Ей хотелось высказаться. Бросить им в лицо, что они напрасно кудахчут. Обозвать их беспечными наседками. А потом вывалить им ужасную правду о себе и о том, кто подбирается к их милому безоблачному раю. Выкрикнуть, что монстр из недавнего рассказа Найрани жив и находится на расстоянии дня пути. Бросить камень в эту дружную пчелиную семейку.
Но ведь они не виноваты. И не заслуживают грубости за свои мечты. Хотят как лучше и желают ей добра. Непривычно и странно. Мишка выдохнула. Злость и обида улеглись так же внезапно, как и взметнулись.
Тариэль тоже желал ей добра… По-своему. Прибывало добро у Тариэля, значит, перепадало добра и ей. Эти женщины желали ей добра просто так. От души. Только ей-то самой куда деваться со своей правдой?
Мысли и чувства снова вышли из-под контроля. Стыд, грусть и боль слились в один котел, в котором варился невкусный суп под названием «Сожаление».
Она почувствовала себя лучше только на улице. Из дома ее увела Найрани. Свежий воздух остудил немного разгоряченную Медведицу. Осели постепенно взбаламученные эмоции. Две молодые женщины сидели рядом на камне и слушали песню реки.
– Ты знаешь, я ведь тоже очень люблю это место, – нарушила тишину Найрани.
– М-м-м… – протянула Мишка.
– Вот сидишь на камне, а река петляет между валунами, огибает тебя и несется дальше. И кажется, что она способна унести все тяжелые мысли и всю боль, которую ты готова отпустить. Надо только решиться отдать.
Медведица согласно молчала. Найрани озвучивала ее собственные ощущения.
– Тебе тяжело выносить все эти разговоры о семье?
Мишка насупилась и смотрела в воду.
– Тяжело. Я понимаю, – продолжила Найрани. – Но тогда зачем ты приходишь на такие собрания? Тебя же никто не тянет туда.
– Я не знаю, – устало выдохнула Мишка. – Я уже не могу без них. Я всегда была одиночкой. Там, откуда я пришла, все одиночки. Но эти женщины… Они такие теплые. И они вместе… Я бы, наверное, тоже хотела быть вместе с кем-то.
Последняя фраза отозвалась теплом в груди.
– А что тебе мешает? Будь вместе с нами. Твое прошлое осталось позади.
– Мы иногда и представить себе не можем, как близко к нам остается наше прошлое, – Медведица пристально посмотрела в лицо Найрани.
– Тебе непросто пришлось. Но, может, стоит попытаться?
Мишка прикусила себе язык. Найрани не поняла. Не заметила. Или, может, посчитала слова относящимися только к Мишке. А, может, рассказать ей? А что дальше? Погибнуть самой? Это будет бессмысленной жертвой. Даже она сама не знает точно, где стоит армия. А отряд из вооруженных охотников, рыскающих по лесу не останется не замеченным разведчиками хозяина Веграна. Они поймут, что Медведица раскрыта, и Мелифор ее убьет. Хозяин Вегран все равно не оставит попыток пробраться сюда. Она не знала, как поступить. Может, в самом деле, приблизить к себе Микана? Если не убить его, так, может, заручиться его поддержкой. Потянуть время. А там, может, и план какой-нибудь созреет, как выпутаться из этой ситуации малой кровью. «Хитрая ты, Мишка… Хочешь и рыбку съесть, и сковородку не помыть? Так не удастся!» А вдруг!
– Найрани, а как понравиться мужчине? Я имею ввиду… Что надо делать, чтоб понравиться по-настоящему, а не на одну ночь?
Найрани просияла.
Праздник был в самом разгаре. Жареное на углях мясо истекало соками и источало восхитительный аромат. Уютно потрескивали свежеподброшенные в костер дрова. Жители деревни делились друг с другом лакомствами, разливали вино и наливку. А во главе празднества сидели молодые муж и жена. Немного смущенные и абсолютно счастливые. Произнесены поздравительные речи молодым, выпито вино из ритуальных кубков. Жених и невеста обменялись брачными клятвами и кольцами.
Удивительный все-таки ритуал. Вроде бы простые слова. Не заклинание, не заговор. Но от того, что они произносились искренне и от души, в них верилось. Они вплетались в пространство вокруг, ошеломляя Мишку своей правильностью и силой.
Оттого собственное решение приблизиться к Микану казалось здесь абсурдным. Он поймет, что она лжет. А на простую похоть он не купится. Не такие они, эти охотники. Если вот так чувствуется сила искренней клятвы, то ее лживые попытки изобразить готовность завести семью никого не обманут.
Ну, а вдруг. До сих пор же ее не раскрыли. Она должна будет очень постараться.
А что потом? Что будет после, если ей удастся сблизиться с охотником? Она даже примерно не знала. Она привыкла быть уверенной в том, что делает. В боях на арене она знала свою цель. Она была проста и понятна: убить соперника, при этом выжить и уцелеть самой. Здесь же в ее первоначальную цель обрести свободу вплелось желание уберечь деревню. Это сильно усложняло все. Но ее старые установки здесь больше не работают. Она слишком изменилась и вместе с тем запуталась.
Ей все-таки придется чем-то жертвовать. Либо придерживаться старого плана, совратить, отвлечь Микана и заманить его в ловушку. Позволить хозяину Веграну разорить деревню и научиться с этим жить, получив свою свободу. Либо как-то попытаться обмануть Мелифора с помощью Микана и рисковать, что афера раскроется, и тогда ее просто убьют.
Либо ее раньше убьют охотники за обман и за проникновение в деревню, и за шпионство. Если Микан узнает все слишком рано, он несомненно тут же выдаст ее Главе. Ее осудят и казнят.
Значит нужно постараться.
С чего начать? Что делать? Она не куртизанка и не девушка из дома удовольствий. Никогда она не стремилась и не пыталась нравиться мужчинам. Наоборот. Делала все, чтоб быть для них незаметной или непривлекательной. Но из-за побед и репутации, которую создал для нее Тариэль, многие мужчины воспринимали само ее существование как вызов. И их не смущала ее маленькая грудь и абсолютно не женственные манеры.
Она смотрелась в зеркало и понимала, насколько она отличается внешне и поведением от служанок «Круга». Они – кроткие, нежные, послушные, изящно одетые в длинные полупрозрачные юбки. Она – тощая, стриженная почти налысо, в вечных штанах и мужской тунике – мальчик подросток, только без члена. Но и такая она каким-то образом привлекала тех мужчин, с которыми ей приходилось уживаться, тренироваться и драться.
Кто их разберет, этих мужиков, что им нравится? Они с одинаковым удовольствием улюлюкали вслед миловидным служанкам и пускали слюни, глядя на Медведицу с боевым топориком в руках. А некоторые из них с удовольствием трогали друг друга. Этого она не понимала. Да, лучше за всю жизнь не иметь ни с кем сношений, чем трогать такое же, как и твое собственное, тело.
Микан сидел у костра чуть поодаль от Мишки и наблюдал за танцующими парами. Иногда он посматривал в ее сторону. А все потому, что он уже подходил к ней и пытался вывести ее потанцевать. Отказалась. Струсила. Дура! Дура! Дура!
Надо было наступить на горло собственной неуверенности и выйти. Ну, не умеет она, подумаешь… Драться когда-то тоже не умела. И ничего, научилась. Сидя в одиночестве на коврике уж точно к своей цели не приблизишься. А могла бы уже сидеть рядом с ним.
Здесь, на празднике, наверное, было бы проще начать. Охотник расслаблен и благодушно настроен, как и все здесь. Всеобщее влюбленно-разнеженное настроение тоже бы сыграло ей на руку.
Но нет! Мишка впервые в жизни по-настоящему струсила! И чего испугалась? Не телесного контакта, уж точно. Их у нее было достаточно. Этот будет уж всяко не хуже предыдущих. По крайней мере, ее к этому охотнику действительно влечет.
Она испугалась себя. Потому что в этой каше собственных мыслей и чувств, не могла ничего разобрать точно. Не понимала, какие из этих чувств правильные, а какие нет. Не знала, чего ждать от самой себя. Если не знать своих сил, ввязываться в бой очень страшно. А бой ей предстоял очень напряженный.
Медведица собиралась с духом. Уговаривала себя пойти к нему. Сейчас! Нет, вот сейчас! И каждый раз откладывала решение. И злилась на себя еще больше. Кусала ногти и сверлила взглядом сидящего в одиночестве Микана. Давно остыл на тарелке поджаристый кусок мяса. Есть не хотелось. Зато ягодная наливка уже в который раз исчезла из ее кружки с поразительной быстротой.
«Просто будь сама собой». Так посоветовала ей Найрани вчера вечером. Дурацкий совет. Какой собой? Она та, кто пришел сюда убивать и обманывать. Она убийца и рабыня. Как ей быть собой? Ему точно не может понравиться такая. И потому Медведица продолжала ерзать на своем коврике, шарить беспокойным взглядом по лицу охотника и глотать наливку.
Поднялась к губам рука с кружкой. Глоток. Приподнялся и опустился кадык на мужском горле. Свободная рука утерла рубиновую каплю с губ. Неуловимо изменилась поза. Сейчас он повернется к ней. Мишка поспешно уткнулась в свою тарелку. Несколько мгновений она чувствовала на себе его взгляд. Покрылась испариной спина под тонкой туникой. Не смотреть в ответ! Спокойно! И тут же выругала себя. Почему не смотреть-то? Смотреть как раз и надо! Ответить ему. Перестать, наконец, его избегать. Но к шее словно привязали огромный камень. Поднять голову не было сил. Давай же, трусиха! Мишка медленно подняла взгляд, но Микан уже смотрел в другую сторону. Она чувствовала, как его настроение портилось. Не мудрено! Мужчины, как она заметила, вообще тяжело переносят отказы. И тогда ей придется иметь дело уже с колючим и обиженным мужчиной. Она не знала, что делать-то со спокойным и веселым. А как соблазнять рассерженного? Это вообще казалось невозможным.
Они обменивались взглядами впустую. Перебрасывались ими, как мячиками, каждый раз пропуская бросок друг друга. Вернее, когда он пытался поймать взгляд, она намеренно бросала его мимо. А стоило ему отвернуться, как снова начинал ощущать, что она смотрит.
Ее нервозное состояние передавалось и ему. Хотелось передернуть плечами и почесать подбородок. Это не казалось кокетством или заигрыванием с ее стороны. Не ощущалось как таковое. Она смотрела напряженно, жадно и неуверенно. Скорее, это было как выслеживание. Смешно, но он вдруг почувствовал себя дичью неумелого охотника – молодого зверя, замахнувшегося на добычу, способную поймать самого неумеху.