– Неужели плакала? – не выдержав, спросила Лидочка.
– Ага. Своими глазами видела. Тоже, наверно, переживает… Ну, Лида, ну, давай вместе, а? – умоляюще закончила Валя. – А то я… я не знаю, что с собой сделаю!
Лидочка возвратилась в цех взволнованная. Сама не желая того, она вдруг помогла человеку, оказалась сильнее Вальки, решительнее… Ох, а ведь ей самой нужна помощь, еще как нужна! Что еще будет!… Неужели Мария плакала? Тогда, может быть, она не расскажет Свекловишникову про нее, Лидочку, и про Валю тоже?… Страшно, ой, как страшно! И тетка теперь обязательно выгонит из дома, а уж что начнется у отца!… И никому не расскажешь, ни единому человеку, даже Климу, ему в особенности…
Вот тут к Лидочке и подбежали девушки.
– Лида, давай десятку! – выпалила Аня Бакланова.
– Чего?
– Десятку. На подарок. А после работы купишь картошки, луку, свеклы, майонез… В общем, на тебе – винегрет. Сама рассчитай – человек на двадцать. И все тащи в общежитие к нам. Бал будет! Тонькин день рождения!
– Постойте, девчата… – растерялась Лидочка. – Я же не могу… Тетка заругается, что приду поздно.
– Черт с ней, с теткой! – бесшабашно махнула рукой Аня. – Ты что, маленькая? У нас ночевать останешься.
– Не пойду я, – потупившись и вся вдруг внутренне сжавшись, ответила Лидочка.
– Пойдем, Лида, – вступила в разговор Вера Круглова. – Весело будет. И давай все на винегрет покупать вместе?
– Вместе? – как-то странно переспросила Лидочка.
«Опять… – подумала она. – Все мне предлагают все вместе, вот и Валя Спиридонова тоже…»
– Лидка, ты не дури! – прикрикнула на нее Аня. – Это тебе первое комсомольское поручение – винегрет! Чтобы пальчики облизали, ясно? – и лукаво добавила: – Между прочим, Клим тоже будет.
Вся семья Приваловых сидела уже за столом, и Мария Ильинична разливала по тарелкам щи, когда в дверь просунулась вихрастая голова Сеньки Долинина.
– Клим дома? – деловито осведомился он. – Ага, дома. Прием пищи. А нам, между прочим, сегодня еще на день рождения идти.
– Влюбленный явился, – прыснула в кулак маленькая Любаша.
– Ты, Сеня, заходи, – сказала Мария Ильинична. – Пообедай с нами.
– Давай причаливай, – кивнул головой Клим. – Еще когда там кушать придется!
Сенька не заставил себя просить дважды.
– Я, между прочим, уже обедал, – сообщил он, усаживаясь за стол. – Но от таких щей никто, конечно, отказаться не может. Потом мне толстеть надо. А то, знаете, вес «пера». Это же трагедия для мужчины!
– Клима нашего догнать хочешь? – лукаво спросила Татьяна. – А то, небось, в милицию не принимают?
Вскоре обед кончился. Девочки стали помогать матери убирать посуду.
– Пошли, – сказал Клим, поднимаясь из-за стола. – Нам еще за ребятами зайти надо.
– И купить тоже кое-что требуется, – подмигнул Сенька.
Приятели вышли во двор. Было уже совсем темно. Дул холодный, сырой ветер. Под ногами чавкал размокший снег.
Закурив, оба некоторое время шли молча, потом Сенька сказал:
– Вот, понимаешь, прочел я вчера книжку. Про шпионов написана. Всю ночь читал.
– Значит, без философии, – усмехнулся Клим. – Одна разговорная речь.
– Я на твои насмешки ноль внимания, учти, – предупредил Сенька. – Книжку эту я, между прочим, как прочел, так и забыл. А вот одна мысль осталась. Верная она. Я ее на конкретной жизни проверил. А мысль такая: как эти шпионы людей вербуют?… Они недостатка в характере их ищут, понял? Один, скажем, выпить любит, другой – нарядом пофорсить, третий самомнением большим обладает.
– Это, кажется, про тебя, Сенька.
– Скажешь! Но я, между прочим, не завидую тому шпиону, который меня вербовать захочет.
– Положим, что и так. Я вот только не пойму, к чему это ты весь разговор завел?
– Чего же тут не понимать? Только шпионы, думаешь, людей вербуют через их недостатки? Нет, брат, я теперь тоже кое-что в жизни узнал.
– Что же ты такое узнал?
– А вот, к примеру, Горюнова возьмем. Что он, по-твоему, сам убийцей стал? Никак нет, не поверю. Подцепили его через пьянство, точно тебе говорю. Или, скажем, Перепелкин тот же…
– Ну, тут еще говорить рано.
– А денежки у него откуда? – ехидно спросил Сенька. – Через эти деньги он и погорит. Помяни мое слово. За красивые глаза ему их давать никто не станет. Или вот Лидка твоя…
– Брось к ней цепляться, последний раз говорю, – хмуро предупредил Клим.
– Ты, часом, уж не собираешься ли сватов засылать?
– Не собираюсь.
– Уф! Прямо гора с плеч! – облегченно вздохнул Сенька. – Ну, а гулять с тобой она не отказывается?
– Отцепись, понял? Лучше перемени пластинку.
– Не доверяешь? Тебе же счастья желаю. А с Лидкой какое будет счастье? Не могу я это выносить спокойно, когда на моих глазах человек в петлю лезет. Слышь, Клим? – Сенька неожиданно понизил голос: – А она тебе больше ничего такого не рассказывала? Ну, там, насчет денег или кого задушить хотела?
– Ничего. Только плачет. И в МУРе ничего не сказала.
– Да ну? А кто там с ней толковал?
– Ярцев.
– А-а, это мужик дельный. Только он не из МУРа.
– Знаю.
– Мы с тобой, Клим, много чего знаем. Как думаешь, почему это нам так доверяют?
– Видят, что честные, вот и доверяют.
– Нет, – убежденно возразил Сенька. – Честных много. А мы с тобой еще и активные. – Он снова оживился. – Вот бы Лидка твоя заговорила, а? Она много чего знает. Неужели ты на нее воздействовать не можешь?
– Не могу, – честно признался Клим. – Пробовал. Одни слезы. Извелась вся. Смотреть на нее – душа переворачивается.
– Сильно запугана, – убежденно заметил Сенька. – На какой-то слабости в характере ее зацепили.
– У тебя все слабости. А, может, на каком горе?
– И это, между прочим, бывает, – авторитетно засвидетельствовал Сенька и неожиданно добавил: – А вообще-то Лидка – девчонка ничего. Вот только переживания у нее всякие. Потому и плачет. А ты, конечно, подхода найти не можешь.
– Ты будто можешь? – буркнул Клим.
– Я-то? Запросто! Случая просто не было. У меня знакомые девчата все почему-то без переживаний. Ну, и потом, конечно, любви у меня нет, – со вздохом сказал Сенька и покровительственным тоном закончил: – Ладно уж. Ты-то хоть сам не переживай. Забот мне с вами, ей-богу… Который час-то?
– Восьмой.
– Ну вот. Пока соберемся, в магазин зайдем, как раз к девяти и приедем. Лида-то будет?
– Должна быть.
…Ребята пришли в общежитие целой компанией. Человек шесть. Карманы у них подозрительно оттопыривались. Из одного предательски выглядывала бутылочная головка. Сенька Долинин тащил под мышкой баян.
Комендант Прасковья Ивановна строго оглядела веселую компанию.
– Не пущу, – объявила она. – Поворачивайте, кавалеры!
– Так мы же на день рождения, – возразил Женя Осокин. – К Тоне Осиповой.
– Ну и что? По инструкции в женское общежитие не велено мужчин пускать, – сурово ответила Прасковья Ивановна. – И еще вон вино несете.
– Все строго рассчитано, – не сдавался Женя, поняв, что отрицать сам факт в целом уже невозможно. – По сто двадцать пять граммов на человека. Только для веселья.
– И даже не говори. Сказала – все. Идите от греха подальше. А еще комсомол… еще это самое… секретарь! – возмущенно закончила Прасковья Ивановна.
– Позвольте, – неожиданно выступил вперед Сенька. – Один вопрос. Ясности что-то не вижу. – Он торжественно вытянул из кармана бутылку с вином. – Это – государственное изделие или частное? Прошу прочитать вот здесь. – Он ткнул пальцем в бутылочную этикетку.
– Читай сам. А мне это ни к чему.
– Извиняюсь. Второй вопрос. Если так, то зачем выпускают? Пятна сводить, компрессы ставить или, скажем, к примеру, пить?
– С умом пить надо. А ваш брат…
– Еще раз извиняюсь. Но вы меня, к примеру, пьяным когда-нибудь видели?
– Я тебя, слава богу, вообще первый раз вижу. А посторонним…
– Ну вот! – радостно объявил Сенька. – А уже оскорбляете. Нехорошо, мамаша. Теперь так. Есть предложение. – Он вынул из кармана комсомольский билет. – Братцы, покажите свои документы этому товарищу. Если мы к двенадцати часам ночи не сможем уйти в силу своего нетрезвого состояния, – все! Звоните завтра в райком. Пусть там нам голову оторвут! Пусть…
Предложение было принято с восторгом, и ребята полезли в карманы.
Прасковья Ивановна растерялась от такого неожиданного оборота разговора.
В этот решающий момент подоспели девушки.
– Прасковья Ивановна, дорогая, милая! – взмолилась Аня. – Ведь день рождения у нас! Ну, подумайте! Если бы у мамы с папой жили… А то тут живем. И вы у нас как будто мать общая. Как же не повеселиться раз в году? Ну, разрешите… Честное слово, все будет в порядке!…
…Вечер удался на славу. Гвоздем ужина оказался Лидочкин винегрет. Смущаясь, поставила она его на стол. Громадное блюдо было любовно украшено.
– Вот, ее рук дело, – торжественно объявила Аня, указав на Лидочку. – Мастерица наша!
– Чудо! – воскликнул Сенька. – На грани фантастики! Заказываю мне на свадьбу точно такой же!
– А что? На такие дела тоже талант надо иметь, – рассудительно произнес Женя Осокин.
Аня Бакланова переглянулась с Верой, и обе посмотрели на Лидочку. Только что весельем и задором блестели ее глаза, но неожиданно на них навернулись слезы. Лидочка низко нагнула голову, судорожно проглотила вдруг подкатившийся к горлу комок, потом вскочила и, ни на кого не глядя, выбежала из комнаты.
На секунду за столом воцарилась тишина, потом все разом заговорили, возбужденно и горячо.
– Стоп, ребята! – воскликнул Сенька. – Здесь случай особый! Клим, догоняй!
Клим поднялся со своего места, сосредоточенный, решительный, и поспешно направился к двери.
– Пир продолжается! – как ни в чем не бывало весело объявил Сенька и обернулся в сторону баяниста: – Музыка, давай, жарь. А лично я, братцы, друга оставить не могу.
– Сенечка, они без тебя объяснятся! – возразила Аня. – Третий лишний.