Интересно, а может ли она растворять камни? Или живых людей? Бррр. Эта мысль вызвала отторжение. Не хочется. Наверное, и не получится. Тело того солдата не было уже живым. И он был злым. Поэтому, наверное, и получилось. Тогда она вообще проверила все свои возможные умения на этом солдате и следах. Оказалось – просто.
Где-то в этой куче грязи, что она только что вычистила, были и чувства ее мужа. Жаль, она не видела раньше, какой он на самом деле. Не могла… Не хотела. Она думала, что он равнодушен к ней из-за любви к Найрани. Сейчас она хорошо видела, что он не способен издавать Свет. Даже Найрани он не любил.
Карими ушла. Здесь она сделала все, что могла. Жаль, ненадолго. Но сидеть рядом с войском все время не было никакого желания. Ее манил Свет.
Тим…
Солнечный свет разбавил ночь, сделав ее по-акварельному прозрачной. Медведица смотрела в постепенно светлеющий потолок. Она не слишком хорошо помнила, как они перебрались в его домик. Так много было чувств. Так много было страсти, жгучей нежности. Так много было общего, обоюдного между ними.
Ночь была волшебная. Лучшая ночь в ее жизни.
Микан заснул. Мишка не смогла. Тело еще помнило ласки. Сердце еще бешено стучало, разгоняя по венам разгоряченную кровь, и успокаиваться не собиралось.
Медведица осторожно перебирала пальцами его волосы. Аккуратно, чтоб не разбудить, не потревожить. Свивала в темно-русые колечки самые кончики прядей. Разбирала их на более тонкие. Щекотала ими себе нос.
Она прижималась к спине Микана. Обвивала руками его торс. Утыкалась лбом в ложбинку между лопатками. Замирала от счастья, когда во сне он складывал свои руки поверх ее ладоней.
Она ожидала, что на камнях ее души всегда будет пусто. А нет! Оказывается, там еще может что-то расти. Что-то прекрасное, нежное. Что-то готовое раскрываться навстречу теплу и ласке. Что-то, готовое отдавать. Готовое переплестись, срастись с другим подобным существом. Соединиться, чтоб отдать что-то так необходимое другому человеку и получить в ответ что-то абсолютно чудесное. Любовь.
Да, она любила. Всего за половину ночи Мишка погрузилась в это чувство полностью. Всем своим естеством. И ей было удивительно спокойно. Как хорошо, что вчера она задержалась у реки. Как замечательно, что он нашел ее там. Если бы не это стечение обстоятельств, Мишка никогда не узнала бы, каково это – любить. Не узнала бы, какие у него ласковые руки. Может быть, она никогда не решилась бы. Не впустила бы, если бы на месте Микана был кто-то другой.
Она лежала в объятиях мужчины. Своего мужчины!
Последние три недели перевернули всю ее и так не слишком устоявшуюся жизнь. Они дали ей больше, чем все те годы до них. Они вывернули ее чувства. Они вытащили на поверхность все самое болезненное, что долгие годы нарывало в душе под ровным внешним слоем спокойствия и уверенности в себе. Теперь раны в душе заживали очищенными и не причиняющими больше боли.
Мишка лежала в теплой кровати. Подушкой ей служило мужское плечо. Словно разморенная лаской кошка, Медведица счастливо потянулась и плотнее прильнула к теплому мужскому боку.
На прикроватной тумбе небрежной кучкой была свалена вперемешку их одежда. Они с Миканом что, голые по деревне бежали? Она не помнила, чтоб они одевались там, у реки. А если кто-то видел? Пойдет по деревне молва, что они трахались, как кролики, чуть ли не на ходу. Медведица заулыбалась. Какая разница? Оно того стоило.
Нет. Не трахались. Не подходило это слово к тому, что было между ними. Любили, ласкали, лелеяли…
Ни с кем не было так, как с ним. Других не осталось. Микан уничтожил их. Стер. Очистил все. Развеял их призраки как нечто несущественное. Мишка теперь понимала, что по-настоящему у нее до него никого и не было.
Ни к кому не хотелось прикасаться, как к нему. Никого до него не хотелось целовать. Никого не хотелось впускать в себя ни телом, ни душой.
До Микана.
Солнце разбросало по светлому одеялу розовато-золотистые блики восхода, словно лепестки каких-то диковинных цветов. Комната пахла любовью. Комната была наполнена отголосками ночной страсти.
Мишка потерлась щекой о голую мужскую грудь. Микан развернулся к ней, крепче смыкая объятья. Он потерся о ее шею носом и хрипловатым ото сна голосом прошептал:
– Это правда ты… Я уж было решил, что мне это все только приснилось.
– Кто здесь? – Тим остановился. Он уже давно понял: он снова не один. – Кто ты? Покажись!
Карими не удержалась. Пошла за ним и с удивлением поняла, что он идет по следу войска назад. К утру они вышли на место стойбища войска. То здесь, то там попадались остатки костровищ, наспех присыпанные землей. Карими даже нашла место, где стояла раньше ее палатка. А прямо напротив еще сохранился прямоугольник примятой травы от палатки ее мужа. Почему назад? Неужели он собирается искать ее, Карими? Почему? Чувства вины у него нет. Карими это видела. Он не считает себя виноватым в том, что с ней случилось. Тогда зачем? Чего он хочет. Неужели он еще надеется, что сможет помочь ей?
Слишком поздно… Все уже случилось.
И все равно Карими была ему благодарна. Очень.
– Это снова ты? Почему ты идешь за мной? И почему помогаешь?
Карими решилась и перестала отводить Тиму глаза. Лицо парня вытянулось от удивления.
– Госпожа! – Тим преклонил колено и опустил голову.
– Вставай уже… Почему ты меня чувствуешь?
Тим пожал плечами и поднялся на ноги, все еще ошарашенно рассматривая воплотившуюся перед собой девушку. Затем он облегченно выдохнул.
– Слава Богам, ты цела! Как ты это сделала? – Тим попытался потрогать ее, но его вытянутый палец натыкался на невидимую преграду и неизменно проскальзывал в сторону.
– Ты не можешь прикоснуться ко мне. Моя сила… Это она отводит твои руки.
Чуть позже они сидели рядом у костра и разговаривали, как старые знакомые. Почти друзья. Люди, разделившие одно наказание на двоих.
– Ты – не человек? – после долгого молчания Тим задал волнующий его вопрос.
– Нет…
– А кто? Призрак?
– Нет. Нас называют Ак-Тау, – Карими рассказала ему, кто такие Чистильщики.
– Ты всегда была такая?
– Нет. Когда ты помог мне выбраться из леса, я была еще человеком.
– Это он, да? Он виноват? Из-за него ты стала такой? Он что, приказал убить тебя?
– Не совсем, – усмехнулась Карими. – Пачкать об меня руки он не стал. Охрана просто завела меня в лес и оставила там. Но по сути это то же самое.
Карими уловила вспышку его гнева и поморщилась. Оказывается, даже светлые, в общем-то, люди отлично умеют засорять пространство.
– Пожалуйста, не злись. Мне очень тяжело думать, когда все вокруг заполнено гневом! – она прижала к вискам руки.
– То есть ты мертва? – его гнев схлынул, уступив место удивлению, непониманию и… тоске?
– Нет. Еще нет… Или уже нет… Ах, я сама пока не до конца понимаю, почему это все получилось именно так. А ты в самом деле шел искать меня?
– Да.
– Почему?
Тим уставился себе под ноги и пожал плечами.
– А ты помнишь, что я сказал тебе тогда, когда ты потерялась?
– Что именно? Ты там много наговорил лишнего.
Зеленые глаза Тима осветились по-мальчишески озорной улыбкой. Карими обдало волной радости и нежности.
– Я сказал, что если бы ты была моей женщиной, я бы берег тебя, как зеницу ока. Потому и пошел. Я сожалел, что не увел тебя тогда. Не сберег.
К нежности примешалась грусть. Она пробирала до самой глубины естества.
– А ты? Ты думала обо мне? Хоть немного.
– Думала.
Одно слово, и в коктейль его чувств снова вклинилась радость.
– Я чувствовала себя виноватой. Кляла себя за то, что убежала из лагеря. Ведь не попадись тебе я, Вегран бы тебя не наказал.
– Ты поэтому помогла мне тогда? Скрыла меня.
– Да.
– Спасибо, – Тим тепло улыбался. – Карими!
– Что?
– А я тебе хоть немного нравился?
– Нравился, – сказала, и загорелое лицо парня расплылось в счастливой улыбке. – А знаешь, я ведь тогда в самом деле об этом подумала.
– О чем?
– Надо было воспользоваться твоим предложением. Тогда получать наказание было бы не так обидно. А еще, я тогда шла рядом с тобой и жалела, что мой муж не похож на тебя, – Карими смотрела в зеленые глаза и понимала, что будь она живым человеком, ни за что бы не осмелилась сказать ему этого. Но ведь это правда. Такое было. Почему так тяжело иногда говорить правду? А еще тяжелее – признаваться себе в этой правде.
– Серьезно?
– Да. Только я прогнала от себя эту мысль. И мне было стыдно перед мужем за то, что я об этом подумала. Мне так хотелось быть для него хорошей. Самой верной, самой понимающей. Самой-самой.
– Дурак твой муж…
От Тима мягкими волнами исходил тот самый Свет. Карими даже захотелось зажмуриться от наслаждения. Как же приятно! Она сидела рядом с Тимом, и было почему-то не важно, что волшебный Свет утекает в пространство. Не хотелось его собирать и прятать в сосуд. Так чудесно он наполнял собой пространство, пронизывал все: воздух, листву на деревьях, горы. Лес дышал Светом. Лес его пил, напитывался им и отдавал обратно, умножив многократно.
– А ты можешь снова стать человеком?
– По словам Зовущей – могу, если заслужу Прощение.
– А как его заслужить? Ну, Прощение?
– Нужно собрать очень много Света. Мы ищем Свет любви, который испускают люди. Не все. Некоторые вообще не способны давать Свет.
– А я способен испускать Свет?
– Ты уже его испускаешь.
– Ну, тогда собирай его. Наберешь достаточно – станешь свободна.
– Как? Мое тело переломано.
– Можно уйти в Долину и поискать магов. Они-то наверняка придумают, как тебя вызволить.
Карими просияла на миг и тут же сникла.
– Я не могу уйти с гор. Но я могу помочь дойти тебе.
– Ты что, спятила? Я тебя одну здесь не оставлю! Не можешь уйти, останемся здесь. Я построю дом. Будем жить вместе…
– Я же замужем, – засмеялась Карими.