Костя снова углубился в работу, давая понять, что разговор окончен. Сергей хотел было продолжить спор, но, пересилив себя, сдержался.
Через час Сергей с протоколом допроса вошел в кабинет Зотова. Тот внимательно выслушал его доклад, прочел протокол и задумчиво произнес:
– Так-с. Скажем прямо: допрос не получился. Но кое-какие факты тут есть. Вот что. Составьте план работы по версии. Перечислите мероприятия.
– План составлен, товарищ майор, – быстро ответил Сергей и положил на стол исписанный лист бумаги. – Гаранин помог.
– Гаранин? Очень хорошо, – кивнул головой Зотов. – Давайте поглядим.
Он не спеша вытер платком бритую, блестевшую от пота голову, достал папиросу, дважды смял мундштук и с наслаждением закурил. Потом на листке бумаги он зачеркнул цифру «4» и, вздохнув, написал цифру «5»: начальник отдела вел счет выкуренным за день папиросам.
Подробно обсудив с Сергеем план работы, Зотов с удовлетворением произнес:
– Вот теперь все. Выполняйте. Это ваше первое самостоятельное дело. Старайтесь быть объективным и спокойным. Перепроверяйте показания одних другими. Некоторые могут быть пристрастны. Ну, желаю успеха!
Зотов встал, пожал руку Сергею, и на его широком, тронутом оспой лице появилась удивительно хорошая, почти отцовская улыбка. Сергей знал, что у этого бывшего шахтера во время войны погиб сын, боец ударной армии генерала Катукова. А Зотов, пожимая руку Сергея, подумал: «Вообще парень ничего. Чем-то на моего Лешку смахивает. Вот только голубые глаза, смуглое лицо, черные волосы, это, пожалуй, слишком красиво. И вообще – лишняя примета».
Из Загорска Сергей возвратился поздно вечером в понедельник.
На следующий день Гаранин обратил внимание на сияющее лицо Сергея, хотя тот с подчеркнутой скромностью сидел за столом, листая бумаги. Костя подозрительно взглянул на друга и спросил:
– Ну, как съездил? Что-то вид у тебя слишком довольный.
– Есть от чего, – загадочным тоном произнес Сергей. – Скажи: Зотов у себя?
– Зачем он тебе?
– Буду просить разрешения на арест Валентины Амосовой, – важно объявил Сергей.
– Что? – удивился Костя.
– О, вот это сила! – с хорошо разыгранным восхищением произнес Саша Лобанов, сотрудник того же отдела, весельчак и балагур, бывший старшина первой статьи.
– Просто, как у Шерлока Холмса, – тем же тоном продолжал он. – За два дня, путем чисто логических умозаключений, выкурив десять трубок и совершив таинственную поездку, Сергей Коршунов раскрывает сложнейшее преступление. Это вам, товарищи, урок, как надо…
– Не трепись, Сашка, – оборвал его Гаранин и сердито сказал, обращаясь к Сергею: – Идем к начальству.
Зотов встретил их строго.
– Доложите результаты первых двух дней. Начнем с вас, Гаранин. Как идет работа на месте происшествия?
Хмурое лицо Кости оживилось.
– Кое-что есть, товарищ майор. В субботу нашел первых очевидцев. Исходил из того, что преступники приехали на машине. Час мне был приблизительно известен. Но ни дворник, ни жильцы, которых я расспрашивал, ее не видели. Только мальчишки во дворе…
– Прекрасный источник сведений, – одобрительно заметил Зотов. – Имейте это в виду, Коршунов. Наблюдательны, энергичны, памятливы.
Сергей кивнул головой. Он слушал Костю внимательно и чуть ревниво, предвкушая то впечатление, которое произведет его собственный доклад.
– Так вот, мальчишки, – продолжал Костя, – сообщили мне, что в тот час у подъезда стояла какая-то большая черная машина. Однако номера ее и даже марки они не знают. Не видели и тех, кто в ней сидел.
– Интересно, – проговорил Зотов, раскладывая перед собой кучку остро отточенных карандашей. – У вас все?
– Так точно.
– Немного пока, очень немного. Надо искать эту машину. Слушаю вас, Коршунов.
Гаранин иронически посмотрел на взволнованного Сергея. Тот поймал его взгляд, нахмурился и начал свой доклад.
– Сначала общие сведения о Валентине Амосовой. По общественной и производственной линии ее характеризуют только с плохой стороны. Свободное время проводит на танцах, среди ее знакомых выявлено много лиц, состоящих на учете в милиции, как ранее судившиеся за различные преступления, и ныне ведущих подозрительный образ жизни. Амосова ленива, зарабатывает мало, очень интересуется нарядами и всегда жалуется на недостаток денег. Далее, она очень завидовала, часто вслух, своей двоюродной сестре Любе Амосовой, завидовала ее нарядам, общему достатку ее семьи. Никанор Иванович – знатный мастер завода, старый большевик, побывал несколько раз за границей в составе наших делегаций.
Зотов, откинувшись на спинку кресла, невозмутимо раскладывал свои карандаши.
– Это ведь не все? – поднял он голову, когда Сергей на минуту умолк.
– Так точно, – быстро ответил Сергей. – Показания, данные Амосовой, ложны. Во-первых, она заявила, что приехала в Москву в пятницу, так как выполнила недельную норму. Это ложь. Она просто сбежала с работы, ее никто не отпускал. Во-вторых, она заявила, что ехала в Москву вместе с подругами, Сильченко и Ивановой. Это тоже ложь. Обе они в тот день были на работе и в Москву не уезжали. В-третьих, Амосова скрыла, что она ездила в Москву и накануне, в четверг, и в тот же день вернулась в Загорск. Никанор Иванович этого не знал, так как был на работе. В-четвертых, Амосова заявила, что преступники среди других вещей похитили и ее зимнее пальто. И это ложь. Из первой поездки в Москву она вернулась с этим пальто и, уехав снова в Москву на следующий день, оставила его подругам с запиской. В ней она просила срочно продать это пальто на рынке.
– Черт возьми, – произнес Гаранин.
– Таковы факты, – заключил свой доклад Сергей.
– А каковы ваши выводы? – медленно спросил Зотов, собирая со стола карандаши.
– Вывод один, – уверенным тоном ответил Сергей: – Валентина Амосова является соучастником преступления. Это она дала подвод, и на ее голос открыла дверь Люба Амосова.
– Так, – Зотов повернулся к Гаранину. – Ваше мнение?
Костя минуту подумал, подперев широкой ладонью подбородок. Наконец он сказал:
– Интересные сведения и, по-моему, важные. Но арестовывать Амосову пока нельзя, нет прямых улик и мало косвенных.
– Но, оставшись на свободе, она возвратится в Загорск! – запальчиво возразил Сергей. – Там она узнает о моем приезде, догадается о цели его и предупредит сообщников. Они могут скрыться!
– Погодите, Коршунов, – сказал Зотов, жестом как бы успокаивая Сергея. – Все это мы и сами понимаем. Однако Гаранин прав. Сегодня же вызовите Амосову на новый допрос. Это, знаете, все-таки мутная девчонка. Да, Гаранин! Очень жду новых сведений о машине. Ну, можете идти.
Сергей встал, чуть заметно пожав плечами. Ему было обидно. В самом деле, он привез такие важные сведения. И по существу, только он и дал настоящие улики по делу. «Увидят, они еще увидят, кто прав», – твердил он про себя, уходя из кабинета Зотова.
Новый допрос Амосовой ничего не прибавил, «мутная девчонка» нисколько не стала ясней. Но на следующий день произошло событие, которое заставило и Гаранина и даже Зотова по-иному взглянуть на версию Сергея Коршунова.
Среди дня раздался телефонный звонок. Незнакомый женский голос попросил к телефону товарища Коршунова.
– Это говорит Голикова Тамара Абрамовна. Не помните такую? Мне очень надо поговорить с вами и как можно скорее. Я тут недалеко от вас и звоню по автомату.
Через двадцать минут в комнату Сергея вошла пожилая, очень полная женщина с красным потным лицом и, тяжело дыша, опустилась на стул. В одной руке у нее был зажат скомканный и мокрый носовой платок, в другой она несла тяжелую продуктовую сумку.
– Так что вы собирались мне рассказать, Тамара Абрамовна? – спросил Сергей.
– Я к вам пришла насчет Вали, Валентины Амосовой, – поправилась Голикова. – Но я расскажу все по порядку. Вот слушайте. – Она на минуту умолкла, потом поправила рукой пышные седые волосы и начала рассказывать:
– Вы помните, какой беспорядок царил в столовой, где убили Любочку? Я начала собирать вещи с пола, мне помогала Валентина. И вот, представьте себе, в дальнем углу комнаты я неожиданно нашла, что бы вы думали? Чужой платок. Понимаете – чужой. Он был в крови, и на нем ясно видны были следы пальцев, чужих пальцев! Понимаете? Это был платок тех негодяев, тех убийц. Я была просто потрясена. Я объяснила Валентине, как важно передать вам этот платок. Я была уверена, что он наведет вас на след. Поэтому я осторожно завернула его в газету и отдала Валентине, попросив передать вам, когда она будет у вас на допросе. Она взяла, обещала, но, конечно, не передала. Верно я говорю?
– Совершенно верно, – кивнул головой Сергей.
Он слушал рассказ с возрастающим интересом. При этом два чувства владели им, два очень разных и одинаково сильных чувства. Первое из них был стыд: ведь это он, Сергей, составлял протокол осмотра столовой и должен был найти этот платок. Как же плохо справился он с порученным делом, какую важную улику пропустил! Второе чувство было – гордость: его версия как нельзя лучше подкреплялась очень ценными сведениями, сообщенными Голиковой.
– Через два дня, – продолжала Голикова, нервно теребя свой платочек, – я спросила Валентину, отдала ли она вам находку. Она побледнела – я это потом точно вспомнила, да, да, побледнела, вы понимаете? – и ответила, что вы платок не взяли, сказали: «Пусть лежит пока у вас». Меня это, признаться, очень удивило. Поэтому еще через два дня, то есть сегодня утром, я попросила Валентину позвонить вам и спросить, можно ли стирать вещи, а заодно, мол, и про находку, что с ней делать. Валентина согласилась, а я вышла из комнаты, но, стоя за дверью, стала слушать ее разговор. Вы же понимаете, я ей уже чуть-чуть не доверяла. Я слышала, как она спросила вас про белье, но про платок не сказала ни слова. Когда она кончила говорить, я вошла в комнату. Она передала мне ваше разрешение стирать вещи, а про платок сказала: «Они велели его выбросить». Ну, вы понимаете, что это такое? И как это все объяснить, я вас спрашиваю? Боже, как это все ужасно! Сил нет выдержать такое горе! – воскликнула она, уронив голову на руки, и разрыдалась.