания хотелось встряхнуться, сбросить с себя липкие взгляды или забраться в ванну. Когда на нее смотрел Микан, ей хотелось искупаться в этом взгляде, окунуться, завернуться в него, как в одеяло, обогреться. А сегодня ей впервые захотелось подарить тепло в ответ.
Айгир тоже смотрел на нее без похоти. С иронией, с весельем, с беззлобной насмешкой, с теплотой даже иногда. Но не так. Без вот такого напряжения.
В голове у Мишки мелькнула шальная мысль. А что, если поддаться? Может, удовлетворив желание, она сможет успокоиться и вернуться в нормальное состояние? Приблизиться к Микану? Отпустить себя и окунуться в эту расплавленную нежность и страсть в его глазах. Насытиться. Почувствовать, какого это, когда с тобой вот так… Это как пробраться в чужую сокровищницу. На миг подержать в руках что-то ценное, прежде чем тебя разорвут сторожевые псы.
Нет. Нельзя. Если она подпустит Микана к себе ближе, чем сейчас, это станет для нее погибелью. Это сломает все. Вдруг она уже не сможет завершить свое задание? Как она сможет убить того, кто окажется перед ней полностью беззащитен? Она, конечно, не имеет опыта в нормальных взаимоотношениях между людьми, но ей хватает ума понять, что именно он ей предлагает. Себя, свою жизнь… Жизнь здесь. Она окажется полным ничтожеством, если сначала примет этот дар, а затем уничтожит дарящего. Поэтому лучше оставить все, как есть. Не влипать. Не поддаваться. Держаться на расстоянии и надеяться, что вдруг когда-нибудь потом, когда закончится вся эта история, ей снова выпадет такой шанс.
Мишка горько усмехнулась про себя. Не выпадет. Не с ее везением.
Микан пытался заговорить с ней дважды по пути в деревню. Она буркнула что-то невнятное в ответ. Он чувствовал, что она отдаляется. Она уже закрыла дверь на засов, заколотила смотровое окошечко и теперь старательно закладывает дверной проем к нему кирпичами, аккуратно ровняя кладку. А ведь недавно в лодке все было иначе. Она откликнулась, потянулась навстречу. Вполне сознательно, как ему показалось. Это было волшебно! А сейчас Микан почти видел, как она положила последний кирпичик в свою перегородку и отвернулась.
Он улыбнулся. Даже если она выстроит стену до небес, соорудит забор вокруг себя и утыкает его кольями, от самой себя она все равно не скроется. От себя не отгородишься. И он не позволит ей закрыться снова. Он будет стоять рядом на расстоянии вытянутой руки. И он верил, что она не решится сказать ему «нет». Он – создатель щита, один из сильнейших мастеров по работе с энергиями в клане. Он знает о преградах если не все, то очень многое. Что ему какая-то жалкая кривая перегородка. Ему даже ломать ее не потребуется. Теперь он в это верил. После того, что было в лодке.
Микан прямо на ходу глубоко вздохнул и положил воображаемую улыбку на центр своей ладони. Она согрела руку и отозвалась теплом в груди. Просто улыбка – золотой лучик света. Частичка души, частичка любви. Микан мысленно протянул руку туда, где за глухой стенкой спряталась Мишка, и просто погладил ее по спине.
Медведица вздрогнула и обернулась. Что за странное ощущение тепла между лопатками? Прикосновение. Легкое, солнечное. Оно сплелось золотыми нитями с чем-то в ее груди, рождая похожее ощущение в собственном теле. Это прикосновение она узнает, наверное, всегда. Стало вдруг до боли хорошо. Не получится у нее отгородиться. Не от него…
С момента, как ее впустили в деревню, прошла всего неделя. Каких-то семь дней. Для кого-то ничто, а для нее – словно попасть в другую жизнь. В другую реальность. И эта реальность нравилась ей больше, чем ее собственная. Здесь жили широко и спокойно, любили, растили детей, радовались простым вещам, наслаждались теплым общением и старательно трудились. Именно этот простой деревенский быт и постигала Мишка последние два дня.
Ула познакомила ее с другими женщинами деревни. В их компании Медведица терпеливо корпела над шитьем, заготовкой грибов и ягод и прочими чисто-женскими занятиями. Ей довелось посидеть за прялкой. Хоть бы ее больше не заставляли прясть! Ножная прялка ее, конечно, впечатлила. Хитрое устройство. Но монотонное наматывание свежеспряденной нити на вьюшку прялки нагоняло тоску.
У женщин все это получалось ловко и быстро. Ниточка вилась тонкая и ровная. Мастерицы перецепляли ниточку от колышка к колышку, равномерно заполняя бобины готовой пряжей. Женщины еще умудрялись за работой петь песни и переговариваться.
У Мишки нить рвалась, время от времени путалась. Пряжа прялась медленно и неровно. А раскручивание махового колеса вообще казалось ювелирной работой. Это же надо так согласовать движения рук и ноги, нажимающей на педаль маховика! Она, конечно, научилась бы, если побольше практиковаться. Просто из упрямства. Но не к душе занятие.
Чистить и резать грибы для просушки было проще. И инструмент попривычнее – нож. Эта работа у Мишки спорилась. Аккуратно отрезать шляпку и покромсать ее пластиками – что может быть проще? Перебирать ягоды оказалось менее привлекательно, но тут получалось иногда сунуть в рот парочку ароматно пахнущих красных кругляшек.
Женская работа показалась Мишке вся сплошь монотонной, мелкой и нудной. Но даже ковыряние в крупе доставляло какое-то необычное удовлетворение. Часто женщины работали, собираясь небольшими группками. Эти сборы отличались неким особым уютом. Каждому находился уголок. Каждый вносил свою малую частичку, и получалось общее большое дело. Если бы еще пару месяцев назад кто-то сказал бы Мишке, что она будет терпеливо щипать пух или чесать кудель, она бы рассмеялась ему в лицо. А сейчас в этом глупом, на первый взгляд, занятии виделось особое таинство. И да, Мишка могла бы делать такую работу и дальше.
Мужские занятия привлекали ее несколько больше. Она с удовольствием училась охотиться. Да и топором махать было привычнее. Стучать молотом по наковальне ей тоже понравилось, хоть тяжело и жарко. Но кузнец выгнал ее из кузни. Нечего женщине там делать! Мишка с сожалением вернула щипцы и молот хозяину и, бросив тоскливый взгляд на наковальню, оставила кузнеца в покое.
А вот кожевенное дело Медведицу просто потрясло. Глядя, как седовласый мастер ловко выбивает на коже замысловатый узор, Мишка поняла, что вот этим ремеслом она бы с удовольствием занялась. В мастерской на вешалках и крюках висели готовые ремни и пояса, сбруя и упряжь для ящеров, кожаные ножны, какие-то неведомые явно женские штучки… И запах выделанной кожи ей нравился, хоть и напоминал немного о хозяине Вегране. Кожевенник похихикал над восхищенным лицом Мишки и подарил ей пояс из темно-коричневой кожи. Вдоль всей длины пояса шло красивое тиснение с изображением медвежьего силуэта. Мишка дар речи потеряла от восторга. А серебристый от седины мастер подмигнул ей и сказал, что у него есть одно место для нового ученика. Ула смогла вытащить ее из мастерской только поздним вечером.
«Хорошая она все-таки, эта Ула», – решила для себя Мишка. Заботливая, ласковая. Жаль, что у такой теплой женщины так и не было своих детей. Уле хватало любви на всех: на звонкого и суетливого Яридана, на своенравную и непоседливую Яру, на мужа и приемную дочь Найрани и даже на Мишку, которая, сама того не замечая, интуитивно льнула к ней.
Микан мелькал перед ее глазами постоянно. Помогал Кириану складывать поленницу. А потом они чинили покосившиеся перила на крылечке. Затем коптили рыбу. Поблизости от Микана неизменно крутилась Яра. Это злило. Вынуждало почему-то раз за разом отыскивать взглядом рослую фигуру охотника.
Где-то на задворках разума мелькнула мысль, что если Яра будет и дальше прилипать к Микану так же настойчиво, будет трудно выполнить это проклятое задание. Но эта мысль почему-то быстро потонула в умиротворении, которое постепенно заполняло душу. Думать о задании совсем не хотелось. Не сейчас. Не сегодня, когда светит такое теплое солнце, когда оконная рама раскрашивает пол домика золотыми яркими четырехугольниками, когда в кухне витает такой уютный аромат свежей выпечки, а на подносе накрытые полотенцем остывают пузатые румяные пирожки с лесной земляникой.