Четыре часа спустя в доме на Принс-стрит появился Фрэнки Анджуло, «дневной администратор» мафии, в чьи обязанности входило присматривать за местными букмекерами. Пока федеральные агенты устанавливали жучки в темном офисе, Фрэнки мирно спал примерно в тридцати ярдах от них в обветшалой квартире в пустующем здании – он прибегал к этой уловке, чтобы скрыть огромные суммы наличных, спрятанные в надежных сейфах. Каждое утро в девять Фрэнки начинал свой день с того, что сплевывал в кухонную раковину, а затем варил кофе.
Джерри Анджуло, «начальник ночной смены», прибыл в четыре часа пополудни, чтобы взять бразды правления в свои руки, как привык делать последние тридцать лет. Все его мысли занимала поездка во Флориду. Холода затянулись, казалось, зиме не будет конца, Дженнаро мечтал сбежать из промозглого Бостона и погреться на солнышке. Он не знал, что скверная погода станет вскоре наименьшей из его забот.
Негласное наблюдение за верхушкой коза ностра в беспокойном квартале Норт-Энда велось уже больше года, когда у ФБР появилась новая проблема – оглушительный шум в доме 98 по Принс-стрит. В пяти милях от офиса мафии, в чарльзтаунской квартире, федеральные агенты, занятые прослушкой, старались в адской какофонии различить голоса пяти братьев Анджуло и их подручных. Мафиози говорили все разом под непрерывно орущее радио, не умолкавшее ни днем, ни ночью (братья предпочитали разговорные передачи). Работа требовала изрядного терпения.
Некоторые, вроде Джона Морриса, так и не овладели этой премудростью. А Джон Коннолли даже и не пытался. Ему неизменно удавалось увильнуть от скучной повинности, ссылаясь на более важные дела. Однако остальные агенты понемногу научились разбирать чудовищную речь мафиози, способную свести с ума иных, с менее крепкими нервами. Им удалось приноровиться к отрывистым выкрикам и полуфразам, к грубой брани, крепким итальянским словечкам и бандитскому жаргону, к бурным вспышкам ярости и резким сменам направления разговора. Звездой эфира считался, безусловно, Дженнаро Анджуло, глава клана. Во-первых, он всегда кричал, перекрывая зычным голосом звуки радио. Во-вторых, он чаще всего излагал свои мысли связно и доходчиво. Эгоцентричный, самоуверенный, не знающий жалости, Джерри говорил прямо, без обиняков. К примеру, он высказался предельно ясно, когда зашла речь о нескольких мелких сошках, арестованных во время полицейской облавы в подпольном игорном заведении: «Один из тех парней, что работают на нас, начинает зарываться. Такого терпеть мы не станем. Завалим чертова ублюдка, и дело с концом. Найдем кого-нибудь еще».
Обычно прослушивание разговоров на Принс-стрит до четырех часов шло довольно вяло, однако с появлением главы клана затишье сменялось оживлением. Анджуло приезжал в Норт-Энд из своего особняка на побережье, в Наханте, городке к северу от Бостона. Его серебристый с красным «пейсер» компании «Американ моторс» или небесно-голубой «кадиллак» подкатывал к подъезду, Дженнаро входил в дом, и пустая болтовня тотчас смолкала. Младший босс с порога начинал бросать отрывистые вопросы о еде, азартных играх, деньгах и убийствах, вынося вердикты с надменным, властным нетерпением судьи, засидевшегося в своем кресле. В половине восьмого он прерывался на ужин, который чаще всего готовил Майки, младший из братьев Анджуло. Второй раз он отвлекался на научно-популярный телесериал «Удивительный мир диких животных». Подручный «крестного отца» не пропустил ни одной серии, сопровождая просмотр нескончаемыми комментариями, шумно выражая изумление и восхищаясь силой рептилий.
Благополучно избежав обвинения в преступном сговоре во время долгого судебного процесса в 1960-е годы, Анджуло стал держаться настороженно, опасаясь внимания вездесущих органов правопорядка. Он не напрасно тревожился. Прослушка ФБР перехватила однажды горестный рев Анджуло, прозвучавший зловещим пророчеством: «Они могут впаять мне срок по закону РИКО». Однако никто из окружения Дженнаро не понял, о чем тот говорит. Всесильный мафиози признался вслух, что против преступной организации, которой он заправлял долгие годы, можно без труда возбудить дело о рэкете. Он один сознавал опасность.
С годами Анджуло привык считать себя прозорливым и изворотливым, но статут РИКО, это мощное и опасное оружие, не стоило недооценивать. Дженнаро вырезал и зачитывал вслух равнодушным приспешникам статьи об одном гангстере из Массачусетса – тот был осужден на двадцать лет за рэкет и подал жалобу в апелляционный суд[31]. Джерри поучал братьев, призывая к осторожности. Стоит прокуратуре доказать, что Анджуло в течение десяти лет совершили хотя бы два из тридцати двух предусмотренных статутом преступлений, нарушив федеральное законодательство или кодекс штата, и семейство обвинят в организованной преступной деятельности. «Если ты сработал дело в нынешнем году, а другое в ближайшие десять лет, тебе снесут башку к чертям собачьим», – жаловался Дженнаро.
Анджуло, школьником мечтавший стать адвокатом по уголовным делам, нашел утешение в ошибочной уверенности, будто действие статута РИКО распространяется лишь на тех, кто нарушил закон, занимаясь легальным бизнесом, как часто поступали нью-йоркские мафиози. Не дав себе труда разобраться в юридических тонкостях, Анджуло продолжал сетовать, а потайные микрофоны ловили каждое его слово.
Затем он совершил роковую ошибку, которая и определила его судьбу. Беседой с Дзаннино он невольно сам вырыл себе могилу – помог ФБР построить дело по обвинению в рэкетирской деятельности. Бессвязное перечисление преступлений – собственное признание Анджуло – легло в основу обвинений, предъявленных ему два года спустя.
– У нас нелегальный бизнес. Вот наш главный козырь, – заявил он Дзаннино.
– Но мы ростовщики, – отозвался Дзаннино, семейный советник – консильери.
– Да, мы ростовщики, – эхом откликнулся Анджуло, которому явно понравилась эта мысль.
– Да, – повторил Дзаннино.
– Мы долбаные букмекеры, – продолжал Анджуло.
– Букмекеры, – подтвердил консильери.
– Мы продаем марихуану, – не унимался Дженнаро.
– Нам не вывернуться, – хмуро изрек Дзаннино.
– Но мы же не вмешиваемся в легальный бизнес, ничего законного. Поджоги, то да се. Словом, занимаемся всякой хренью, – возразил Анджуло, довольный своими доводами.
– У нас сутенеры, проститутки, – добавил Дзаннино, возвращая разговор в деловое русло.
– Закон на нас не распространяется, – объявил Анджуло, после чего насмешливо поинтересовался: – Ведь так?
– Это не факт, – хмуро бросил консильери.
В конечном счете «главный козырь» оказался битым. Позднее тем же вечером Анджуло, выслушав все аргументы Дзаннино, признал жестокую реальность.
– Закон писался для таких, как мы, – уныло заключил он.
В последнее время дела у Анджуло шли неважно. Раздумывая над причинами неудач, он обнаружил одно любопытное совпадение: в последний раз Стиви и Уайти заглянули на Принс-стрит, чтобы поговорить о возвращении долга, но после того визита больше не появлялись. Анджуло пожаловался братьям, что гангстеры не показываются уже «два долбаных месяца». Действительно, Балджер с Флемми сторонились мафиози Норт-Энда со времени секретной разведывательной операции по заказу ФБР в ноябре 1980 года. Анджуло решил, что исчезновение обоих приятелей связано с деньгами, как это чаще всего бывает в их кругу. Но все объяснялось не так просто. Балджер с Флемми больше не беспокоились о деньгах, которые задолжали Анджуло, этому жалкому недоумку, живому покойнику, обретавшемуся в квартире, нашпигованной жучками. По совету своих кураторов они держались подальше от коза ностра. Гангстеры знали, что все разговоры в офисе Анджуло записываются на пленку, обсуждать совместные дела с мафией под магнитофонную запись им вовсе не улыбалось. Им объяснили: для ФБР разговоры мафиози – не более чем слухи, на них обвинение не построишь, другое дело – собственные слова Балджера или Флемми.
Кураторы сделали все возможное, чтобы прикрыть Уайти со Стиви, когда в 1981 году в записях прослушки появились свидетельства преступлений осведомителей ФБР. История повторилась и позднее, во время судебного процесса против Анджуло по обвинению в рэкетирской деятельности, когда распечатка записей оказалась приобщена к материалам прокуратуры. Коннолли с Моррисом подправили исходный отчет, в котором говорилось об участии Балджера в подпольном игорном бизнесе, ростовщичестве и вымогательствах, а также о возможном привлечении его в качестве наемного убийцы мафии. В Главное управление ФБР поступила «отредактированная» версия. Коннолли решился на грубое вмешательство, исказив истинные факты. Например, на одной из записей Дзаннино убеждал Анджуло воспользоваться услугами Уайти и Стиви для убийства мелкого гангстера. В другом случае консильери с почтением отзывался о новых главарях «Уинтер-Хилл» – надежных партнерах в «акульем промысле» и организации азартных игр. В действительности братья Анджуло постоянно обсуждали дела, ставшие предметом неудавшегося полицейского расследования, – совместный грязный бизнес мафии и гангстеров из «Уинтер-Хилл». Верхушку мафиозного клана занимал вопрос раздела территории с Уайти и Стиви, эта тема часто мелькала в разговорах братьев. Джерри Анджуло произнес знаменательную фразу, когда речь зашла о миллионах долларов, добытых парой особо ценных осведомителей ФБР путем вымогательства: «Уайти принадлежит весь Южный Бостон, а Стиви – весь Саут-Энд».
Бюро не только объявило эти «вотчины» заповедными, но вдобавок тщательно их охраняло. Защита ФБР простиралась далеко за пределы игорного бизнеса, не связанного с насилием. Бо́льшую часть доходов Балджеру и Флемми приносили поборы с наркоторговцев и «черных» букмекеров, которым каждый месяц предъявляли ультиматум: «заплати или умрешь».
Дзаннино знал Стиви еще со времен гангстерских войн шестидесятых годов, когда тот убивал по заказу воротил преступного мира. Ларри с удовольствием вспоминал, как Флемми прикончил Уильяма Беннетта, ростовщика из Дорчестера, которому вздумалось морочить мафию. (Уилли был одним из трех братьев Беннетт, убитых по приказу Дзаннино из-за денежных и территориальных споров.) Кровожадный консильери не видел Балджера в деле, но достаточно слышал о нем: Уайти предпочитал действовать издалека, расчетливо и жестоко.