Геннадий закрыл папку, минуту пристально смотрел на ее глянцевитую, чистую обложку, потом взял перо и размашисто, крупно написал вверху:
«Оперативное дело «Черная моль» (по меховой фабрике)».
В этот момент в комнату вошел Зверев.
– Ага, нашелся, – насмешливо произнес он, щуря правый глаз. – Где же ты вчера пропадал, Шерлок Холмс несчастный? В одиночку решил работать?
– Ничего подобного, – обиженно возразил Геннадий. – Как раз собрался идти к тебе.
– Все-таки собрался? Большое спасибо. А куда это ты вчера после допроса Голубковой вдруг исчез, растворился, так сказать? И до ночи дома не появлялся?
– Я к Андрееву спешил, у него и засиделся. Замечательный старик! Я у него очень интересные сведения получил. Вот прочти. – Геннадий торопливо протянул исписанные листки.
– Потом, – отстранил его руку Зверев. – Сначала скажи, как ты с девушкой толковал, это, наверно, поинтересней было. – И прищуренный глаз Зверева, как показалось Геннадию, с необычайным лукавством уставился на него.
– С Голубковой разговора не получилось, – признался Геннадий.
– Вот как? Неужто смутила она доброго молодца? Не устоял?
– Шуточки твои тут не к месту. – Геннадий насупился.
Но Зверев уже с интересом рассматривал надпись на папке.
– Придумал же шифр! Но, между прочим, метко, со смыслом. Ну, а теперь так. – Зверев удобно уселся за соседний стол и опять усмехнулся. – Выкладывай все свои мысли и сомнения. Кстати, последних у тебя, кажется, больше.
– Чутье свое показываешь?
– Зачем? Просто зашел и вижу, лицо у тебя, как у Гамлета, никак не решишь: быть или не быть?
Геннадий не выдержал и рассмеялся.
– То Шерлок Холмс, то Гамлет. Культурный ты человек, смотрю, начитанный.
– Резвишься? А нам, между прочим, в три часа к Басову идти.
– Ну, что ж. Пойдем, раз надо, – вздохнул Геннадий.
– Конечно. Только придется ему на стол план положить, план дальнейших мероприятий по делу… Как ты его окрестил? «Черная моль».
…Ровно в три часа Ярцев и Зверев вошли в кабинет комиссара Басова.
– А, товарищи меховщики! – с невозмутимым видом приветствовал их тот. – Присаживайтесь. Что-то давно не слышал о ваших успехах.
– Особых успехов нет еще, – ответил Зверев.
– Догадываюсь. Потому так скромно себя и ведете. Пока, значит, у вас одна лирика и всякие жизнеописания. Так, что ли? Ну, давайте их сюда. Посмотрим, что там прибавилось.
Геннадий положил на стол папку с делом.
– Ага, шифр прибавился, – усмехнулся Басов. – Ничего, подходяще. – Он стал проглядывать бумаги. – Так. Разговор с Лифшицем о связях Плышевского. Гм… Интересно. Дальше… Разговор с Приваловым о Голубковой. Так… С Андреевым – о Жереховой и о чем еще? Ага. О порядках на фабрике. Тоже интересно…
Продолжая разглядывать бумаги, Басов выколотил из трубочки остаток сигареты, вставил новую и, нащупав на столе спички, закурил.
– Так-так. И все эти разговоры, значит, в открытую. Что ж. Не возражаю. Люди попались надежные. Ну, а с кем еще толковали?
– С Голубковой, – еле выдавил из себя Геннадий, не поднимая глаз на Басова, и поспешно прибавил: – Но разговора не получилось, товарищ комиссар. Она ничего не рассказала.
– А почему?
Геннадий смешался и умолк, не зная, что ответить на этот прямой вопрос. Вместо него ответил Зверев:
– Подготовились мы недостаточно.
Басов покачал головой.
– Главное не в этом. Почему-то Ярцев в этот раз слишком уж понадеялся на себя и… на нее. Удивительное легкомыслие! – Он внимательно посмотрел на Геннадия. – Раньше, кстати, за вами такого не наблюдалось.
И снова Зверев поспешил на выручку:
– Учтем, товарищ комиссар. С кем не бывает! А Голубкова не догадалась, зачем ее вызвали.
Басов усмехнулся.
– Из вас, Зверев, адвоката не получится, не старайтесь. А вам, Ярцев, делаю серьезное предупреждение. Если и дальше так пойдет, то эта самая «черная моль» вам еще при жизни памятник поставит. – И резко, почти с угрозой прибавил: – Лично я такой славе не завидовал бы. Имейте это в виду.
– Понял, товарищ комиссар.
– Ну, то-то же. А теперь, друзья-товарищи, пора переходить от открытой игры к закрытой. В противоположность шахматам, она у нас более активна. Так, что ли? – Басов снова придвинул к себе папку. – Ага. Вот и ваш план. Посмотрим.
Зверев и Ярцев с опаской переглянулись. У обоих одновременно мелькнула одна и та же мысль: «Сейчас начнет уточнять». Эти «уточнения», как любил выражаться Басов, нередко кончались тем, что он перечеркивал план и приказывал составить новый.
– Вот вполне правильная мысль, – неожиданно сказал Басов и, водя пальцем, прочитал: – «Пункт двенадцатый и последний: Искать возможные каналы сбыта». Не мешало бы, однако, уточнить: как вы собираетесь искать, с чего начнете? Это сейчас главное звено.
– Обязательно уточним, товарищ комиссар, – поспешно заверил Геннадий.
– Интересно знать, когда же произойдет это историческое событие? – сердито покосился на него Басов, крепко зажав в зубах трубочку с сигаретой.
Синим карандашом он дважды решительно отчеркнул последний пункт и рядом поставил жирный вопросительный знак. Геннадий с тоской посмотрел на свой так аккуратно отпечатанный план.
– Уже уточнили, – объявил вдруг Зверев. – Мы вот с чего начнем. – Он повернулся к удивленному Геннадию. – Доставай-ка свой блокнот, покажи, что ты там записал, когда ждал пропуска на фабрику.
Через полчаса листок из блокнота перекочевал в карман старшего оперуполномоченного лейтенанта Арбузова.
– Значит, Федя, понял? – спросил его Ярцев. – И надо сегодня же все успеть.
– Все будет как часы, – весело откликнулся чернокудрый, с лукавыми глазами Арбузов.
– С водителем поаккуратней.
– Уж будьте уверены. Убаюкаем так, что только губами зачмокает и пузыри пустит. А понять ничего не поймет.
– Ну, двигай, раз так, – улыбнулся Геннадий.
В тот же день под вечер в небольшой прокуренной комнате районной автоинспекции Федор Арбузов уже беседовал с водителем грузовой автомашины Ступиным. Это был высокий сутулый парень с взъерошенными белокурыми волосами, одетый в промасленную спецовку.
Арбузов задавал вопросы весело и напористо, и Ступин, усиленно подделываясь под его легкий, дружеский тон, отвечал торопливо, сбивчиво, но вполне искренне.
– Вижу, брат, вижу, – добродушно сказал наконец Арбузов. – Путаница вышла. Путевка у тебя в порядке. Никакой «левой» ездки. Но для порядку, сам понимаешь, ты уж мне за тот день во всех подробностях отчитайся.
– Так я же, товарищ инспектор, разве отказываюсь?… Ну, с другим просто нет никакой инициативы разговаривать на этот предмет. А с вами – другое дело. Значит так. – Ступин наморщил лоб. – В девять подал я машину к тринадцатому магазину. Сама села. Директор то есть.
– Фамилию знаешь?
– А то нет. Середа Полина Осиповна. Ох, и баба! С ней, значит, на меховую фабрику поехали. За товаром.
– Каким?
– Шапки получали. Как накладную оформили, грузить стали. Она мне и говорит: «Помогай, Ваня. Тороплюсь. За мной не пропадет». Ну, я и давай. Кто ж откажется на полушку заработать. Верно?
– Верно, – согласился Арбузов. – И много потрудился?
– Да нет. Двести сорок коробок погрузили, и всё тут.
– Смотри, пожалуйста, точность какая! – засмеялся Арбузов. – Ты их по дороге пересчитывал, что ли?
– Зачем? – в тон ему ответил Ступин и подмигнул: – Наше дело, шоферское, такое: все замечать и обо всем молчать. Верно?
– Ох, ты ж и хитер! Ну, да ладно. Значит, первая ездка была на меховую фабрику, время – с девяти до двенадцати, груз – двести сорок коробок с шапками. Так и записывать?
– Форменно так! – горячо подтвердил Ступин. – Чтоб у меня на всю жизнь права отобрали, если вру! Теперь, значит, вторая ездка…
Ступин говорил с воодушевлением, вдаваясь в бесконечные подробности, и, как видно, сам наслаждался своей правдивостью и абсолютным на этот раз безгрешием.
Расстались они оба очень довольные друг другом.
Арбузов немедленно позвонил Ярцеву.
– Порядок, – сказал Геннадий, выслушав его доклад. – Зверев приказал операцию провести завтра.
Огромные, залитые голубым светом неона зеркальные витрины магазина меховых изделий в этот сумеречный предвечерний час невольно привлекали внимание прохожих. С минуты на минуту должен был кончиться обеденный перерыв, и у дверей магазина собралась уже небольшая группа людей, в большинстве молодые, рабочего вида парни.
Наконец продавщица в синем халатике распахнула дверь. Магазин начал наполняться покупателями.
Спустя некоторое время за прилавком появилась высокая широколицая женщина лет сорока, тоже в синем халате, из-под которого виднелась белая блузка, заколотая у шеи большой, из цветного стекла брошкой.
Женщина спокойно, по-хозяйски оглядела торговый зал, потом раскрыла створку шкафа и поправила выставленные там меховые горжетки. Мимо пробежала одна из продавщиц.
– Уже упарилась? – сухо спросила ее высокая женщина.
– Покупателей тоже бог послал. – Девушка раздраженно кивнула головой на двух молодых парней. – Сами не знают, чего хотят. По десять шапок уже перемерили, и все им мало.
– Их право.
– Да ну, Полина Осиповна! Нервов на таких не хватит. И уж понимали бы чего-нибудь. Или совета слушали. А то с умным видом самый плохой товар выбирают. И у Марины вон такие же попались. – Она указала на другую продавщицу.
– Ты нервы свои оставь! – властно оборвала ее старшая. – На работе находишься.
В этот момент к прилавку подошли четверо молодых людей. Один из них, высокий и плечистый, деловито спросил:
– Где тут директора повидать можно, товарища Середу?
– Я директор, – ответила пожилая женщина. – Что надо, товарищи?
– Дело к вам есть.
– Прошу в мой кабинет.
Откинув доску прилавка, все четверо последовали за ней.
В тесной, заваленной товаром каморке посетители предъявили свои удостоверения.