Я, когда об этом услышал, торопливо порылся в памяти и пришел к выводу, что это совсем не то устройство, которое позволяло вводить в управляющее поле уже перегоревший найт. То есть передо мной лежала старая разработка Расхэ, способная работать только с чистым, вернее, с неиспользованным найтом.
По идее, при активации механизма… а включался он специальной кнопкой, расположенной аккурат под большим пальцем левой руки… найт в патронах автоматически превращался в найниит, который полностью заполнял собой созданную под него полость. При этом непосредственно после выстрела пуля вела себя как обычно, и в принципе никто не мешал использовать ее для убийства простого зверя или человека. А вот при встрече с найниитом, свойства которого я в свое время так долго пытался понять и принять, ее поведение радикально менялось.
Как выяснилось, наружная оболочка у такой пули была чрезвычайно мягкой, пластичной, поэтому при ударе о найниитовую пластину не просто деформировалась, а буквально сползала с сердечника, как плохо подогнанный напальчник. Одновременно с этим передняя часть сердечника тоже разрушалась, а из нее с огромной скоростью в препятствие ударялась найниитовая игла. При этом точечное воздействие на пластину оказывалось настолько сильным, что игла попросту прошивала найниитовый лист насквозь, заодно деформируя края образовавшегося отверстия. А затем по ним ударяла основная часть сердечника, и пластина попросту рвалась, как обычный лист бумаги, а порой еще и утрачивала управляющее поле, поэтому могла осыпаться на землю мелким черным песком.
Я, естественно, не утерпел и, немного попыхтев, растянул пространственный карман аж до десяти майнов в длину, чтобы иметь под рукой свое персональное, пусть и не очень большое, стрельбище.
Так вот, когда я провел полевые испытания и даже пожертвовал ради этого частью собственного найниита, то обнаружил, что в целом и общем моя теория верна и что на расстоянии в десять майнов найниитовая пластина толщиной в один райн[5] прошивалась из «УН-200» на раз-два. Более того, после удара пуля не только деформировалась, но и начинала вести себя как пуля со смещенным центром тяжести, поэтому повреждения могла нанести огромные. То есть винтовка была мощной, пробивной, с достаточно скромной отдачей и при этом чрезвычайно эффективной против магов с найниитовыми чипами.
Но, как и везде, имели значение детали.
В частности, чтобы начать стрельбу в надежде прибить киборга вроде меня, управляющее поле должно было сначала заработать и превратить найт в найниит, на что, естественно, требовалось время.
Второй важный момент — при смене магазина процесс, скорее всего, придется повторить. Хотя если боец при включенном поле будет иметь запас патронов, то при наличии достаточной ширины управляющего поля найт в них тоже активируется сразу, и тогда стрельбу прерывать не придется. А вот если патроны привезут откуда-то со стороны, то заминка неминуема, и это может стать для стрелка неприятным сюрпризом.
Конечно, проблему могли решить найниитовые чипы нового поколения, которые могли бы генерировать управляющее поле и вводить в него найт из сердечников пуль. Однако у этих устройств имелось серьезное ограничение как по ширине, так и по мощности генерируемого поля, а значит, и по количеству контролируемых частиц. Поэтому даже у суперсовременного чипа, скорее всего, не будет возможности активировать весь имеющийся у бойца найт разом, так что стрелок в любом случае будет зависеть от скорости генерации поля устройством, расположенным в «подстволье».
Еще один нюанс, который ограничивал применение этой винтовки — это ее скорострельность и дальность стрельбы.
Нет, в целом все было не так страшно. «УН-200» могла делать как одиночные выстрелы, так и стрелять короткими очередями, да и дальность стрельбы у нее оказалась приличной — при должном опыте стрелка и удачном стечении обстоятельств цель из такой винтовки можно было поразить на расстоянии в полтора-два дийрана.
Но вот беда — как только пуля улетала за пределы управляющего поля, найниит в ее сердечнике неумолимо начинал превращаться обратно в найт. В среднем на это требовалось несколько сэнов, то есть как минимум полтора дийрана пуля летела нормально, но потом становилась самой обычной, а с учетом наличия в сердечнике полости, где во время полета неизменно смещался успевший образоваться найт, еще и плохо управляемой.
В то же время, если по каким-то причинам такая пуля не попала в цель, не была использована во время боя или же выпадала из действия уже имеющегося поля, то найниит внутри нее тоже превращался в найт. Причем это был уже перегоревший найт. То есть непригодный к повторному использованию. И это автоматически означало крайне ограниченный боекомплект у стрелка, который в силу чрезвычайной дороговизны патронов придется скрупулезно рассчитывать перед каждой конкретной операцией.
Про шумность даже говорить не буду. Без глушителя (а в комплекте конкретно к двум моим образцам он почему-то не был поставлен, хотя я точно знал, что они есть) винтовку можно было использовать только в специальных наушниках.
Ну и наконец самое главное, что я узнал, пока последовательно разрушал свои же собственные найниитовые пластины, а Эмма их потом добросовестно восстанавливала, это то, что длина иглы в сердечнике пули составляла всего пять с половиной миллиметров, а толщина и вовсе была не больше двух. При выстреле с расстояния в десять майнов такая игла с легкостью пробивала стандартную найниитовую пластину толщиной в половину райна, но резко замедлялась в пластине толщиной уже в полтора райна и становилась полностью бесполезной при наращивании защиты до двух райнов и выше.
Да, на Найаре пока не существовало запатентованных чипов, способных создать для такой пули значимое препятствие. Но у нас с Эммой эта возможность имелась. Плюс, как я уже знал, для защиты можно было использовать и обычный найт. Причем его эффективность превышала все мыслимые и немыслимые пределы, ибо найт был способен сдержать подобную пулю даже на очень близком расстоянии. Правда, не в том виде, в каком он существовал в природе, а в составе специальным образом структурированных костей. Ну или же в виде пока еще несуществующего… по крайней мере, я думаю, что он еще не существует, раз в файлах Расхэ об этом не было ни слова… щита.
То есть, в принципе, противостоять пуле все-таки было можно. Если, конечно, найта в твоих костях до фига и больше, если сверху есть дополнительный слой брони из найниита, а самого тебя не прикрутили к полу, не обездвижили и не пытаются расстрелять в упор сразу из нескольких стволов.
Конечно, если бы тан Альнбар успел запатентовать и внедрить технологию воспроизводства найниита из перегоревшего найта… если бы он успел закончить работу над созданием найниитовых чипов со способностью создавать управляющее поле хотя бы вдвое большей мощности, чем сейчас… если бы он доработал проект по созданию «найниитового» спецназа, то стоимость самой винтовки и особенно боекомплекта можно было уменьшить в несколько раз, а эффективность ее применения, наоборот, существенно возросла бы.
Но пока это была неимоверно дорогая, тяжелая, шумная, неудобная, узко специализированная и к тому же имеющая немало недостатков вещь, пользоваться которой я, скорее всего, не буду. Да и защита от нее у меня имелась, так что, за исключением одного-единственного случая, о котором я только что упомянул, большой опасности она для меня не представляла. Да и то, надо будет очень постараться, чтобы подойти ко мне с такой хреновиной на расстояние ближе чем десять майнов, да еще и отключить Эмму, которая даже в случае, если я потеряю сознание, все равно сумеет сохранить контроль и над моим телом, и над нашим общим найниитом.
Правда, несмотря на выявленные недостатки, последний оставшийся образец оружия я все-таки решил не продавать, а тщательно смазал, законсервировал, убрал в специальный короб и оставил лежать до лучших времен.
Ведь кто знает? Вдруг она когда-нибудь понадобится? И вдруг мне однажды все-таки удастся ее доработать, чтобы довести многообещающий, но пока еще откровенно сырой проект «Росхо» до логического завершения?
На фоне всех этих событий примерно к середине дэбра[6] у Тэри наконец-то случились первые подвижки с даром. По крайней мере мы заметили, что наш низкорослый друг сначала начал показывать заметно лучшие результаты по магии воздуха, а потом, буквально через несколько дней, так же неожиданно сдулся.
При этом у Дэрса появились несвойственные ему раньше перепады настроения. Он стал неохотно соглашаться на дополнительные занятия. С каждым разом его все сложнее было заставить в шан-рэ или в сан-рэ выбраться на улицу, где по утрам уже начинало явственно подмораживать. И вообще, создавалось впечатление, что наш вечно активный, пронырливый, невероятно увлекающийся друг внезапно передумал становиться сильнее. И вместо того, чтобы налечь на учебу, напротив, подозрительно скис, да еще и, как гусеница, пытался окуклиться в нашей с ним комнате, стараясь лишний раз никуда не выходить.
— Хороший знак, — шепнул мне как-то Нолэн, когда мы в очередной раз вытолкали приятеля на тренировку и передали его в цепкие руки нашей огненной королевы. — Он пытается стабилизироваться. Значит, дар мы ему простимулировали. Так что надо продолжать.
Да, я тоже помню, как именно получал второй уровень. И как инстинктивно пытался стабилизировать себя, пока мастер Даэ силой не выпнул меня развиваться дальше.
У Тэри, правда, впереди была третья ступень, а не вторая, но реагировал он на ее появление так же, как когда-то и я. Впрочем, все мы разные и реакции на усиление дара у нас тоже разные. Поэтому нет ничего удивительного в том, что у Тэри они именно такие, хотя меня в свое время уверяли, что чем дальше, тем легче переносится усиление дара.
Тем не менее я все же счел своим долгом добежать до лэна Дунтэ и предупредить штатного целителя академии, что, возможно, в ближайшие несколько дней нам может потребоваться его помощь.