Вот именно возле войска она была нужна. Но туда не хотелось. Слишком больно. Грязно.
Она сунулась туда в один из первых дней. Зачем? Она сама толком не знала. Увидеть того, кто был ее мужем и кто бросил ее медленно и мучительно умирать одну в лесу. Надеялась уловить хоть малую толику сожаления или раскаяния. И, что уж там говорить, хоть каплю любви к той себе…
Не вышло. Она нашла только страх и злобу.
А Тим… Он переживал за нее. Искренне. Она чувствовала. Она видела. Его скорбь по ней. Его негодование на ее мужа. Он пошел на риск ради нее, сцепившись с тем солдатом, и собирался рисковать дальше, отправляясь на ее поиски. А ведь он ранен. Ему больно. И это вышло из-за нее. Если бы она не имела глупость заблудиться тогда, Тим бы не пострадал. Но тогда он тух бы в той помойной бочке человеческих и не только чувств, которую привез сюда Вегран.
Она помогла. Отводить глаза людям и перерабатывать негожее для таких, как она, – это плевое дело. Это ее наказание – подчищать за людьми их эмоциональный мусор, который они так бездумно разбрасывают в пространстве. Это место, эти горы должны оставаться чистыми.
– Карими! – ее вызвали. Она вздохнула и перенеслась на зов.
Логово встретило Карими полумраком и сыростью. Свод огромной пещеры смыкался высоко над головой. В стенах пещеры, словно в гигантском улье, были выдолблены соты с запечатанными в них телами. Где-то среди них лежало истерзанное и разбитое, но все еще живое тело Карими.
Посреди пещеры около длинного стола копошилась старуха. Ее длинные седые волосы почти подметали кончиками пол пещеры. Рукава простого светлого балахона открывали узловатые пальцы с желтыми ногтями. Концы кожаного пояса старухи были украшены двумя колокольчиками, которые позвякивали при каждом движении.
Эта старуха – ее тюремщик, освободитель и спаситель в одном морщинистом лице.
– Зовущая, – Карими опустила голову в приветственном жесте.
– Оставь эти человеческие замашки, – буркнула старуха. – Лучше расскажи, зачем к людям полезла.
– Я…
– Твоя задача – чистить пространство. Находишь сгустки чувств – ровняешь. Ты – Ак-Тау – одна из хранителей Южных гор. Тебе выпала огромная честь послужить этому месту. Невероятная милость для такой жалкой трусихи.
– Я не трусиха! В чем моя трусость?
– Да? А кто думал: «Ой, меня не любят! Ой, меня бросили в горах! Ой, я так боюсь попытаться выжить, и поэтому сигану-ка я с горы!» Ты больше не человек. Человеческой жизнью надо было жить, когда ты была живая. Чего тебе не жилось человеком?
– Мне было плохо. Для меня жизнь рухнула!
– Да мне плевать, что там у тебя рухнуло… Пусть хоть в труху рассыплется и с Ничем сравняется. Посмела осквернить самоубийством это место, будь добра – искупи.
Карими замолчала. Начать рассказывать о своей жизни человеком? Не поймет. И слушать не станет. А объяснить хотелось. Оправдаться. Доказать, что у нее были причины так поступить. Закончить мучения. Закончить то, смысла в чем уже не видела.
– Ты хотела перестать быть человеком, ты это получила. Вы, человечишки, никогда не цените то, что имеете, – старуха нервно листала какую-то книгу. – Подбираешь вас, учишь вас, даешь вам невиданную силу и свободу. А в ответ получаешь неспособность запомнить простые правила: береги горы и не вмешивайся в судьбы людей.
– Ты учила меня всего три дня.
– Целых три дня! Цени!
– Моя «свобода» больше похожа на каторгу!
– Ты еще каторги не видела… И зачем тебе свобода? У тебя была свобода, и ты свободно прыгнула со скалы. Теперь ты принадлежишь мне, пока не заслужишь прощение.
– А кто решает, заслужила ли я прощение?
– Я, – осклабилась щербатым ртом старуха.
– И когда это будет?
– Когда я решу! – Зовущая сплела руки на тощей груди.
– И многих ты уже отпустила обратно?
– За последнюю тысячу лет… – бабка задумалась, шамкая губами и загибая пальцы. – Ни одного…
– Значит, и меня ты отпускать не собираешься?
– Куда отпускать-то? – старуха хихикнула, глядя на Карими, как на ущербную. – Переродиться ты не можешь. А тело свое сама же и исковеркала. Вон оно, там лежит, все ломанное-переломанное!
Старуха ткнула пальцем куда-то вверх:
– Иди, забирай. Проживешь в нем минуты две. Ну, может, три. А потом снова ко мне вернешься. Дань твоя мне еще не уплачена.
Карими чувствовала себя полной дурой. Старуха издевалась над ней с явным наслаждением. Чуть ли не приплясывала от удовольствия.
– А Свет? Где его столько набрать? Здесь людей почти нет.
– А кто тебе сказал, что Ак-Тау существуют только в горах? Каждый служит тому месту, в котором он намусорил.
Старуха заливалась соловьем.
– Ну, ты только подумай, дуреха! Зачем тебе тело? Нет тела – нет проблем. У тебя больше нет привязок к этому миру. Только остатки тела и твой нелепый прыжок. Ты свободна! По-настоящему… Более свободной ты будешь только в миг перерождения души. А потом снова… Новое тело, новый мир, новые якоря, новые страхи, новая боль, новая грязь… Зачем тебе это? Ты можешь вечно жить здесь! В тишине, в покое, охраняя этот благословенный лес и эти древние горы. И чем больше времени пройдет, тем легче ты будешь себя чувствовать. Ты даже свою человеческую жизнь помнить перестанешь. Нет прошлых привязок – нет чувств – нет памяти. Ну разве не здорово? – Зовущая хлопнула в ладоши в порыве восторга.
Карими задумалась. А ведь и в самом деле… Звучит очень заманчиво. Старуха права. Что-то в ней изменилось. Даже о муже она теперь вспоминала без боли и обиды. Осталось только легкое сожаление, но и оно было лишено какой-то полноты. Видимо, это и есть та свобода от привязок, о которой говорила бабка. Если это так, то это не плохо.
– Да, да… Это оно. И это только начало.
Карими пыталась представить себе, каково это – прожить жизнью Ак-Тау следующие сто лет, а может, тысячу, или… Фантазия иссякла. Не хватило воображения.
– А вернись ты в тело, вся тяжесть твоего прошлого снова обрушилась бы тебе на плечи. Ты даже не представляешь, от какой ноши ты избавилась.
Да, прошлое бывает очень тяжело. Ситуации, воспоминания, собственные ошибки и несправедливость других… Все это тяготит. А тягости не хотелось. Сейчас было более чем нормально.
– Систему перерождений души придумал некто очень жестокий, – старуху несло все дальше. – Это ж надо так издеваться – погружать свои собственные создания из одной боли в другую… Снова и снова…
Зовущая неодобрительно покачала головой, поцокала языком. Затем она оказалась рядом с Карими и почти по-матерински погладила ее по волосам.
– Так что иди, детка. Броди по склонам, радуйся солнцу, защищай это место. Избавляй его от людской грязи. Это – великое дело. Наслаждайся. Это единственный период в существовании твоей души, когда ты можешь существовать без боли. И держись в стороне от людских дел. Человечки – существа недалекие. Незачем снова окунаться во все это. И принеси мне Свет! Твои сосуды совсем еще пустые.
Держись в стороне… Недалекие существа… Боль в прошлом… Боль в будущем… Свобода… Обрывки увещеваний старухи Зовущей все еще крутились в мыслях.
Ведь и в самом деле… Не так уж и плохо! Места здесь красивые. Почему Карими этого не замечала тогда, когда ехала верхом по лесам вместе с войском мужа? Тогда она видела только надоедливых мух вместо прозрачности утреннего безоблачного неба, чуяла только запах лошадиного и солдатского пота вместо аромата леса и цветущих горных склонов.
Карими легко скользила вдоль поросшего сосняком склона. Впереди снова чувствовались отголоски разномастных чувств войска. Ими придется заняться снова. Много зла, но есть и Свет. Чуть-чуть. Если его не собрать, за ним придут другие чистильщики. Это ее обязанность. И только так она может заслужить свое Прощение.
А нужно ли оно ей вообще, это Прощение. Ее тянуло к Свету. Она уже чувствовала потребность в нем. Равно, как и в том, чтоб очистить пространство от скверны, чтоб она не забивала Свет. Ее новая ипостась крепла и брала свое. Скоро она станет такой, как другие Ак-Тау. Будет сновать по горам и предгорьям, искать Свет у немногих людей, которые встречаются здесь… Сможет успокоиться в этих местах.
Интересно, а зачем вообще Зовущая собирает Свет. Что она с ним делает? Зачем он нужен? Надо спросить. Наверняка старуха не ответит. Начнет опять скрипеть про неблагодарных узколобых людишек… Ой, не…
Не в силах разобраться, что же ей делать и как разговаривать с Зовущей, общаться с которой не хотелось вообще, Карими повернула в сторону войска.
Начнем. Пора!
Карими вошла в невидимый, но такой осязаемый след. Как там учила Зовущая?
Чувства – это энергия, сила. Представь себя воздухом. Слейся со следом чувств. Представь его пучком нитей, ведущих к каждому конкретному человеку. Раздели их и разложи. Отдели, где светлые чувства, а где тяжелые.
Затем представь себя водой. Чистой, текущей. Вымой водой из нитей чувств все тяжелое, грязное, мутное. Пусть все нити станут одинаково светлыми.
А потом представь себя светом. Ярким, чистым, проникающим в самую суть вещей, чувств. Ищи Свет в нитях. Найди Свет и призови его. Собери его в крохотный сосуд, висящий на шее.
А когда соберешь весь Свет, раствори нити. Все.
Раствори все, что вымылось из них. Оно уже не опасно. Оно уже разделено на составляющие. Оно уже не зло. Пусть теперь оно питает деревья вокруг, небо, реки, землю. Пусть идет во Благо.
Все получалось, как надо. Карими была хорошей ученицей. И она не раз тренировалась уже на войске мужа, которое старательно рассеивало вокруг себя энергетическое дерьмо. Нити разделялись, очищались и растворялись. А новоявленная Ак-Тау получала истинное удовольствие, глядя, как исчезает тяжелый след от людских чувств, как собирается Свет в крохотный сосуд на том месте, где должно было быть сердце.
Карими была довольна собой. Довольна своей работой. Едва ли не впервые в жизни. Ой, какой жизни? Жизни-то нет уже. Да и была ли… Впервые на своей памяти. Вот так будет вернее звучать.