– Но вы же лечились от бесплодия. У вас не складывались отношения с мужем. Борис пригласил к вам доктора. Вспомнили?
– Не-ет, – медленно выговорила она.
Алина приблизила свои губы к моему уху:
– Ясный день, доктор поставил ей блокировку на память. Только зачем он это сделал? Чтобы прошлое не отравляло ей настоящее? Тогда почему он заставил ее забыть себя? Похоже, была другая причина.
– Похоже, – согласилась я с ней.
– Что делать будем? – продолжала шептать мне в ухо Алина.
– Ясно одно: мы ничего от нее не добьемся. Боюсь, что информацию из нее может выжать только специалист, и то под гипнозом.
Вероника зевнула и без интереса уставилась на нас. Восприняв ее взгляд как намек на то, что нам пора уходить, я поднялась со стула.
– Мы, пожалуй, пойдем. А вы, Вероника, ложитесь спать. Сон лечит. Если что-нибудь вспомните про доктора, позвоните нам – вот моя визитка – по этому номеру в любое время суток.
Вероника повертела в руках бумажный прямоугольник и положила его рядом с кофеваркой. Провожать нас до двери она и не собиралась: сидела, сложив руки на коленях, смотрела перед собой. Складывалось такое впечатление, что она спит с открытыми глазами.
Мы вышли из квартиры, захлопнув за собой плотно дверь.
– Н-да, ну и доктор… – протянула Алина. – Мне все больше и больше хочется с ним познакомиться.
– А мне после того, как я посмотрела на Веронику, расхотелось с ним встречаться. Он как Медуза горгона, с той лишь разницей, что та убивала взглядом, а этот лишает памяти всех, кто на него посмотрит.
– А как же Ирина?
– Не факт, что она видела именно доктора.
– А если все же допустить?
– Значит, он не думал, что о его визите знал кто-то еще.
– А мать Севы Богуна?
– А что мать? Она его не видела, не знает ни имени, ни фамилии. Знаешь, сколько в городе психологов, психиатров и психотерапевтов? А есть еще и такие, которые работают без лицензии.
– Мне почему-то кажется, что он какой-то подпольный гипнотизер, – поддержала меня Алина.
– Возможно. Одно могу сказать: по телефону он свои фокусы проводить не может, иначе Раисе Самойловне он бы тоже память стер.
– Хорошо было бы с Адольфом Карловичем об этом гипнотизере поговорить, – вспомнила о нашем клиенте Алина. – Может, он что-нибудь о нем слышал?
– Забыла, что мы его в Китай отправили?
– Да помню я. Кто ж знал, что он понадобится? Что делать-то будем? – обреченно вздохнув, спросила Алина. – Похоже, наше расследование зашло в тупик.
И тут у меня в голове всплыла одна затаенная мыслишка. Мне не давали покоя слова Раисы Самойловны: Вероника и Всеволод были родственниками. А если…
– Алина, а что, если нам съездить к матери Вероники? Мне очень хочется с ней поговорить.
– Если она захочет этого.
– Попытка не пытка. Где она живет, мы знаем. Совхоз «Тепличный». От города недалеко. Экономист в селе фигура видная. Всякий нам подскажет, где искать Любу. Так, кажется, зовут мать Вероники.
– Да как хочешь, – не стала упираться Алина и села за руль.
Совхоз «Тепличный» оправдывал свое название. Не доезжая до села, в котором было расположено хозяйство, мы увидели череду строений из стекла и металла. Снабжая круглый год город свежими помидорами и огурцами, прибыль теплицы давали приличную. Это было заметно по развитой инфраструктуре села. Здесь было все: современный супермаркет, дом быта с парикмахерской и прачечной, больница и новая школа.
Алина остановила машину рядом с кафе, над которым высились подсвеченные неоном буквы: «У Любаши».
– Судя по названию, хозяйка кафе – женщина, и она непременно должна знать свою тезку, – предположила Алина. – Зайдем?
Как только мы переступили порог заведения, нам навстречу вышла розовощекая красавица в облегающей пышные формы цветастой блузе и широкой крестьянской юбке. Расставив руки в стороны, она зычно поздоровалась:
– Я Любаша. Здравствуйте, гости дорогие. Давно вас ждем. Разносолы на столе, жаркое в печи томится. Проходите, пожалуйста. За стол присаживайтесь. Все пробуйте, кушайте, не стесняйтесь.
Первое, что мне пришло в голову: приглашение к столу адресовано не нам, а тем, кто незаметно вошел следом. Я даже обернулась. Но в кафе, кроме меня, моей подруги и хозяйки, никого больше не было. «Значит, нас с кем-то перепутали», – подумала я.
Кафе было оборудовано в стиле крестьянской избы. Никаких отдельных столиков – на всю длину помещения один длинный стол. Вокруг стола – обычные лавки. В углу – огромная русская печь, расписанная диковинными птицами. Стены просто побелены. Под потолком вместо люстры на цепях висело огромное колесо от телеги, прямо в обод которого были вмонтированы электрические лампочки в форме свечей. Поверх стола вместо скатерти постелен длинный рушник. Никакого фарфора – только керамические тарелки и миски. А в мисках и квашеная капуста, и огурчики соленые, и грибочки, селедочка под толстым слоем лука.
Я сглотнула слюну: время давно за полдень, а у меня в желудке с самого утра, кроме чашечки кофе, ничего не было. С трудом удалось оторвать взгляд от разносолов и перевести его на хозяйку.
– Вы, кажется, обознались, – стараясь не поддаться искушению, сказала я. Скорей всего, Любаша тоже ждет инспекцию. Если не пожарную, то налоговую или санитарную, или еще какую. – Мы просто ехали мимо, решили зайти.
– Ну, конечно, – Любаша улыбнулась еще шире, – а зачем еще заходят в кафе, как не покушать?!
– Вы так каждого клиента встречаете? – удивилась Алина.
– Разумеется. Вы покушаете, вам понравится, друзьям расскажите. Да что мы все на ногах стоим? Присаживайтесь за стол. Не бойтесь, цены у нас не кусаются.
– И впрямь, Алина, может, перекусим?
Вместо ответа Алина направилась к столу.
Еда была домашняя и очень вкусная. Мы и домой заказали несколько блюд: я блинчики с мясом, Алина пирог с рыбой. А еще мы соблазнились на соленые грибы и квашеную капусту.
Пока повара на кухне упаковывали продукты, мы стали расспрашивать Любашу: давно ли она кафе держит, много ли у нее клиентов и хороший ли доход.
– Сама-то я городская. Живу в городе, а село кормит, вернее, мой ресторан. Летом от клиентов отбоя нет. Из города приезжают. Свадьбы, дни рождения у нас справляют. Зимой, конечно, людей поменьше. В основном свои, односельчане. Молодежи много. Я им караоке поставила. Пусть лучше песни поют, чем водку пьют.
– Любаша, а вы экономиста Любу знаете? Она тоже не так давно в селе обосновалась.
– Любу? Марченко? Знаю. Кто ж ее не знает? Чудесная женщина, отзывчивая, добрая. А вы к ней приехали?
– Да, нам поговорить с ней надо. Не подскажите, как нам ее найти?
– Да вон ее дом, из окна видно, – Любаша подвела нас к окну и указала на крышу из серого шифера. – Идите смело, она сегодня на больничном. Я кафе открывала, она из поликлиники шла.
– Заболела? – участливо спросила я.
– Давление подскочило. Может, вы не знаете? Зятя она похоронила. Хороший зять был, царство ему небесное, – Любаша возвела глаза к потолку и перекрестилась. – Бог лучших забирает. Жаль Любину дочку, очень жаль. Молодая, а уже вдова. Пожить с мужем не успела, родить не спела… А как в наши дни трудно жить без мужа? Как трудно!
Любаша еще долго сокрушалась бы по поводу чужого горя, но из кухни вышел повар со свертками.
– Спасибо, мы пойдем, – заторопилась Алина, принимая из рук повара упакованные продукты.
– Приезжайте еще, – пригласила Любаша. – И друзей привозите.
– Непременно.
Мы вышли из кафе, сели в машину, развернулись на пятачке и остановились, проехав двадцать метров.
Глава 24
Дверь нам открыла женщина средних лет, все еще статная и красивая. Я не поверила, что у нее может быть такая взрослая дочь, и потому спросила:
– Вы Любовь?..
– Да.
Увидев чужих людей на пороге своего дома, Люба побледнела и прислонилась к дверному косяку:
– Что с Вероникой? – онемевшими губами прошептала она.
– С ней все в порядке, – поторопилась я заверить Любу. – Правда, с ней все нормально. Чувствует она себя, конечно, неважно, но, как говорится, время лечит.
– А вы кто будете?
Хороший вопрос. Подруги дочери? Тогда почему приехали без нее? Знакомые Бориса? Все равно непонятно, чем нам может быть полезна его теща.
– Вообще-то мы из надзора за следствием, – после недолгих раздумий представилась я.
– Надзор за следствием – это хорошо, – неожиданно оживилась Люба и, приглашая внутрь дома, сказала: – А вы проходите, проходите сюда, в комнату. Садитесь на диванчик. – Когда мы с Алиной расположились на диване, она продолжила: – Надзор за следствием – это очень хорошо. Давно пора. И суд присяжных нам ой как нужен. В вашей системе такое творится… «Преступник должен сидеть в тюрьме» – увы, этот лозунг не из нашей жизни. Сегодня все покупается, все продается. До правды не достучишься. Доброе имя ничего не стоит, об него могут ноги вытереть, и никому до этого нет дела. Пострадавшего объявляют преступником, а убийцу и насильника больным человеком. Что с него взять, если он болен? Из тюрьмы прямо в больницу. Там месяц-другой перекантуется – и на свободу. Да не смотрите на меня так. Мы с дочерью через все это прошли.
– Мы знаем, что в свое время ваша дочь пострадала, подверглась насилию и правосудие не смогло ее защитить, – подхватила тему Алина. – Но на то и существует наш отдел, чтобы, пускай через годы, во всем разобраться и наказать виновных.
– Да как же их накажешь?! – всплеснула руками Люба. – Сколько лет прошло? Из пятерых только один понес наказание, да и то не правосудие его наказало, а сама судьба.
– С этого момента, пожалуйста, поподробнее. Что значит «сама судьба наказала»?
– А то вы не знаете? Четверо из пятерых насильников оказались несовершеннолетними: троим по шестнадцать, одному семнадцать. Пятому накануне восемнадцать лет исполнилось. Второй день праздновали. Вот и допраздновались. Чего им не хватало? Все из приличных семей. Тот, чей день рождения отмечали и которого посадили, вообще был единственным сыном. Папа, мама – врачи. Да и его бы отмазали, если бы не судья. Все было: и поручительство, и характеристика из института, и справки о всяческих болезнях, а судья уперся и осудил его на пять лет.