Позднее окружной прокурор провел совещание со своими сотрудниками. Дело Грина оказалось взрывоопасным, к тому же в нем был замешан сам Делахант. В тот вечер он ужинал в ресторане и мог засвидетельствовать, что видел там Марторано с Флемми. Но допустимо ли ему выступать одновременно в качестве свидетеля и обвинителя? Едва ли. Вдобавок у прокурора возникли сомнения, что дело следует разбирать на уровне штата. Федеральные законы предусматривали куда более строгое наказание за вымогательство, чем то, которого могло добиться обвинение в штате Массачусетс, выиграв дело в суде. Делахант посоветовался с Будро, федеральным прокурором и бывшим однокурсником – выпускником юридической школы, который ужинал вместе с ним в «Бэксайд» тем злополучным вечером. Будро согласился с выводами Делаханта и даже предложил лично передать дело в ФБР, чтобы шестеренки завертелись. С одобрения Делаханта дело направили в Федеральное бюро расследований.
Джон Коннолли не на шутку встревожился. Грин стал первым глубоким ухабом на широкой обкатанной дороге Балджера. Но выбирать не приходилось. Заботясь о собственной карьере, Коннолли поспешил сделать все, чтобы дело не вышло за пределы отдела по борьбе с организованной преступностью, где он работал.
Два агента проявили слабый интерес к делу Балджера, ограничившись формальной процедурой. Оба трудились бок о бок с Коннолли в маленьком сплоченном коллективе. Они допросили Фрэнсиса Грина и даже не поленились посетить Делаханта и записать его показания.
Потом настрочили отчет, пополнивший папку с бумагами. На этом все и закончилось. Примерно год спустя агенты попросили у начальства разрешения официально закрыть дело о вымогательстве на том основании, что Грин отказался свидетельствовать против Балджера. Местная прокуратура, зная, что в материалах дела имеется протокол допроса потерпевшего, запросила у Коннолли копию отчета, однако в ФБР заявили, что допрос не проводился, документа не существует.
В последующие годы подобное случалось не раз: очевидец неожиданно «отказывался» от своих показаний. Снова и снова Джон Коннолли и его коллеги беседовали с потенциальным свидетелем и, вернувшись в офис, разводили руками: еще один перспективный фигурант не желает сотрудничать со следствием, выступать в суде или носить потайной микрофон. А что прикажете делать агенту, если свидетель попался такой несговорчивый? Раз за разом расследование заходило в тупик, запутанные нити преступлений никуда не вели, а начало этому положил эпизод с Фрэнсисом Грином, внезапно «раздумавшим» давать показания. Позднее Грин выступил перед федеральным судом на стороне обвинения в громком деле о коррупции, никак не связанном с Балджером, и на этот раз продемонстрировал горячее желание сотрудничать с прокуратурой, но это загадочное противоречие никого не заинтересовало. Таким образом, попав в ФБР, дело о вымогательстве оказалось задвинуто в самый дальний угол картотеки. Оно стало первым в длинной череде других.
Поступь спецслужб стремительна, а память коротка – жалоба Грина канула в небытие, не оставив следа. Из осторожности Балджеру пришлось отступиться от должника, а Делахант полагал, что ФБР занимается расследованием. Прошли месяцы, прежде чем окружной прокурор понял, что простое на первый взгляд дело не сдвинулось с места.
Примерно через год после памятного ужина в ресторане «Бэксайд» Делахант на одном из официальных приемов встретил генерального прокурора штата, Джеремайю Т. О’Салливана.
– Чем закончилась та история с Грином? – спросил Делахант и получил ответ.
– Мы проверили, но оказалось, что там не за что зацепиться.
Окружной прокурор пожал плечами.
– Что ж, такое случается.
«И я не лукавил, – скажет он потом. – Дела нередко разваливаются».
Но история Грина не давала ему покоя. Она вызывала слишком много вопросов. Что-то здесь не сходилось. Прокурор округа Норфолк видел известных гангстеров на месте преступления. Владелец ресторана показал, что подвергся вымогательству. От федералов требовалось лишь подхватить брошенный мяч и мчаться к воротам, обгоняя Балджера и Флемми. Что же им помешало?
Прошло пять лет, прежде чем смутные подозрения Делаханта начали складываться в целостную картину. К тому времени отношения окружной прокуратуры с бостонским отделением ФБР обострились до предела. Трения между различными силовыми ведомствами и органами юстиции – дело обычное, такова особенность их работы. В Бостоне, как и в любом другом городе, это в порядке вещей. Но здесь речь шла о другом.
В начале 1977 года, вскоре после того как дело Грина передали в ФБР, на окружную прокуратуру свалилось громкое убийство. Чтобы раскрыть преступление и найти тела двух восемнадцатилетних девушек из Куинси, Делахант и полицейские следователи заключили соглашение с осведомителем по имени Майлз Коннор, отъявленным мошенником с изощренным умом и внушительным послужным списком. Рок-музыкант и наркодилер, ловкий вор, достигший высот мастерства в краже произведений искусства, в 1966 году он добавил к своим подвигам вооруженное нападение на полицейского, тяжело ранив патрульного в ходе перестрелки. Даже в продажном мире информаторов Коннор казался явным аутсайдером, «мешком неприятностей». Однако он знал, где зарыты трупы.
Сделка с ним вызвала громкий скандал как в окружной прокуратуре, так и за ее пределами. ФБР не на шутку разъярилось, оттого что Делахант пообещал свидетелю в обмен на сотрудничество досрочное освобождение из заключения. Федералы восприняли это как личное оскорбление, поскольку именно они отправили Коннора за решетку по обвинению в хищении художественных ценностей. И хотя в 1978 году с помощью Коннора Делаханту удалось найти трупы исчезнувших девушек, а затем привлечь к суду убийцу, бюро гневно обрушилось на «нечестивый союз» окружного прокурора с преступником. Агент Джон Коннолли лично убедил федерального прокурора провести расследование на предмет причастности Коннора к жестоким убийствам девушек. В итоге свидетеля обвинили в подготовке убийства. Он предстал перед жюри присяжных и был осужден, но позднее защите удалось добиться пересмотра дела. В ходе повторного слушания Коннора оправдали.
Делахант знал, что вокруг сделки с Коннором поднимется шум. Сотрудники прокуратуры, на мнение которых он привык полагаться, предупреждали о возможных последствиях. Но он и вообразить не мог, что конфликт выльется в открытую войну, в обмен гневными обвинениями в зале суда, на телевидении и в прессе. То, что вначале казалось невозможным, немыслимым, стало зловещей реальностью.
ФБР позволяло себе и личные выпады. Как-то раз Джон Коннолли встретился с одним из помощников Делаханта, Джоном Кивланом. Молодой обвинитель возражал против привлечения Коннора в качестве источника, и Коннолли было об этом известно.
Позвонив Кивлану, агент пригласил его пообедать. Они условились о дате. Кивлан пришел, полагая, что фэбээровец хочет обсудить расследование другого убийства. Но Коннолли с места в карьер принялся забрасывать его вопросами о Делаханте и о соглашении прокуратуры с Коннором. С особым пристрастием агент допытывался, не подозревает ли Кивлан окружного прокурора и полицию штата в сговоре с преступником – зная, что Коннор виновен в убийствах, обвинители позволили ему уйти от правосудия и купаться в лучах славы, красуясь перед камерами репортеров (после обнаружения тел жертв свидетель оказался в центре всеобщего внимания).
«Я довольно скоро понял, что обед был лишь предлогом, чтобы собрать побольше грязи на Билла, – вспоминал позднее Кивлан. Грубый кавалерийский наскок Коннолли привел его в замешательство. – Похоже, агент видел осведомителя во всех и каждом. Думаю, он рассчитывал, что из-за разногласий у нас в офисе я стану снабжать его информацией. Обед вышел коротким». Разумеется, вернувшись в прокуратуру, Кивлан рассказал Делаханту о странной встрече с Коннолли.
Много лет спустя, оглядываясь назад, он размышлял о том, что стало подлинной причиной яростной битвы между окружной прокуратурой и ФБР. Возможно, сражение шло не за Коннора, а за Балджера? Но как бы то ни было, вместо того чтобы бороться с преступностью, Коннолли посвящал львиную долю времени грязным подковерным интригам и крикливым заявлениям в прессе. Впрочем, борьба с преступностью не значилась в числе приоритетов молодого агента из Южного Бостона.
Из кровавой схватки с ФБР из-за Майлза Коннора Делахант вышел изрядно побитым, перемолотым железными челюстями прессы, которую бюро позаботилось настроить должным образом. Правительственные чиновники публично распекали его за соглашение с преступником, перекочевавшим со свидетельского кресла на скамью подсудимых. В основном журналисты поддерживали ФБР, чему немало способствовали личные связи Джона Коннолли с репортерами «Бостон глоуб» и «Бостон геральд», а также кое с кем из телевизионщиков. Агент показал себя блестящим пиарщиком, ловким манипулятором, виртуозно жонглирующим правдой. Обаятельный, разговорчивый, он отказался от положенного ему по должности образа сурового, застегнутого на все пуговицы федерала с оловянным взглядом и каменным лицом. Этот маневр прибавил ему очков в глазах газетчиков. Коннолли не ограничивался периодическими интервью, он усиленно обхаживал репортеров, завоевывая их расположение.
Так было вначале, когда лишь немногие представители органов правопорядка подозревали, что ФБР переметнулось на сторону Балджера. Делахант принадлежал к их числу, однако ему пришлось убедиться на собственном опыте, что противостояние с бостонским отделением бюро обходится слишком дорого. Федералы играли грубо. Они били жестоко, насмерть. Мишенью стал сам Делахант – в Бостоне бьют наверняка.
В 1980 году прошел слух об интрижке Делаханта с официанткой из Куинси. Якобы дело кончилось плачевно – поговаривали о выломанной двери в квартиру, о громкой брани и криках, всполошивших соседей. Об этом прознала пресса, и один телевизионный репортер зачастил к женщине. Визиты продолжались два года, официантку убеждали дать интервью, выступить в эфире с обвинениями и привлечь Делаханта к суду. И каждый раз женщина отвечала, что «пересуды возникли на пустом месте, в них нет ни слова правды». «Будь Делахант виновен, – твердила она,