«Он много болтал. И без конца хвастался – да, я назвал бы это хвастовством. Расписывал, какой он сильный, вспоминал, чем занимался в тюрьме. Разглагольствовал о своих корнях. О Саути. В целом у меня сложилось ощущение, что он пытался произвести на меня впечатление».
После встречи Коннолли сказал своему начальнику: «Ну разве он не мировой мужик? Парень что надо, верно?» Фицпатрик навсегда запомнил эту фразу. Балджер, кровавый убийца, рэкетир, ростовщик и наркоторговец – «мировой мужик»? Шеф Коннолли промолчал.
Кое-кого из сотрудников бостонского отделения одолевали сомнения, и в декабре 1977 года руководство бюро нашло решение, сменив главу отдела по борьбе с организованной преступностью. Теперь у Коннолли появился новый начальник. Агент Джон Моррис, заслуженный ветеран с безупречным послужным списком, образец неподкупности, как нельзя лучше подходил для этой роли. По замыслу руководства, он должен был служить противовесом не в меру ретивому и ушлому агенту Коннолли.
Они составляли довольно странную пару. Один высокий – другой коротышка. Живой, компанейский Коннолли, яркий пижон, любитель порисоваться, – и молчаливый, сдержанный Моррис, незаметный, простоватый с виду, типичный уроженец Среднего Запада. Коннолли, свободный как ветер, кочевал с места на место, нигде надолго не задерживаясь. Моррис, человек женатый, жил с семьей в пригороде и часто добирался до офиса вместе с Деннисом Кондоном. Он считался знающим, умелым руководителем, а в работе с документами проявлял добросовестность – его отчеты отличались скрупулезной точностью и основательностью.
Однако со временем обнаружилось, что Моррис отнюдь не является образцом для подражания, скорее наоборот. Фэбээровское начальство совершило страшную ошибку. Неразговорчивый усердный служака Джон Моррис отнюдь не походил на мужественного борца, способного противостоять тому, что назревало в бостонском отделении ФБР. Союз Коннолли с Балджером и Флемми оказался не по зубам не только Моррису и последующим начальникам отдела, но и всем силам бюро.
Глава 5. Тройной куш
Третий заезд на ипподроме «Суффолк-Даунс» должен был пройти по заранее намеченному сценарию. Гангстеры «Уинтер-Хилл» в Сомервилле с нетерпением предвкушали исход скачек. По примеру Хауи Уинтера, Уайти Балджера и Стиви Флемми они поставили тысячи долларов и в тотализаторе ипподрома в Восточном Бостоне, и у букмекеров.
Самое время расслабиться и наслаждаться жизнью.
Но что-то пошло не так. Жокей, которому заплатили восемьсот долларов за услуги, начал вдруг своевольничать. Вместо того чтобы придержать лошадь, он во весь опор помчался к финишу. Ставки были уже сделаны, и деньги пропали. Хауи Уинтеру это не понравилось.
После заезда жокей покорно явился на тайную встречу в заднюю комнату ресторана в Сомервилле. Там его уже ждали Уинтер с одним из своих костоломов и посредник, который договаривался с жокеем, Энтони Чулла, известный как Толстяк Тони. Хауи Уинтер решил вести дела с Чуллой, рассчитывая делать большие деньги на конных скачках по всему Восточному побережью. Толстяк Тони, признанный мастер по части афер на скачках, внешне напоминал громадный пивной бочонок. Он отличался могучим ростом в шесть футов четыре дюйма и весил аж двести тридцать фунтов[18].
Взбешенный Уинтер сразу перешел к делу: «Ты понимаешь, что взял мои деньги и позволил своей лошади выиграть?»
Жокей заметно нервничал. Он попытался отшутиться, но ответ прозвучал дерзко. Прежде чем он успел закончить фразу, костолом Билли Барноски взмахнул дубинкой и ударил его по голове. Затем подскочил Уинтер и нанес удар в лицо.
Жокей попробовал исправить положение. Бормоча извинения, он предложил впредь придерживать лошадей бесплатно. Уинтер задумался. Гангстеры намеревались прикончить отступника и выбросить тело на скаковой круг «Суффолк-Даунс». Труп стал бы красноречивым посланием в назидание всякому, кто вздумал бы ослушаться.
Но Уинтер решил, что достаточно будет избить жокея. Возможно, проигрыш на скачках в середине октября 1975 года означал лишь, что день выдался неудачным. В конце концов, подобное случалось не часто. По оценкам федеральной прокуратуры, мошенничество на скачках, осуществляемое на территории восьми штатов, принесло банде и Энтони Чулле более восьми миллионов долларов дохода. Хауи мог себе позволить проиграть в одном заезде.
Коннолли всегда заботился, чтобы в бостонском отделении ФБР как можно меньше знали о криминальных делах Балджера и Флемми. Считалось, что эта парочка занимается игорным бизнесом и ростовщичеством, чтобы поддерживать свое реноме в преступном мире. Но правда заключалась в том, что круг занятий Балджера и Флемми этим не ограничивался, в него входил и рэкет во всех его формах, и махинации на скачках.
Схема была несложной. С помощью подкупа и угроз Чулла добивался, чтобы та или иная лошадь, обычно фаворит, проигрывала скачку. В зависимости от жокея и лошади сумма взятки варьировалась от восьмисот до нескольких тысяч долларов. Тем временем подручные Уинтера ставили на лошадей, чьи шансы на успех оценивались невысоко. Обычно делались ставки на победителя, на призовое место или на «показ» – приход к финишу в первой тройке, а также на различные комбинации ставок с высоким коэффициентом выигрыша, к примеру: в ходу была трифекта – ставка на трех участников одного забега с указанием последовательности, в которой они финишируют. Гангстеры промышляли повсюду, имея дело с букмекерами в Бостоне и окрестностях, а также в пригородах Лас-Вегаса. Иногда подстроить исход скачек не представляло труда. Например, на ипподроме «Поконо-Даунс» в Нью-Джерси число участников заезда на скачках часто бывало невелико. Чулла подкупал трех жокеев из пяти, а затем наблюдал, как стекаются деньги.
Что до Чуллы, тот вынужден был работать на банду. Ему не оставили иного выбора. Сын торговца рыбой, Чулла вырос в Бостоне и в детстве часто ходил с отцом на ипподром. Он начал мошенничать на скачках, когда ему едва исполнилось двадцать. Тони орудовал на ипподромах Массачусетса и Род-Айленда, подкупая жокеев или давая допинг лошадям. В конце 1973 года тридцатилетний жулик совершил ошибку, одурачив букмекеров, связанных с Хауи Уинтером. Главарь гангстерской банды обнаружил, что его надул молодой Чулла. Уинтер решил потолковать с Толстяком Тони.
Встреча состоялась в Саут-Энде, в Бостоне, в ресторанчике «Чандлер», владелец которого платил банде Хауи дань. «Уинтер знал, что я поставил у его букмекера Марио в договорном заезде, – вспоминал впоследствии Чулла. – Выигрыш составил шесть тысяч. Он сказал, что по моей вине потерял некую сумму и что я должен возместить ущерб, а не то меня ждут крупные неприятности».
К концу беседы за угрозами последовало деловое предложение. Вскоре Чулла с Хауи встретились в Сомервилле. Состоялся еще один разговор. Немного позднее, все в том же 1973 году, они условились о встрече в автомастерской Хауи «Маршалл моторс». На этот раз Уинтера сопровождало его ближайшее окружение, включая и Балджера. Партнеры договорились об условиях и обсудили детали. Каждая из сторон вносила «весомый вклад» в общее дело к очевидной обоюдной выгоде – в выигрыше оказывались все. Чулла в мире скачек чувствовал себя как рыба в воде. Он давно варился в этом котле и отлично знал ипподромы, жокеев и лошадей. Уинтер брал на себя букмекеров. Вдобавок он и его подельники купались в деньгах и могли играть по-крупному, что они и собирались делать. К тому же, что немаловажно, мускулистые боевики из «Уинтер-Хилл» обеспечивали безопасность предприятия на случай, если какому-нибудь букмекеру, сообразившему, что его провели, вздумалось бы отомстить.
Начиная с июля 1974 года Чулла и банда Уинтера успешно промышляли махинациями на скачках по всему Восточному побережью: на ипподроме «Суффолк Даунс» в Восточном Бостоне, в Салеме, штат Нью-Гэмпшир (ипподром «Рокингем»), в Линкольне, штат Род-Айленд (ипподром «Линкольн Даунс»), в Плэйнс Тауншип, Пенсильвания (ипподром «Поконо»), в Гамильтон Тауншип, Нью-Джерси (ипподром «Атлантик-Сити»), в Черри-Хилл, Нью-Джерси (ипподром «Гарден-Стейт») и много где еще.
Но позднее дело приняло скверный оборот. Один жокей из Нью-Джерси начал сотрудничать с полицией. Толстяка Тони арестовали, привлекли к суду и почти на шесть лет поместили в тюрьму штата. Но Тони пришлась не по вкусу тюремная жизнь. К концу 1976 года у него тоже развязался язык. Полиция Нью-Джерси привлекла к делу ФБР, и в начале 1977 года Толстяка внезапно выпустили из тюрьмы, включив в программу защиты свидетелей. В обмен на смягчение наказания Чулла согласился выступить в роли ключевого свидетеля обвинения и выложил федеральным агентам все о своих связях с бандой Хауи Уинтера, о регулярных встречах в «Маршалл моторс» с молодчиками из «Уинтер-Хилл», о Балджере и о Флемми, который в 1974 году вернулся в Бостон из Монреаля.
В начале 1977 года до Бостона еще не дошли слухи о том, что жизнь Чуллы сделала крутой поворот. Хотя агентов местного отделения ФБР и привлекли к расследованию, но Коннолли не входил в их число. Отдел по борьбе с организованной преступностью возглавил Джон Моррис. Коннолли еще не располагал необходимыми рычагами влияния на начальство, чтобы в случае чего позаботиться о своих осведомителях. Вдобавок ничто не предвещало угрозы его бесценным информаторам, и он даже не предполагал, что в скором будущем придется разваливать следствие. Дело о мошенничестве на скачках поступило в отделение ФБР штата Массачусетс, и лишь затем его отправили в Бостон. Коннолли оказался беспомощен перед надвигающейся катастрофой. Он ничего не мог предпринять. Способ, столь удачно сработавший, когда речь шла о компании «Мелотоун», на этот раз явно не годился.
Федерального агента, занимавшегося работой со свидетелем, звали Том Дейли. Его офис находился в пригороде Лоуэлла, штат Массачусетс. Впоследствии Дейли тесно сойдется с Коннолли, пока же он готовил Чуллу к выступлению на судебном процессе против Хауи Уинтера и его банды. Положение осложнилось еще больше, когда на сцену выступил Джон Моррис, которому теперь предстояло осуществлять надзор за Коннолли. ФБР не могло продолжать сотрудничество с осведомителями, оказавшимися фигурантами крупного процесса. Таким образом, Моррис распорядился прекратить контакты с информаторами из высшего эшелона. «Конфиденциальное сотрудничество с Балджером в настоящее время прекращено, – писал Моррис в докладной записке, – поскольку продолжение может в ближайшем будущем повлечь за собой юридические трудности». У Коннолли не оставалось иного выбора, кроме как подписать и отослать в главное управление ФБР в Вашингтоне, соответствующий рапорт от 27 января 1978 года приобщив копию к досье Балджера, как того требовала должностная инстр