Судья бегло пересказал текст ходатайства Кардинале, зачитав список имен, включенных адвокатом в текст: Балджер, Кенни Гварино, Энтони Сен-Лоран и еще двое представителей криминального мира. Закончив, судья сделал паузу и посмотрел в зал.
А потом прозвучал вопрос, который Кардинале ожидал.
«Заинтересованы ли обвиняемые в том, чтобы узнать, не являлся ли еще кто-либо из лиц, находящихся в схожем положении, тайным информатором? Или ограничимся только этими пятью именами»?
Ответом было молчание. Вся «темная материя», составлявшая мир Балджера и Флемми как информаторов ФБР, начала выползать наружу, словно токсичные отходы, разъевшие стенку контейнера, в котором должны были бы храниться вечно.
«Это был жуткий момент, – вспоминал Кардинале. – У судьи на лице появилось какое-то подобие улыбки. И тогда я понял, что мое предчувствие меня не обманывало». Кардинале подошел к своим подзащитным, Салемме и Делюке. Адвокат понимал, что пути назад уже не было. «Я сказал им: “Послушайте, давайте сделаем этот шаг. Возможно, в результате у нас появятся проблемы. Этот парень может “покатить” на нас”. Но их мнение было таким: “Да ладно, у Флемми на меня ничего нет. Если только он не наплетет что-нибудь. Давай соглашайся”».
Кардинале повернулся лицом к залу. Вопрос судьи все еще ожидал ответа: только эти пятеро?
«Как утверждает старая пословица, назвался груздем – полезай в кузов. Ваша честь, если есть еще кто-то, пусть назовут и его имя», – сказал Кардинале.
«Правильно ли я понял, что вы и ваши подзащитные этого хотите»?
«Да, ваша честь».
Через несколько минут после согласия Кардинале Вулф объявил перерыв. Он распорядился, чтобы Пол Коффи из Министерства юстиции пришел к нему в кабинет. Во время короткого перерыва судья и чиновник обсудили непростую ситуацию, в которой оказались участники процесса. Коффи подтвердил судье, что «наши отношения», имея в виду ФБР, были не только с Балджером, но также и с Флемми. «В этом и проблема, – ответил судья. – Если я соглашаюсь на то, чтобы позволить стороне защиты проверить, не могут ли связи Балджера с ФБР скомпрометировать какие-либо улики, тогда нужно разрешить им проверить и Флемми. В противном случае эта проверка просто не имеет смысла». (Вулф даже позднее напишет, что они были «настоящими сиамскими близнецами».) Оба согласились, что Флемми, находившийся в зале суда, по-видимому, еще не понимает, что должно вот-вот произойти.
Судья вернулся в зал заседаний, где в молчаливом ожидании сидели адвокаты и их подзащитные. Вышак и другие прокуроры попытались еще раз отговорить Вулфа, настаивая на том, что педалируемая Кардинале тема информаторов – это не что иное, как отвлекающий маневр. Кардинале запротестовал. Вулф объявил, что обсуждение окончено. «Несмотря на возражения ФБР, я бы хотел сначала поговорить с мистером Фишманом и мистером Флемми наедине», – огласил свое решение судья.
«У меня появилась новая информация, которая будет неприятна для вас, – объявил судья Стиву Флемми, как только он и Фишман уселись в кресла в его кабинете. – Я бы хотел, чтобы вы подумали об этом».
«Без проблем», – непринужденно ответил Флемми без тени волнения.
Судья Вулф попросил Фишмана выйти. Потом он сказал Флемми, что предпочел бы, чтобы Фишман присутствовал при их разговоре, но не знает, какой именно информацией о своем прошлом Флемми делился со своим адвокатом. Из предосторожности, объяснил судья, лучше сначала поговорить наедине.
«Просто прошу вас послушать это», – сказал Вулф.
Судья зачитал Флемми ходатайство Кардинале, в котором тот требовал, чтобы личности подозреваемых информаторов ФБР были раскрыты с целью оспорить правомочность выдвижения обвинений против Фрэнка Салемме и других его подзащитных. Вулф рассказал Флемми, что в процессе рассмотрения этого ходатайства он получил ряд документов, подтверждающих, что и Балджер, и он, Флемми, были информаторами ФБР. Вулф добавил, что решил удовлетворить ходатайство Кардинале и огласить имена информаторов в зале суда. Короче говоря, судья собирался потребовать от ФБР публично признать сотрудничество Балджера и Флемми с Бюро.
«Чувствуете ли вы себя комфортно в связи с тем, что мы собираемся сделать? – осведомился Вулф после того, как закончил свою “лекцию”. – Ощущаете ли вы страх или что-нибудь подобное?»
«Нет, ничего не чувствую. Я уверен в своей безопасности, – сказал Флемми. – Меня вообще это мало волнует». Но в глубине души он, скорее всего, был в полном замешательстве от такого поворота событий. С момента ареста в 1995 году он помалкивал о своем тайном сотрудничестве с ФБР. Он воспринимал свой арест как ошибку, досадное недоразумение; на худой конец как нечто необходимое для прикрытия его связей с ФБР – в общем, как своеобразную шараду, которую Балджер и его друзья-федералы сумеют быстро разгадать. «Я думал, что Джеймс Балджер выйдет на контакт с людьми, которые смогут нам помочь, потому что мы сотрудничали с ФБР так много лет», – вспоминал впоследствии Флемми. Он спокойно коротал время в тюрьме, помня, что много лет назад, еще в 1960-е годы, Полу Рико понадобилось почти четыре года на то, чтобы снять с него обвинение в убийстве и подрыве автомобиля и сделать возможным его возвращение из Канады.
Флемми также понимал, что настоящая причина, по которой Вышак схватился с Кардинале по вопросу о разглашении имен информаторов, была вовсе не в особом расположении к нему. Вышак пытался отстоять улики, не дать Кардинале добиться их исключения из рассмотрения в суде. А теперь судья заявляет ему, что информация о его сотрудничестве с ФБР будет предана огласке! И это после всех долгих лет дружбы с Балджером и сотрудничества с Бюро! Флемми понял, что его предали. И он не был одинок. Подручный Балджера, Кевин Уикс, служил «связным» между Флемми и Коннолли, регулярно навещая Флемми в тюрьме. «Все, что передал мне Джон Коннолли через Кевина Уикса, было его “глубокое сожаление” по поводу ситуации, в которой оказались я и Балджер», – рассказывал Флемми.
«А что Кен Фишман? – поинтересовался Вулф. – Ваш адвокат что-нибудь знает об этом?»
«Я скажу ему об этом прямо сейчас, – ответил Флемми. – С этим проблем не будет».
«Могу ли я пригласить его войти?»
«Конечно».
Флемми, заметно оживившись, попытался сделать Вулфу комплимент, по-свойски хлопнув его по плечу: «Ваша честь, вы доберетесь до сути дела. Я в этом не сомневаюсь. Уже почти добрались. Если пойдете дальше, распутаете всю историю».
Фишман вернулся в кабинет судьи, и Вулф в общих чертах рассказал ему о прошлом Флемми, пояснив, что в его распоряжение поступили правительственные материалы, подтверждающие, что Флемми был информатором «в течение весьма многих лет». Пол Коффи также вскоре вернулся в кабинет судьи и сказал: «Если суд мне позволит, я хотел бы поговорить с ним».
Коффи повернулся к Флемми и Фишману: «Я хотел бы иметь возможность сесть с вами где-нибудь и рассказать, что, по моему мнению, нужно сделать».
«Превосходно», – с сарказмом ответил Фишман. Адвокат изо всех сил старался сохранять спокойствие. Разглашение факта сотрудничества Флемми с ФБР было для него как удар под дых, оставивший его в оцепенении, и даже если у него было уже достаточно времени, чтобы прийти в себя и не подать виду, насколько он потрясен, голова все еще «плыла». «После двадцати двух лет адвокатской практики вырабатывается инстинктивная реакция, такое “врожденное” недоверие к людям, решившим стать информаторами», – говорил он.
Адвокат также прекрасно понимал, какую карту разыгрывает Коффи: он пытается сыграть на шоке его подзащитного и быстро убедить едва очухавшегося от потрясения Флемми присоединиться к программе защиты свидетелей и дать показания в пользу ФБР против остальных подозреваемых.
Коффи продолжил – и сделал-таки свое предложение. Флемми вежливо, но довольно холодно отказался: «Если я так ценен для вас, то почему я до сих пор здесь?» Фишман, в свою очередь, пытался справиться с собственным замешательством. Он попросил позволить ему остаться со своим клиентом наедине. Ему нужно было понять, как быть дальше; он даже поймал себя на мысли, что уже подбирает способы, при помощи которых можно превратить негативную информацию в позитивную. Скажем, Фишман мог заявить, что в силу того, что ФБР «одобряло» совершение преступлений Балджером и Флемми в обмен на их информацию о преступном мире, эти криминальные деятели не должны нести ответственность и находиться под судом по обвинению в преступлениях, которые им «разрешали» совершать.
Этот прием впоследствии станет известен как «защита информатора». Стремясь обезопасить себя, Флемми вскоре начал давать письменные показания под присягой о своих отношениях с ФБР и обещаниях избавить их с Балджером от возможных преследований по закону, которые, как он утверждал, давались агентами ФБР им обоим.
22 мая, после нескольких месяцев закрытых слушаний и запретов на разглашение материалов дела, судья Вулф наконец решил удовлетворить просьбу Кардинале об открытых слушаниях по существу дела. В постановлении суда, занимавшем целых сорок девять страниц, Вулф указывал, что целью предстоящих слушаний будет разрешение для Кардинале и других адвокатов допросить агентов и официальных представителей ФБР об отношениях Бюро с Балджером и Флемми, а затем на основании их ответов принять решение о возможности исключения из рассмотрения в суде магнитофонных записей и других улик. В силу этого судья распорядился обязать Министерство юстиции публично объявить, действительно ли Балджер, Флемми и другие подозреваемые, указанные в списке Кардинале, «тайно предоставляли информацию правительству в лице ФБР».
У правительственных организаций, отмечал Вулф, есть и другие варианты действий в случае, если они откажутся выполнять решение суда. Он допустил, что это решение может вступить в конфликт с «общепризнанной заинтересованностью правоохранительных ведомств в максимальном соблюдении конфиденциальности своих информаторов с целью увеличения потока информации». Он сообщил, что иногда подобные организации «предпочитают скорее отвергнуть любые подозрения и закрыть дело, чем подтвердить или опровергнуть факт сотрудничества с конкретным человеком». Но, заключал Вулф, в том случае, если правительство хочет, чтобы судебное рассмотрение дела против мафии и банды Балджера было продолжено, ему придется раскрыть свои секреты.