Израильские офицеры одними из первых прибежали к месту стоянки вертолетов. Вертушка пылала. Во второй тоже спасать было некого.
– Я сейчас пойду и набью рожу этой баварской жирной свинье, – сцепив кулаки, не выдержал директор «Моссада».
– Я с тобой согласен, но пока подожди. Нам надо получить от них материалы дела, чтобы найти организаторов бойни, – сдержал коллегу шеф контрразведки.
– Клянусь, они дорого заплатят за жизни наших ребят.
– Ты уже знаешь, кто они?
– Конечно, «Черный сентябрь», – шеф разведки с удивлением посмотрел на коллегу.
– «Черный сентябрь» появился недавно и раньше не воевал против нас. Даже по названию понятно, что они создавались, чтобы мстить иорданцам, королю Абдалле и его окружению. Очевидно, это было сделано для ослабления нашего внимания к этой группе. – Начальник «Шабака» был очень рассудительным человеком. – Посмотри на их подготовку, на вооружение, размах операции. Это не полуграмотные беженцы.
– Ты прав. Здесь задействованы серьезные силы. Нам предстоит большая работа, – согласился с доводами контрразведчика собеседник.
– Уверен, здесь не обошлось без Арафата. Он, конечно, будет утверждать, что его ФАТХ не имеет никакого отношения к «Черному сентябрю». Это характерный прием лживой арабской скотины – прятаться за спинами других, подставляя их вместо себя. В декабре 1967 года моя группа выследила его на конспиративной квартире в Рамалле, где он скрывался. Но когда мы вошли в дом, Арафата там уже не было. Он выскочил через окно и убежал. В очередной раз его спасла природная способность ощущать опасность. Он удрал в Иорданию в женской одежде. – Злость душила шефа «Шабака».
– Я читал в одной книжке, что в России во время революции от матросов так же в женской одежде убежал глава Временного правительства Керенский, – вспомнил моссадовец.
– Видимо, Арафат тоже читал эту книгу, – язвительно заметил собеседник.
Шакал понял, что в суете боя он потерял из вида несколько палестинцев. Тогда он решил активировать бомбу в надежде, что от мощного взрыва пострадают и арабы. Но сколько он ни нажимал на переключатель, взрыва так и не произошло. Он не знал, что палестинцы, подгоняя связанных заложников, просто забыли сумки с взрывным устройством в помещении Олимпийской деревни. К счастью, расстояние в 25 километров было непреодолимо для сигнала. Полиция уже обнаружила бомбы, и ими занимались саперы.
Стрельба завершилась. Шакал видел, как двоих пленных повели в помещение учебного центра. Можно попытаться рискнуть и ликвидировать их там. Снайперский выстрел отпадал, так как не было подходящей площадки. Стрелять можно было только со стороны летного поля, то есть на виду у всех. Но Карлос не был самоубийцей.
Шакал спрятал СВД в чехол, чтобы не бросалась в глаза: таких винтовок не было на вооружении немецкой полиции. Оставлять ее на месте стрельбы – значит, вызвать массу вопросов, в конце концов это может вывести на него. Начнут опрашивать тех, кто видел мужчину, поднимавшегося на пожарную башню, а он делал это спокойно, не таясь.
Винтовку Шакал отнес в машину к Стиву и вернулся в помещение штаба. Оно было забито полицейскими, которые все прибывали и прибывали. Добраться до задержанных не было никакой возможности. Значит, пришло время сворачиваться. Итак, одиннадцать израильтян и пятеро палестинцев убиты, трое захвачены полицией. Заказчик опасался, что они сдадутся в плен, но они не сдались, можно сказать, пытались вырваться. Значит, боролись до конца – герои, а не трусы. Будем исходить перед арабами из этой версии.
Когда Шакал с напарником подъехали к воротам на выезд, обозначилась еще одна проблема. В воротах собралась большая толпа журналистов и зевак. Их не пускали на поле, и никто ничего не рассказывал. Они слышали стрельбу и взрывы, видели на удалении большое пламя. Все это подогрело их интерес до максимума, и они были готовы кинуться с градом вопросов на каждого, кто попытается выехать.
Несколько телекамер, десятки фотообъективов находились в засаде на выезде. Стало понятно, что машину просто так не выпустят. Попадать на страницы газет, журналов и телеэкраны всего мира Шакал считал преждевременным.
– Что делаем, Карлос? – Стиву очень хотелось побыстрее унести отсюда ноги и наконец-то получить причитающиеся ему триста тысяч долларов.
– Давай попробуем такой вариант… – Он склонился к уху товарища.
…Легковой автомобиль подъехал к воротам военной авиабазы, водитель предъявил постовому полицейское удостоверение. Как только машина выехала за шлагбаум, ее тут же облепили репортеры, настырно перекрывая дорогу. Водитель опустил боковое стекло и слегка высунулся. На голове у него была кепка с длинным козырьком и, несмотря на ночь, большие зеркальные солнечные очки, закрывавшие половину лица. Вдобавок он прикрывал ладонью глаза от многочисленных блицев фотографов.
– Я Людвиг Поллак, сотрудник олимпийского пресс-атташе. Могу вам сообщить, что заложники освобождены, а четверо террористов ликвидированы. Это пока все. Через полчаса мы дадим большую конференцию в Олимпийском пресс-центре. Если вы поторопитесь, то можете еще успеть туда. Прошу освободить дорогу, я должен срочно отправить раненого товарища в госпиталь. – Водитель кивнул головой на заднее сиденье, где под пледом виднелся силуэт лежащего человека.
Услышав про намечавшуюся конференцию, большая часть журналистов рванула к своим машинам. Надо срочно спешить. Времени впритык.
Расчет был очевиден. Если сообщить о реальном положении дел, это вызовет шок и стресс. Человек на какое-то время замирает – так устроена наша психика. Другое дело, когда сообщение радостное, это, наоборот, способствует приливу эмоций и дает всплеск двигательной активности. Хочется прыгать и бежать. Судя по тому, как журналисты резво освободили путь, прием сработал. Стив дал газу и быстро скрылся в ночной мгле.
– Классно ты все придумал, Карлос. Надеюсь, и с нашим делом порядок. Когда я смогу получить остаток гонорара? – В голосе немца сквозило нетерпение. Его не интересовало, сколько человек погибло, ему было важно, когда он получит деньги.
– Сначала отвези меня на квартиру, там все и получишь. После этого избавишься от оружия и этой машины. На месяц пропади из вида, денег тебе хватит с избытком. Через месяц на свой франкфуртский адрес получишь видовую открытку. Через пять дней ты должен быть в том городе, который будет на ней изображен. Остановишься в гостинице рядом с вокзалом, там я тебя найду. Понял?
– Хотя бы намекни, где это место.
– Пока не знаю. Может быть, Вена, Париж, Рим, Брюссель, Лондон… – Он засмеялся, снимая напряжение. – Точно не Нью-Йорк и не Москва. И вот еще что. Нам будут нужны еще люди. Ты говорил, у тебя кто-то есть на примете.
– Сделаем, шеф. Только плати.
На дипломатическом приеме во французском посольстве в Вашингтоне советский посол Анатолий Федорович Добрынин подошел к помощнику по национальной безопасности президента США Генри Киссинджеру. По статусу ему больше подходило общаться с госсекретарем Роджером Пирсом, но он знал, что вопросами реальной политики, и прежде всего отношениями с Советским Союзом, занимается как раз Киссинджер.
– Добрый день, Генри. Как вы оцениваете победу советского спорта на Олимпиаде в Мюнхене? Согласитесь, наши 50 золотых медалей против ваших 33 говорят о силе СССР.
– Безусловно, Анатолий, ваши победы в отдельных дисциплинах убедительны, но кроме спорта в мире есть еще много областей, где ваши успехи не столь очевидны.
– Так мы стараемся, Генри. И здесь важно, чтобы нам не мешали. Мы за честную конкуренцию и очень не хотим, чтобы террористические методы проникали, например, в политику или экономику.
Киссинджер напрягся. Он понимал, что это не простой разговор и упоминание терроризма – отнюдь не случайность. То, что советский посол говорит образно, намеками, свидетельствует о том, что некое, пока ему неизвестное событие не получило огласки и русские готовы оставить его втайне, но хотят что-то получить взамен. Здесь важно выяснить не столько, что произошло – теперь он это точно узнает, – а чего они хотят.
– Соединенные Штаты всегда осуждали терроризм, – осторожно заметил помощник президента.
– Советский Союз поддерживает вас в этом стремлении, – с жаром заметил посол. – То, что произошло в Мюнхене, ужасно. – Он сделал паузу и многозначительно добавил: – Не только то, чем закончилась стрельба на авиабазе с израильскими заложниками, но и то, что случилось в самой Олимпийской деревне.
Прозвучали ключевые слова «стрельба» и «Олимпийская деревня». Киссинджер догадался: это означало, что ЦРУ, видимо, проводило секретную операцию, если разговор идет о стрельбе, а русские получили доказательства причастности к этому США. Но они готовы не поднимать скандал. Надо выяснить условия.
– Виновные, несомненно, должны быть наказаны, а потерпевшая сторона получить поддержку. Не так ли, Анатолий?
Обращаясь не по должности, а по имени, американец как бы намекал на возможность кулуарного решения вопроса.
– Хотелось бы отметить, Генри, что потерпевшая сторона здесь в том числе и Германия. Она опять пострадала. На ее земле, как в ходе тяжелейшей войны, так и сейчас, пролилась кровь. После того, что произошло на Олимпиаде, наша с вами задача, как и тогда, кстати, заключается в том, чтобы дать немцам возможность поднять свою экономику.
– Но мы и так стараемся им помочь, – заметил американец.
– Так не мешайте и нам тоже помочь немцам. Мы хотим успешно реализовать наш совместный проект по газу из Сибири.
«Вот что они хотят. Чтобы мы в ответ сняли санкции со сделки „Газ в обмен на трубы“. Это серьезный запрос. Надо срочно переговорить с президентом и узнать, что там натворили наши шпионы».
Обменявшись еще парой ничего не значащих фраз, дипломаты разошлись.
По горячим следам министр внутренних дел собрал у себя руководителей полиции, разведки и контрразведки.
– Итак, господа, прошу высказаться, как такое стало возможным. Как мы смогли прохлопать подготовку к теракту на Олимпиаде. Начнем с разведки.