Вышак пытался убедить Вулфа передумать, но Вулф стоял на своем.
Несмотря на такое решение суда, команда прокуроров не собиралась отказываться от возможности продолжить слушания по делу. Пути назад не было. Министерство юстиции приняло решение согласиться с требованиями суда и сделать то, чего еще никогда не делал ни один представитель федеральных служб в Бостоне: 3 июня 1997 года, более двух десятилетий спустя после того, как Джон Коннолли завербовал Уайти, признать в суде, что Балджер в течение многих лет был информатором ФБР.
Пол Коффи произнес волшебные слова: «Я, Пол Коффи, давая показания под присягой, в соответствии с судебным ордером, выданным 22 мая 1997 года, подтверждаю, что Джеймс Балджер являлся информатором отделения Федерального бюро расследований (ФБР) в Бостоне». Коффи отметил, что в настоящий момент правительство приняло решение о разглашении имени Балджера, и попытался объяснить, почему в его случае пришлось отойти от строгих правил защиты конфиденциальности информаторов. Балджер, указывал он, «обвиняется в постоянном совершении тяжких преступлений на протяжении многих лет». Длинная серия преступлений сочеталась с его работой тайным информатором ФБР. Более того, Балджер, как находящийся в бегах, явно пытается избежать ответственности за свои преступления. Сочетание всех этих факторов создает «уникальное и редкое стечение обстоятельств», которое позволяет предать гласности имя Балджера, чтобы посадить его за решетку. «Балджер, таким образом, лишается всякой надежды на то, что его статус тайного информатора останется в тайне».
Министерство юстиции подчинилось решению суда, полностью отдавая себе отчет в том, что тем самым позволяет судье Вулфу ступить на неизведанную территорию, настоящую святая святых. Никогда еще независимые наблюдатели – такие, например, как федеральный суд, – не получали доступа к досье фэбээровских информаторов. Ни прокуроры, ни адвокаты даже не догадывались о подлинных масштабах коррупции, но у всех было предчувствие, что доступ к этому досье приведет к страшным открытиям. Пол Коффи так и сказал судье, когда они вдвоем обсуждали требование Кардинале раскрыть сотрудничество с ФБР Балджера и Флемми: «Это бомба замедленного действия».
Теперь, после долгих лет, эта бомба была готова взорваться.
20. Шутки кончились
Дождливым зимним утром 6 января 1998 года в Бостоне наконец началось судебное рассмотрение связей Балджера и Флемми с ФБР. «Мы собрались сегодня, – объявил судья в зале заседаний номер пять федерального окружного суда, – чтобы начать слушания по ходатайству об исключении из судебного рассмотрения материалов радиоэлектронного наблюдения и по ходатайству мистера Флемми об освобождении от ответственности за совершение преступлений на основе обещаний, данных ему Федеральным бюро расследований».
Юристы, вставая, по очереди представлялись: Фред Вышак, Брайан Келли, Джеймс Герберт со стороны обвинения; Тони Кардинале, Кен Фишман, Мартин Вайнберг и Рэндольф Джиойя со стороны защиты четырех бандитов. В стороне, слева, под неусыпным вниманием охраны сидели обвиняемые: первым – Фрэнк Салемме, одетый в серый двубортный костюм с красным галстуком; за ним – Бобби Делюка; затем – Стиви Флемми и, наконец, слева от него, Джонни Марторано. Все сидели молча. Никто из них – ни подсудимые, ни юристы, ни судья, ни корреспонденты телевидения, радио и газет, заполнившие задние ряды, не имели ни малейшего представления, чего можно ожидать. Никогда еще отношения бостонского отделения ФБР, Уайти Балджера и Стиви Флемми не становились предметом разбирательства в федеральном суде.
Прошло уже семь месяцев с тех пор, как правительство подчинилось июньскому постановлению суда о признании Балджера информатором ФБР. Но с того переломного момента прошли недели, месяцы, на протяжении которых судья и юристы готовились к слушаниям и договаривались об основных правилах. Дело по обвинению в вымогательсве, открытое три года назад, до сих пор находилось на стадии досудебной подготовки. Впрочем, к настоящему времени все участники процесса уже понимали, что рассмотрение дела будет очень долгим, поскольку судья ступал на неведомую доселе территорию: закулисная деятельность ФБР.
Все эти месяцы Министерство юстиции передавало адвокатам сотни страниц из прежде засекреченного досье, раскрывающего историю взаимоотношений ФБР с Балджером и Флемми. Кардинале, Фишман и другие все глубже погружались в работу с документами. «Мы начинали понимать, что в этом деле будут самые невероятные повороты, включая неправомерные действия сотрудников правительственных ведомств, – вспоминал Кардинале. – Мы начали задаваться вопросом: если Флемми был информатором так много лет, то может ли данное обвинительное заключение быть полезным в принципе?»
Со своей стороны, Флемми, решив, что ему уже нечего больше терять, начал давать показания о пикантных деталях своей двойной жизни, касающихся просто сенсационных методов защиты со стороны ФБР: эти методы, по его утверждению, и составляли суть «защиты информатора». В одном из примеров Флемми рассказал, как Моррис заверил его и Балджера, что они могут совершать любые преступления, «кроме убийств»; в другом – что ФБР регулярно сливало им информацию о ведущихся расследованиях, включая и обвинение в вымогательстве 1995 года, по которому он сейчас и находится под судом. К концу года Фишман усовершенствовал защиту Флемми, доказывая, что Стиву было «дано разрешение», главным образом Моррисом и Коннолли, на совершение многих преступлений, в которых он сейчас и обвиняется. В силу того, что ФБР обещало Флемми «иммунитет», он не мог быть обвинен в совершении этих преступлений.
Вышак тем временем старался следить за реакцией высшего руководства на многочисленные разоблачения, высказанные Флемми и регулярно попадавшие на первые полосы бостонских газет. Вышак доказывал, что действия «вероломных агентов» Морриса и Коннолли не должны нарушать ход рассмотрения дела о вымогательстве; любые обещания защиты, которые могли даваться Балджеру и Флемми, были незаконны и в силу этого не могут представлять собой ничего, хоть отдаленно напоминающее «официальное разрешение». Он писал: «Беглое ознакомление участников процесса с досье ФБР не выявило даже намека на объективное доказательство того, что Балджеру и Флемми было дано официальное разрешение совершать преступления, перечисленные в тексте обвинительного заключения».
Это было ожесточенное противостояние, в котором прокуроры, с одной стороны, пытались отстоять использование улик в судебном рассмотрении, а с другой – были поражены ужасающей коррупцией агентов ФБР. Затем, ближе к концу года, Моррису была обещана неприкосновенность в обмен на поддержку стороны обвинения. Он был абсолютно готов свидетельствовать о преступлениях и неправомочных действиях ФБР, а также подтвердить, что Балджеру и Флемми никогда не предоставлялось никакого «иммунитета от ответственности» за совершенные преступления.
Обе позиции были заявлены в открытых прениях тем зимним утром, когда Вулф, наконец, открыл слушания по делу.
«Мы обращаем внимание суда на обещания, данные ФБР моему клиенту, Стивену Флемми, – заявил Фишман в суде. – В обмен на свое уникальное и специфическое сотрудничество он должен был быть защищен от судебного преследования».
«Вздор», – заявил Вышак, когда пришла его очередь выступать. С Балджером и Флемми никогда не заключалось никакого официального договора, гарантирующего им освобождение от ответственности за совершенные преступления. Адвокаты, говорил Вышак, изображают Флемми как «особого агента с лицензией на убийство».
«Разве это не абсурдно?!» – восклицал Вышак.
Но, в конце концов, не так уж это было и абсурдно.
В последующие месяцы Фишман и Кардинале так и не смогли доказать факта формального обещания иммунитета. Однако им удалось продемонстрировать, что бостонское отделение ФБР превращалось в Дом ужасов, как только речь заходила о Балджере и Флемми: агенты так откровенно нянчились с бандитами и оберегали их, что, по сути, выдали им лицензию на убийство.
С самого начала Вышак и Вулф не поладили между собой – трения между судьей и прокурором постоянно проявлялись в том, что Вышак подвергал сомнению правомерность вопросов, задаваемых судьей представителям государственных служб, а также возмущался растущей стопкой документов, с которых снимался гриф секретности. Дело было не в том, что Вышак пытался прикрыть коррупцию в ФБР, – сейчас он как раз занимался активным расследованием роли Коннолли и других агентов, – но он был против подхода Вулфа к организации судебного рассмотрения, в котором, по мнению Вышака, не было никаких ограничений и выдержки.
«Вываливали бы тогда досье целиком, – кричал на судью Вышак на второй день слушаний, 8 января. – Почему бы вам не обнародовать досье целиком?»
«Почему бы вам не вернуться на свое место, мистер Вышак?» – парировал Вулф.
Вышак не унимался и продолжал возражать против оглашения в суде новой партии документов из досье ФБР.
«Пожалуйста, сядьте», – призывал его судья.
«Какое отношение эти документы могут иметь к рассматриваемому делу?»
«Сядьте!»
Вышак остался стоять.
«Вы хотите, чтобы вас обвинили в неуважении к суду? Вернитесь на место!»
Слушания продолжались почти весь 1998 год. Расшифровка показаний сорока шести свидетелей заняла семнадцать тысяч страниц; к рассмотрению были приняты двести семьдесят шесть улик – в основном разнообразные служебные документы ФБР. Были приведены к присяге и поклялись говорить только правду бывший губернатор Массачусетса и прокурор Уильям Уэльд; судья Верховного суда и бывшая протеже Джеремайи О’Салливана Диана Коттмайер; трое начальников бостонского отделения Бюро в период тайного сотрудничества с Балджером – Лоренс Сархатт, Джеймс Гринлиф и Джеймс Ахерн; длинная вереница федеральных агентов Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков; начальники подразделений Бюро и агенты, работавшие вместе с Коннолли (Ник Джантурко, Эд Куинн, Джон Ньютон). Вся эта нескончаемая череда словно бы воплощала собой оживший справочник личного состава местных правоохранительных органов. Было что-то сюрреалистичное в том, как бывшие агенты ФБР во время дачи показаний подчас подражали манерам преступников, которых они когда-то преследовали.