Все зримое происходит из незримого!
Все незримое происходит от зримого!
И ни конца, ни начала! Все существует всегда!..
Материя через человека познает себя и в свою очередь преобразует человека самопознающего. Материя – эгоистична и агрессивна, ибо постоянно стремится к совершенству, то есть к отрицанию и уничтожению самой себя.
Вакуум – материя есть сверхбытие всего существующего и несуществующего. Единство и совершенство отсутствуют в сверхбытии за ненадобностью.
Человеческое стремление к единству и совершенству есть искушение, которое предназначено душе преодолеть в жизни вечной, но не в бесконечности, таящей в себе единство, как вечную смерть. Разумом практически невозможно осмыслить сие откровение, но существующее не нуждается в доказательствах существования также, как и несуществующее. И хватит об этом!
«Страшное одиночество за всю жизнь» – с горечью проговаривается Василий Васильевич Розанов. И опять:
«Страшная тяжесть одиночества. Не от того ли боль?»
Боль от невозможности найти себя в единстве. Боль от неприятия одиночества. Воль от одиночества в единстве.
Но в тоже время: «…одиночество за всю жизнь…» Не за прожитую – и не за ту, что еще предстоит прожить. Боль за всю жизнь, какая ни есть в мирозданье, ибо эта жизнь не может существовать без боли.
Боль за несуществующее единство. Боль за уходящее одиночество. Боль за уходящую боль.
Жизнь это не сон. Жизнь – вечная реальность без сна.
Вселенная создана для человека, а человек для Вселенной.
И, если даже допустить, что они не приемлют друг друга, то надо согласиться, что, именно для этого они и созданы, ибо взаимопоглощение неостановимо.
Боль от страха и невозможности предельного бытия есть боль животворящая – и нет конца этой боли!..
Каждый человек – множественное «я». Но есть два стержневых «Я», внутреннее и внешнее, вокруг которых группируются, распадаясь и соединяясь, все остальные. Но внутреннее «Я» часто совершенно противоположно внешнему, возникающему от общения с миром. Именно, во внутреннем «Я» таится истинное одиночество, а внешнее практически всегда стремится к единству. Но не исключено, что эти «Я» свободно меняются местами.
В единстве человек грезит о величие, а в одиночестве – о счастье.
Боже мой, почему мы не можем оценить величайшую радость, дарованную нам свыше, – бытие наедине с самим собой?!
Человек несвободный, человек освобожденный от рабства насилием, не в состоянии ощутить всю полноту одиночества земного и вечного…
Но нет свободы без страдания!
Прозревший червь тоскует по ослепшей птице!..Разъединиться, чтобы объединиться! Объединиться, чтобы разъединиться!
– А что дальше?.. – недоуменно спрашивает некто из-за плеча.
– Дальше?.. Дальше – то же самое…
– Как то же самое? А где же другое?!.. – не унимается некто.
– Нет нигде другого! Другое в тебе, а ты в другом! А все остальное то же самое! Ступай себе с Богом! – ответствую я.
Но некто не отстает и продолжает что-то вопрошающе и обиженно бубнить у меня за плечом. А я молчу и делаю вид, что ничего не слышу.
– А ты был вчера на митинге анархистско-монархсистской партии? – вопрошает некто.
– Был!.. Шапку потерял… И не нашел ни копейки!.. – наобум лгу я. – Отвяжись со своими митингами! У меня одна голова! У меня нет лишних шапок! И деньги в долг я не беру!..
И некто, удовлетворенно вздохнув, замолкает.
Намертво впечатался в человеческое сознание дубиноголовый афоризм: «Жизнь – это упущенные возможности…»
Но нет, – не жизнь, а человек. Человек сам по своей тайной сути есть упущенная, нереализовавшаяся возможность.
«Человек это будущее человека!» – проявляются слова.
Утраченный человек должен сам найти себя не только в грядущем, но и в прошлом.
Отчего мне видятся бесчисленные улитки, ползущие по утренней сырой тропинке в сторону незримого леса?..
Тяжелые шаги. Хруст раздавленных улиток.
Но все равно вперед в сторону незримого леса!
Вперед в раннее утро до последнего заката!
За окном три часа ночи. Волчье время. Кто-то идет во тьме по двору и упорно, бессмысленно наподдает пустую консервную банку. Молчат занавешенные окна, и скрежещет по асфальту изуродованная жестянка. Ночной прохожий в последний раз пинает банку и скрывается за углом. Дай Бог, дожить ему до рассвета.
Атом выше сознания, ибо он сам порождает в пространстве времени бессмертное сознание. Но может ли породить сознание расщепленный атом?..
Мы в зародыше убиваем мировое сознание и мечтаем наяву о едином зрелом, организованном сознании без одиночества.
Одиночество – вечный поединок человека с безумием бесконечности и единоборство с запрограммированным безумием.
Ничто, где не может быть ни победы, ни поражения, ибо победа – конец одиночества, а поражение – конец человека.
История живет в нас, а не мы в истории. Но мы почти до конца провалились в себя. Мы еще существуем, еще поглощаем время, но время уже без возврата поглощает нас.
«Выжить во что бы то ни стало!» – вопит наивный доброхот. Он абсолютно уверен, что можно уйти из времени в вечность, а потом спокойно вернуться обратно. Он готов обратить жизнь не только в выживание, но и в нежить ради спасения неизвестно чего!..
Но выживание такой страшной ценой равносильно смерти. Выживание есть полная капитуляция перед Ничто, ибо выживший подобен нежившему.
Выживание есть бытие, отсутствующее в Бытии.
Выживание это часы без стрелок и циферблата.
Но еще стучит, карябается, дергается железный механизм.
Может это вовсе не часы стучат?..
Насилие!..
Насилие!..
Насилие!..
А мы вместо того, чтобы выбить из рук убийцы украденный автомат, норовим заткнуть пальцем раскаленный пороховыми газами ствол.
«Материя движется в сторону разрушения. Дух – в сторону созидания…» – с мудрой осторожностью отметил Михаил Пришвин в своем тайном дневнике.
Но дух и материя – едины. Химерические догматы о первичности и вторичности, смердя, сгинули в нетях. Все что ни есть вокруг нас и в нас – духоматерия. И давно пора уяснить социальным мыслителям с передовыми консервативно-демократическими убеждениями /Экспериментальная и теоретическая физика сие давно уяснила. /, -то, что открывает здравый смысл – совсем не то, что есть на самом деле.
Внутренние силы духоматерии под воздействием неизвестных нам явлений и законов начинают приобретать не созидательные, а самоуничтожительные качества.
Виновен ли в этом человек? Не знаю… А то, что знаю – не скажу, ибо все равно никто меня не услышит.
Каждый из нас виновен в том, что родился в этом мире, оставив позади себя смерть, которая тотчас замаячила впереди.
Вера в Человека, вера во Всевышнего обращается в неизбывную надежду. В надежду без любви. Эгоизм внутренней надежды, как соль в море, растворился в человеческом сознании. Но не утолить морской водой жажду!.. И не утолить надеждой жажду человеческой веры.
Надежда и ложь. Ложь и надежда. Сестры-близнецы, которым нельзя пережить друг друга.
И не станут воды горького источника сладкими, и бредет по свету небылица на тараканьих ножках, и улица прямая, да хата кривая…
В суете, в разгласии, в безумии мы познаем больше, чем нужно, а любим все меньше – и боимся любви, как смерти. Боящийся любви подобен слепцу, боящемуся наступить на свою тень в ярый полдень на безлюдной, одинокой дороге.
Истинная любовь приходит к нам слишком поздно, когда уже нет сил жить без страха любовью и во имя любви.
Единство властно требует любви человеческой. Но эта любовь без взаимности. Единое может сблизить, но возлюбить друг друга в едином до конца – пустая греза, ибо единство в любой момент может оправдать безнравственность и святотатство. Безнравственность лучше добродетели знает законы единства. Примеров сего в истории мира и нашего страдальческого отечества – преизбыток.
«Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!»
Фальшивый постулат требует невозможного, требует небытия в бытии: «…не быть, чтобы быть!» Бред и безумие!.. Но сие так прочно усвоено нашим усредненным сознанием, что даже матерый индивидуалист потупляет глаза долу, когда угрозно вопят:
«Можешь не быть! Но быть обязан!.. Невозможно, говоришь?.. Ерунда!.. Обязан, черт тебя подери! Обязан – и точка!..»
Тяжко, братцы, тяжко!..
Но помимо воли человека занозой свербит в подсознании: «Обязан!!! Обязан!!! Обязан!!!..»
Поэзия, как и одиночество не обязаны никому. Но гнетом пустой обязанности отравлено все существование человека. Обязанности, но не ответственности!..
И, быть может, это постоянное удручение обязанностью породило в двадцатом веке доселе неизвестную болезнь – аутизм. Аутизм обращает душу в такое состояние, когда субъект смотрит только вовнутрь себя, полностью отторгая окружающий мир, – и в то же время испытывает страстное желание контакта. Но когда это желание начинает удовлетворятся, то больной тотчас ощущает несказанное отвращение – и вступает в противоборство с желанным проникновением извне.
Единство – трехмерно. Оно отторгает иные измерения, как соблазн для инакомыслия. Только в одиночестве человек способен постичь иные меры вещей, существующих и несуществующих, – и безмерность духоматерии.
Но, Боже мой, до иных ли нам измерений в плотной, злой, вязкой смуте, в потной, костлявой, неостановимой толчее, пронизанной сиюминутными страстями и расчетами?.. Зачем нам тайна последнего человеческого одиночества?! Зачем нам сия тайна?!..
В толпе никто не отвечает за свое одиночество, – и толпа не несет ни перед кем ответа за общее одиночество. Толпа есть роящееся безумное одиночество. Множественному одиночеству не надобен человек, как таковой. Душа толпы лишена тоски последнего одиночества – и нет в ее душе тоски по истинному единству.
И не лучше ли от отсутствующей тоски организовать, ну скажем, где-нибудь на истощенных черноземах Орловской губернии – «Главное управление навигации китов Индийского океана»?