В семидесяти камерах тюремного корпуса содержались сто сорок заключенных. Это было большое прямоугольное помещение, построенное как автономная мини-тюрьма, – по сути, заключенные практически все время проводили в блоке. Еду привозили на тележках из кухни, расположенной в центральном корпусе, прямо в столовую корпуса «Эйч-3», где ее раскладывали по тарелкам. В корпусе были предусмотрены душевые, телевизоры, даже телефоны. Курить запрещалось. Была «зона отдыха» – маленький дворик для прогулок, похожий на обнесенную забором большую клетку, в которой арестанты могли подышать свежим воздухом и немного размяться. Небольшой турничок, закрепленный под ступенями лестницы, заключенные в шутку называли «качалкой», а стопку книг, сваленных у одной из стен, – «библиотекой». Камеры шли вдоль длинных стен корпуса и занимали два этажа. Салемме и Делюка находились в соседних камерах в дальней части второго этажа, рядом с выходом в прогулочный дворик. Флемми остался один.
Со временем Салемме стал примером для подражания других заключенных и настоящим лидером корпуса. Охрана всецело полагалась на него. Он получил самую крутую работу, которую ранее поручали Хоуи Винтеру, пока его не перевели в другой корпус. Фрэнк сделался «раздатчиком пищи»: три раза в день, пока все заключенные сидели под замком в своих камерах, он накрывал столы в тюремной столовой. Он раскладывал лед по кувшинам для сока, протирал столы, расставлял стулья. Ни одна обязанность в корпусе не требовала такой ответственности – ни уборка в прогулочном дворике, ни вынос мусора, ни уборка душевых, ни подметание этажей и проходов между рядами камер. Охранники добивались, чтобы помещения корпуса сияли чистотой, как больничные палаты, и Фрэнк в этом деле был незаменим. Конечно, это ничем не напоминало его прежнюю жизнь криминального авторитета, но работа занимала его, помогая коротать тюремные дни.
Делюка не отличался таким рвением к работе. Его обязанностью было подметать полы в «мезонине», у камер второго этажа. Но, как и Салемме, он старался оставаться в форме и часто подтягивался на турнике, тренируя мышцы. Оба следили за своим питанием, особенно Салемме, избегавший жирной тюремной пищи и нажимавший на салаты и фрукты. Салемме также много читал, в основном журналы о яхтах или книги Тома Клэнси и Дина Кунца[125].
С Флемми была совсем другая история. По мере продолжения судебных слушаний, в которых раскрывались новые детали его сотрудничества с ФБР, Флемми все больше и больше становился тюремным изгоем. Заключенные избегали общения с ним. Он был изгоем – стукач, ссученный, низшая ступень в преступной иерархии. Салемме не то что не говорил с ним – он даже не смотрел в его сторону. Флемми иногда заговаривал с Делюкой, но получал резкие и краткие ответы.
Это отчуждение, возникшее после того, как была предана огласке его работа на ФБР, и само по себе было не из легких, но Флемми еще сильнее замкнулся в себе в тот день, когда Джонни Марторано увезли, чтобы он начал сотрудничать с прокурорами. Тюремная охрана меньше всех стала бы скучать об этом убийце. Марторано наводил на них ужас – угрюмый, хладнокровный рецидивист, передвигавшийся по корпусу с таким видом, словно хотел сказать: «А ну свалили отсюда, я – Джон Марторано, могу и тебя убить». Но отъезд Марторано окончательно добил Флемми. Стало понятно, что Марторано решил подтянуть Флемми и Балджера к делам об убийствах – особенно об убийстве Роджера Уилера в 1981 году. Это означало, что, даже если адвокат Флемми, Кен Фишман, добьется снятия обвинений в вымогательстве, прокуроры тут же откроют новое дело, на этот раз – по обвинению в убийствах.
В начале сентября, когда все внимание было приковано к судье Вулфу, появились новости о том, что Марторано и сторона обвинения успешно закончили обсуждать условия сделки о признании вины и Марторано готов давать новые показания в суде. В обмен на тюремное заключение на срок от двенадцати с половиной до пятнадцати лет Марторано согласился признать свою вину в двадцати убийствах, совершенных за три десятилетия в трех штатах, включая убийство Роджера Уилера, совершенное, как он утверждал, по приказанию Балджера и Флемми. «Люди, которых он решил сдать, пользовались покровительством ФБР, совершая преступные злодеяния в течение многих лет», – сказал Дэвид Уилер, сын застреленного владельца компании «Уорлд Джай Алай», выражая поддержку сделке с наемным убийцей.
Практически все время Флемми проводил в своей камере. В тюремном корпусе «Эйч-3» все заключенные старались избегать общения с бывшим криминальным авторитетом, и он коротал время в одиночестве, сидя в задумчивости на своей койке. «Все время тут сидит, – говорил один из охранников. – Прямо как мешок с клюшками для гольфа, что валяется в моей кладовке». У Флемми не было никакой работы, чтобы занять время. Ему даже не с кем было поговорить. «Он настолько подавлен, что не сегодня завтра свихнется», – отмечал один из полицейских. Флемми даже почти не выходил в прогулочный дворик, чтобы подышать свежим воздухом, подставить лицо солнечным лучам. Наступил канун оглашения одного из самых ожидаемых постановлений суда по крупнейшему делу против организованной преступности в истории Бостона, и лицо Флемми становилось все более бледным, почти прозрачным. Его кожа приняла цвет тюремных стен – по удачному сравнению одного из охранников, стала «неестественно белой».
Тони Кардинале, адвокат, открывший ящик Пандоры, в котором годами скрывалось сотрудничество ФБР с Балджером и Флемми, начал день оглашения решения суда с тренировки в бостонском клубе «Атлетик». Потом он заехал в отель за Джоном Митчеллом, прилетевшим из Нью-Йорка. Они направились в здание суда, где клерк передал им коробку, в которой находилось семь экземпляров постановления суда. Кардинале немедленно отправил один из экземпляров курьером в Плимутскую тюрьму прямо Фрэнку Салемме. Затем, уединившись в кабинете Кардинале, засучив рукава и заказав побольше кофе и пончиков из «Данкин Донатс»[126], двое адвокатов углубились в чтение пространного судебного решения.
Колумнист «Бостон Геральд» Хоуи Карр позднее высказывал предположение, что Марк Вулф, должно быть, считал себя Эдвардом Гиббоном[127] организованной преступности Новой Англии, соорудив не простое постановление, а целый труд под названием «Взлет и падение империи Балджера»: в увесистом фолианте была 661 страница. Кардинале и Митчеллу понравилось, что Вулф начал свое исследование с цитаты из лорда Актона[128]. «В 1861 году, – писал судья, – лорд Актон отмечал, что “все тайное вырождается, даже отправление правосудия”». К этому Вулф добавил от себя: «Это дело подтверждает правоту его слов».
Пончики так и остались несъеденными. Адвокаты не могли выпустить текст Вулфа из рук. Юридическое обоснование – непосредственно судьба обвинения в вымогательстве – выглядело не очень убедительно. Так, судья отказывался считать иммунитет от преследований, будто бы гарантированный Балджеру и Флемми со стороны ФБР, по большей части без составления положенных по закону документов, достаточным основанием для защиты от любых преследований. В то же время он полагал, что устные обещания защиты, щедро раздававшиеся Балджеру и Флемми, компрометируют часть улик, собранных при прослушках, и что часть магнитофонных пленок должна быть исключена из числа улик по текущему делу. Судья утверждал, что собирается дать отвод этим уликам, а возможно, и некоторым другим. Без этих улик все дело повисало в воздухе. Но для того, чтобы вынести окончательное решение по спорным уликам, судья решил, что ему необходима дополнительная информация, с целью сбора которой он предполагал назначить дополнительные слушания по делу. «По существу, – подводил итог Вулф, – решение по поводу ходатайств Флемми об отводе улик и прекращении расследования окончательно не принято. В силу этого суд назначит дополнительные слушания, чтобы окончательно определить, возможно ли прекращение дела, и в случае, если это невозможно, уточнить перечень улик для изъятия из доказательной базы». Другими словами, это означало, что рассмотрение дела все же будет продолжено.
Но юридическое обоснование решения суда еще не было главной сенсацией дня. Громом с ясного неба стала вторая часть документа, «фактическое обоснование» расследования связей ФБР с Балджером и Флемми. Более половины текста, целых 368 страниц, было отдано перечислению подтвержденных фактов нарушения закона, обнаруженных в сделке Балджера с ФБР, обобщению свидетельств с предварительных слушаний и огромного количества различных документов из секретных досье Бюро.
Судья признавал, что Балджер и Флемми были «очень ценными и важными конфиденциальными информаторами» для ФБР, но затем переходил к описанию в мельчайших подробностях коррупции, нарушений закона, преступлений, которыми была отмечена эта сделка с самого начала. Упоминались все утечки секретной информации – от прослушки в гараже на Ланкастер-стрит до переносного микрофона, надетого на Багарояна, а также длинный перечень случаев передачи криминальным авторитетам информации о других бандитах, представлявших угрозу для них. «В своих усилиях защитить Балджера и Флемми Моррис и Коннолли раскрыли им личности как минимум двенадцати человек, которые были информаторами как ФБР, так и других правоохранительных служб». Судья приводил в пример случай с Халлораном, особенно отметив, что всего через несколько недель после того, как Халлоран пообщался с представителями ФБР, он был убит.
Подводя итог, судья отмечал, что для защиты Балджера и Флемми агенты систематически подделывали свои отчеты для руководства – с одной стороны, преувеличивая их реальную ценность как информаторов, с другой – преуменьшая размах их преступной деятельности. Досье ФБР демонстрируют «постоянные несоответствия в отношении проверки и принятия решений по документам, изобличающим Балджера и Флемми». И несмотря на заверения Коннолли в обратном, Вулф посчитал, что куратор действительно передавал Моррису деньги от Балджера. «Моррис запросил и получил через Коннолли тысячу долларов от Балджера и Флемми».