…Через два часа Сергей был уже в кабинете Зотова.
– Ну, здравствуйте, Коршунов, здравствуйте, – тепло приветствовал его тот, грузно приподнимаясь в своем кресле, чтобы пожать Сергею руку. – Значит, вырвались из заточения? А дома были?
– Нет. Я с аэродрома прямо к вам. Как Гаранин?
– Плохо. Задето легкое. Он все еще без сознания. Бредит.
– Катя там?
– Там. Славная девушка. Да, так вот, Коршунов. Прежде всего поздравляю вас с образцовым выполнением задания. Могу сообщить, пока по секрету, – Зотов хитро прищурился, – что приказом полковника с вас будет снято взыскание. Вот. Надо бы вам как следует отдохнуть, – озабоченно продолжал он, – но невозможно. Коротко введу вас в курс дела. Ложкин на допросе, конечно, ничего не сказал. Клял себя только, что прибежал в Москву: МУРа, мол, недооценил. Но при обыске у него нашли крупную сумму денег – пять тысяч, и расписку, странную, надо сказать. Ее, как видно, должен был подписать кто-то, но не подписал. Ложкин должен был дать под нее деньги. Зачем все это – непонятно. Кроме того, у него был изъят билет в цирк.
Зотов достал из несгораемого шкафа сверток и развернул его.
– Видите? Вот деньги, вот билет, а вот и расписка. Прочтите.
На небольшом клочке бумаги синими чернилами были написаны всего две строчки: «Мною получено 5 000 (пять тысяч) рублей от Ивана Уткина. Обязуюсь отработать».
Сергей, дважды, стараясь сосредоточиться, внимательно рассмотрел билет.
Зотов посмотрел на его усталое лицо и строго сказал:
– А теперь отправляйтесь домой. Приказываю хорошенько выспаться. Завтра вы должны снова действовать. Теперь вам многое доверим. Помните, опасный преступник все еще на свободе. И потом появилась новая фигура – Иван Уткин. Кто он такой?
Глава 8СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ
Просторная, хорошо обставленная комната тонула во мраке. Лишь в углу на круглом столе неярко горела лампа под зеленым стеклянным абажуром. Вокруг стола расположились в креслах трое – томный Арнольд с небрежно зажатой в углу рта сигаретой, высокий, худой Растягаев в строгом черном костюме с черным галстуком-бабочкой, с лица его не сходило выражение надменности и презрения, и толстый Камов, неряшливо и торопливо одетый, с пестрым бантом на шее. Все трое сидели сосредоточенные и торжественные.
– Мы собрались сегодня, чтобы судить предателя, – произнес, наконец, Арнольд. – Он бросил нам вызов и должен понести кару.
– Не тяни волынку, Арнольд, – резко проговорил Растягаев. – К черту красивости.
– Попрошу без вульгарностей, – возмущенно выпятил толстую губу Камов.
– Внимание, – строго произнес Арнольд. – Итак, предатель этот – Елена Осмоловская. Мы дали ей время одуматься. Но, увы, этого не случилось. К чему присудим ее?
– Смерть, – зловеще произнес Растягаев, он был очень горд своей непреклонной жестокостью.
При этом слове у Камова нервно задергалась полная щека, он порывисто вскочил и, прижав руки к пухлой груди, нараспев, как стихи, произнес:
– Заря догорает, и это красиво, но человеку не дано приблизить ее конец. Поднять руку на жизнь нам не дано.
– Нет, смерть! – подражая Растягаеву, воскликнул Арнольд.
– Ребята, да вы сошли с ума! – взволнованно произнес вдруг Камов.
– Заткнись! – грубо оборвал его Растягаев и, обращаясь к Арнольду, сказал: – Пиши приговор. Двое против одного – за смерть. Пиши.
Арнольд придвинул к себе лист бумаги, достал автоматическую ручку и, хмурясь, стал писать.
Камов нервно ерзал на своем кресле, теребя рукой бант, в расширенных глазах его были страх и растерянность. Наконец он вскочил и, заикаясь, произнес:
– Я… я не унижусь… Да, я просто… просто боюсь. Вы… вы что задумали, а? Кто… кто убивать-то будет? Ты, что ли, Леонид? – он посмотрел на Растягаева.
Тот постарался ответить решительно, отрывисто и жестко, но было видно, что вопрос Камова его смутил.
– Положим, не я. Раса господ повелевает, приннмает решения. Выполнять их – удел толпы.
– Ну, а все-таки, – настаивал Камов. – Толпа – понятие неопределенное, расплывчатое. Кто же будет… это самое… убивать? – он вздрогнул, произнося последнее слово.
– Да, об этом надо подумать, – хладнокровно согласился Растягаев.
– Эх, был бы сейчас Вячеслав, – неожиданно произнес Арнольд. – Он мне говорил, что знает каких-то людей. Подонки, конечно, но…
– Идея, – сказал Растягаев. – Я кое-что вспомнил. Мы с Вячеславом однажды сидели в кафе. И он мне указал на одну девицу, свою знакомую. Она знает этих людей. Можно через нее…
– Я не согласен! – истерически закричал Камов. – Я не могу! Это выше моих сил. Я поэт, а не… а не…
Он не мог окончить, весь его вид говорил о предельном испуге.
В глазах Арнольда засветилась злость.
– Ну, нет. Я ей тогда сказал, что мы отомстим. Она назвала меня… нас дураками. Это ей не пройдет даром. Слушайте приговор.
Он стал читать. Камов сжался в своем кресле, на толстом лице его проступили пятна. Поглядывая на него, Растягаев шагал по комнате, наслаждаясь испугом «слюнявого поэтика», как он называл Камова.
Арнольд кончил и, обращаясь к остальным, торжественно сказал:
– Прошу подписать приговор, – и первый поставил свою подпись.
За ним немедленно, с подчеркнутой решительностью, поставил подпись Растягаев. Потом оба посмотрели на Камова.
– Ребята… – жалобно протянул тот. – При чем тут я?
Арнольд встал и, изящно поклонившись, издевательским тоном произнес:
– Соблаговолите подписать приговор.
– Ну? – угрожающе произнес Растягаев, останавливаясь перед Камовым.
Тот боязливо сполз со своего кресла и, приблизившись к столу, взялся за перо.
– Еще один вопрос, – проговорил Растягаез, снова принимаясь шагать по комнате. – На этом дне свои правила. Они ничего не делают даром, – он сделал брезгливый жест рукой. – Им надо посулить денег.
– Это верно, – согласился Арнольд. Он поглядел на часы. – Давайте решать скорей. Через полчаса соберутся наши.
– Наши… – презрительно усмехнулся Растягаев. – Еще вопрос, соберутся ли. С того собрания они боятся даже подойти к нам в институте.
…На следующий вечер Арнольд и Растягаев направились в кафе «Ласточка». Оба несколько робели, но признаваться в этом не решалась.
Вскоре Растягаев увидел Зою Ложкину и глазами показал на нее Арнольду. Посовещавшись, они пересели за столик, который она обслуживала, и стали терпеливо ждать. Наконец Зоя подошла к ним и протянула карточку меню.
– Вам привет от Вячеслава Горелова, – не очень решительно произнес вполголоса Арнольд.
Зоя метнула на него любопытный взгляд.
– Ой, умираю! – кокетливо воскликнула она. – Откуда вы его знаете?
– Он наш друг, – с достоинством ответил Растягаев.
– Ну и что с того?
– Он говорил, что в случае чего можно обратиться к вам, – продолжал Арнольд, явно не выдерживая высокомерного тона, который они решили принять в обращении с нею. – Нам надо поговорить кое о чем с вашими знакомыми. У нас есть предложение и деньги.
– Ой, умираю! Приходите послезавтра, в воскресенье. Я вас, может быть, познакомлю с Митей.
– Прекрасно, – согласился Растягаев. – Пошли, Арнольд.
– Ну, нет, – живо возразила Зоя. – Пожалуйста, закажите что-нибудь. Посмотрим, какие вы богачи, – лукаво добавила она.
Когда она отошла, Арнольд наклонился к приятелю и шепнул:
– Она ясно дала понять, что хочет получить с нас за услуги. Придется дать.
Растягаев кивнул головой.
Следующие два дня оба не находили себе места. Они не могли даже заставить себя пойти в институт, боясь увидеть Лену. Ведь предстоящая встреча в кафе означала переход от слов к делу. Оба ясно понимали сейчас, что раньше все была игра. А теперь… Встречаясь, они все еще пытались щеголять друг перед другом своей решимостью. Но в тот вечер, перед тем как идти в кафе, Арнольд не выдержал первый.
– А что, если их поймают? – нервно спросил он, завязывая галстук перед зеркалом.
Растягаев как будто ждал этого вопроса.
– При чем здесь мы? Кто им поверит? – и, помолчав, озабоченно спросил: – Ты деньги-то взял?
– Взял. Пошли. Будь что будет.
– Ну, ты не очень-то трусь.
– Это я-то? Ха.
Они отправились пешком, инстинктивно стараясь отдалить пугающий момент встречи с каким-то неизвестным Митей.
В кафе было людно. Арнольду и Растягаеву пришлось дожидаться, пока освободится отдельный столик. Наконец они уселись, тревожно озираясь по сторонам. Зои не было видно. Вскоре она появилась где-то в конце зала и сейчас же исчезла, потом снова появилась, держа в руках поднос, но к друзьям не подошла, хотя Арнольд заметил, что она их видела.
Тем временем другая официантка подала им меню, и друзья довольно сбивчиво заказали что-то. Оба непрерывно курили.
– Когда этот тип появится, – шепотом сказал Растягаев, – ты с ним говори так, чтобы он сразу почувствовал разницу между нами.
– Будь спокоен.
Тревожное ожидание продолжалось. Наконец Зоя прошла мимо них и, не поворачивая головы, тихо сказала:
– Митя сейчас придет.
Прошло еще минут двадцать. Друзья нехотя отхлебывали кофе, – два пирожных остались нетронутыми: оба но могли себя заставить проглотить ни кусочка.
Но вот снова появилась Зои. Вслед за ней вразвалку шел невысокий, коренастый парень, курносый и с виду добродушный, одетый щеголевато и безвкусно. Поравнявшись со столиком, за которым сидели приятели, он недружелюбно спросил у Зои:
– Эти?
Та кивнула в ответ головой и ушла.
Парень бесцеремонно уселся за столик, смерил Арнольда и Растягаева прищуренным, оценивающим взглядом и сказал, доставая из кармана коробку дорогих папирос:
– Ну, здрасте, уважаемые. Мое вам с кисточкой. Оба его новых знакомых поздоровались вежливо, с достоинством, в котором, однако, сквозили плохо скрытая брезгливость и опаска.
Мите оба парня не понравились. «Фраера и белоручки», – мысленно решил он. Но инструкция Папаши была совершенно определенной, и он грубовато буркнул: