«Это был такой легкий треп», – вспоминал Флемми. Балджер травил байки из своей тюремной жизни в 1950-х годах, во время отсидки за ограбление банков. «Он говорил почти все время, – рассказывал Флемми. – О разном. Он ведь очень начитанный, очень умный. Очаровал слушателей, так сказать».
Но если Балджер без умолку болтал, то Кондон сидел молча. Седеющий ветеран бостонских правоохранительных служб сидел, уставившись в тарелку, и вежливо слушал. Впоследствии он признавался, что чувствовал, будто попал в засаду, с удивлением увидев Балджера и Флемми в доме у Морриса. Он получил приглашение по телефону ближе к вечеру в тот же день, и звучало оно так: «Слушай, а заскочи ко мне по пути с работы». Все, что ему было на тот момент известно, так это то, что будут Моррис и Коннолли и «двое других парней, которые хотят пообщаться с тобой».
Безусловно, во всем этом присутствовала атмосфера своеобразной коллегиальности, внешне похожая на встречу старых друзей, собравшихся вместе выпить вина и поделиться воспоминаниями о былом. Но за этим приятным фасадом скрывалось возраставшее беспокойство Балджера и Флемми по поводу своей защищенности. В определенном смысле каждый полицейский, присутствовавший на ужине, воплощал собой историю и возможности их альянса. Прошлое, настоящее и, надеялись они, будущее было представлено за столом в лице Кондона, Морриса и Коннолли. Но Кондон, потенциально представлявший сразу две службы: ФБР и полицию штата, – вряд ли наслаждался моментом, как в прежние времена. Моррис позднее говорил об этом так: «Я сразу догадался по его лицу, как только он вошел… Казалось, он чувствовал себя не слишком уютно».
«Я подумал, что это как-то уж слишком необычно, ведь там была и миссис Моррис, и я там был, а в то время мы с ней оба не являлись служащими ФБР, – рассказывал Кондон. – Я также понимал, что, занимая такой пост, я не должен был находиться там».
Дэннис Кондон не стал протестовать прямо на месте, не стал отводить Морриса и Коннолли в сторону и требовать объяснений. «Я остался там, я бы сказал, из вежливости и дипломатических соображений». (Более того – он сохранил происшедшее в тайне, никому не рассказывая об этом ужине еще как минимум с десяток лет.) Но остальные за столом не получили от него особой приветливости. Покончив с ужином, Кондон уехал, проведя у Морриса в общей сложности меньше часа. Флемми ощутил неловкость. По его мнению, вовсе не было впечатления, что Кондону неуютно, и Флемми было искренне жаль, что тот так рано уехал.
На вечеринке стало на одного гостя.
Даже при таком исходе у Балджера и Флемми оставались в распоряжении Моррис и Коннолли. Налили еще по бокалу, начали говорить о делах.
Джон Коннолли, скажет позднее Флемми, представил обновленные сведения о том, кого двум криминальным авторитетам следует избегать в своей преступной деятельности. Он раскрыл личности нескольких информаторов полиции. Разговор потом перешел на процесс против мафии, который должен был вот-вот начаться, на магнитофонные записи ФБР, возможную уязвимость Балджера и, что самое важное, выполнение обещаний, данных когда-то агентами ФБР.
«Я не знаю, кто первым поднял эту тему, – рассказывал Флемми. – Мы были встревожены, потому что догадывались, что наши имена есть на тех пленках, в разговорах на Принс-стрит, и нас могли упомянуть, говоря о криминальных делах. К тому времени я уже знал, что про нас как-то разговаривали Джерри [Анджуло] и Ларри [Дзаннино], что они обсуждали нас с Джимом Балджером и что этот разговор был записан. Я беспокоился, что эти записи когда-нибудь используют против нас. Я спросил об этом Морриса и Коннолли. И они заверили меня, что беспокоиться не о чем, потому что меня не собираются преследовать за то, что было упомянуто на тех записях. Ну так вот, когда мы обсуждали записи, то постепенно перешли к обещанию, которое дал Моррис мне и Балджеру».
Это было лучшее обещание, которое Моррис и Коннолли когда-либо давали им. Моррис с бокалом в руке, но явно будучи трезвым, сказал: «Можете делать все, что хотите, до тех пор, пока вы не убьете кого-нибудь».
Флемми услышанное очень понравилось. «Я сказал Джону, да, я сказал ему: “Джон, тогда по рукам?” И он ответил: “Да”. И мы пожали друг другу руки, а потом они ударили по рукам и с Джимом Балджером».
Вот так они в конце концов добрались до шампанского.
Ужин продолжался почти три часа и прошел без эксцессов. Балджер, Флемми и Коннолли уехали около половины одиннадцатого. Перед тем как лечь спать, Моррис убрал со стола и перемыл всю посуду.
Возможно, Кондон уехал слишком рано, не успев насладиться главным событием вечера, тем не менее Балджер и Флемми были в прекрасном расположении духа. Преступники были уверены, что их кураторы из ФБР только что выдали им полную индульгенцию на то, что у них лучше всего получалось: на совершение преступлений.
«Я это понял именно так, – говорил позднее Флемми о той прекрасной жизни, что была им обещана. – Ну, кроме убийств. Я подумал – а что? Конечно, мы вполне могли дать такое обещание».
По мнению Флемми, двое агентов только что подтвердили основные принципы их защиты, включающие весь спектр услуг: избавление от возможных неприятностей еще до начала расследования, что агенты уже неоднократно проделывали в прошлом, начиная с конфликта с руководителями фирмы «Мелотон» по поводу установки уличных автоматов, а позже – в деле о вымогательстве у Фрэнка Грина, в делах о многочисленных нераскрытых убийствах, в том числе и в случае с магазином спиртных напитков, «отжатым» у семьи Рейкс; предупреждение об организации прослушки, как это случилось в расследовании полицией штата их деятельности в гараже на Ланкастер-стрит и, совсем недавно, во время операции «Бобы», проводившейся УБН; исключение их имен из обвинительных заключений, вступивших уже в финальную стадию подготовки, чего они добились в деле прокурора О’Салливана о махинациях на скачках; и, в конце концов, когда все перечисленное почему-то не сработало и Балджеру с Флемми все же предъявляли обвинение, – оперативное оказание им всевозможной помощи по ситуации.
Это выглядело так, как если бы в десятую годовщину их тайной сделки они все вновь подтвердили свои обещания. Балджер и Флемми встали из-за стола, чувствуя себя обновленными. Ринг мог оставаться непредсказуемым и поэтому ненадежным, но они по-прежнему могли рассчитывать на Морриса и Коннолли. Время для восстановления хорошего настроения было выбрано как нельзя удачно. Хотя в тот вечер никто этого и не мог знать, другому Балджеру, Билли, вскоре потребовались друзья в ФБР.
14. Оттенки Уайти
К 1984 году Билли Балджер уже закрепился в позиции главы сената, он управлял спокойно, твердо, сочетая кнут и пряник. Правда, при этом ему приходилось все чаще пренебрегать частной юридической практикой в конторе, которую он когда-то открыл вместе с другом детства по Олд-Харбор. К тому же Билли испытывал трудности с финансированием своего шумного семейства, в котором насчитывалось уже девять детей. Он беспокоился как о требующей ремонта крыше, которая в любой момент могла обрушиться на дом, полный детей, так и об оплате их обучения. Он боялся, что однажды его подержанный автомобиль заглохнет где-то на обочине, лишив средства передвижения жену Мэри, которая постоянно развозила их детей. Даже несмотря на то, что ему удалось заработать примерно 75–100 тысяч долларов в тот год, он с трудом сводил концы с концами: его расходы превышали доходы. В книге своих воспоминаний он жаловался, что хотя и не являлся банкротом, но был на грани.
Дальнейшие события в изложении Билли Балджера выглядели так.
Словно ниоткуда, однажды на пороге его юридической конторы появились таинственные клиенты. Двое братьев хотели выкупить недвижимость, и Балджер помог им получить для этого ссуду почти в три миллиона долларов от «партнерского» банка из Южного Бостона. Взамен за помощь в переговорах по поводу ссуды и выкупа собственности Билли предложили неслыханно щедрый гонорар. Такая перспектива наполнила Балджера счастливыми мыслями о вожделенном домашнем уюте: «Новая машина для Мэри… Новая крыша…»
Периодически уделяя время сделке по покупке недвижимости, Балджер смог закрыть ее в 1985 году и договорился об отложенном гонораре в размере 267 тысяч долларов, чего было более чем достаточно, чтобы он и Мэри не беспокоились о машине и плате за обучение детей. Однако проблема с деньгами сохранилась, поскольку Балджер согласился на выплату вознаграждения в следующем, 1986 году. Он рассказал своему приятелю-юристу из Южного Бостона, Томасу Финнерти, что теперь относит себя к «обедневшим богатым» до тех пор, пока не получит свои деньги.
Тогда Том поспешил на помощь. Он предложил Балджеру ссуду в 240 тысяч долларов под залог его будущего вознаграждения. Балджер был в восторге, но его облегчение длилось недолго. Через несколько недель после того, как он взял ссуду, он узнал, что Финнерти работает с бостонским застройщиком Гарольдом Брауном. Балджер встревожился, узнав, что Финнерти ведет дела с такими, как Браун, и предупредил его, что у этого строителя плохая репутация. Но Финнерти только рассмеялся из-за навязчивых страхов Балджера. Кроме того, сказал он, полумиллионный взнос от девелопера уже находился в трастовом фонде, которым управлял Финнерти.
Вздрогнув при упоминании о фонде, Балджер догадался, что его недавняя ссуда была выдана из денег Брауна. «Ты не сказал мне об этом, – запротестовал Балджер. – Я верну деньги, прямо сейчас. Не хочу никаких связей, пусть даже опосредованных, с Брауном». Балджер вернул деньги, сумма составила с учетом процентов 254 тысячи долларов на конец 1985 года. Мэри было велено на время отложить планы на роскошную жизнь.
На следующий год Балджер чувствовал себя более чем удовлетворенным своей предупредительной реакцией, когда Браун предстал перед федеральным судом по обвинению во взятках. Согласившись нацепить на себя микрофон ФБР, Браун старался вступить в беседы с политиками. Балджер и Финнерти шутили о том, что отныне нужно будет избегать Брауна во время грозы, чтобы не ударило электрическим током