– Конечно. – Тонкие губы Макса растянулись в ехидной усмешке. – Только проверять кристаллом истины и сверять отпечаток ауры со следом на анонимном доносе. Не много ли чести для одной ведьмы? – проворчал он.
Ронан хотел ответить, что за эту ведьму и ее право использовать колдовство в Логрессе открыто попросила сама принцесса Элизабета, но не успел. Дверь, ведущая в коридор, открылась, впуская Эдварда Милле, сияющего, как июльское солнышко после дождя, и двух лакеев.
– Ваш ланч, господа, – сказал Эдвард голосом церемониймейстера на приемах.
– Что ты тут делаешь? – спросил Ронан, пожимая руку друга.
– Узнал, что кое у кого возникла небольшая неприятность. – Эдвард сделал знак лакеям выйти. – И решил, что полдюжины мироверских красавиц – это слишком даже для такого опытного ловца, как ты. Поэтому пришел на помощь. Мистер Янг. – Он с улыбкой пожал руку секретарю, спокойному и ни капли не удивленному. – Предлагаю выпить кофе и начать. Лиззи уже устроилась на своем месте в первом ряду.
Он повернулся к зеркалу и с самодовольным видом поправил шейный платок.
На одном из подносов стояло шесть одинаковых тонкостенных кофейных пар с узором из роз.
Фройляйн Аннабета, первая из девушек, которая появилась в дверях, была очень похожа на госпожу: те же светлые локоны, та же внешность фарфоровой статуэтки, разве что платье попроще и другой взгляд – было в нем что-то неуловимое, из-за чего фройляйн Аннабета казалась если не старше принцессы, то грустнее и серьезнее.
Она прошла к своему месту – обитому розовым шелком стулу с удобными подлокотниками, и Ронан, застывший за плечом мистера Янга, осознал, что столешница не просто так была столь широкой. Хрупкая девушка на другой стороне казалась очень одинокой и беззащитной; полупустая комната за ее спиной и мраморный зев камина, настолько большого, что фройляйн Аннабета при желании могла бы спрятаться в нем, лишь усиливали это ощущение. Усадив их всех в эту комнату, Ее Высочество поступила хитро: Ронану казалось, что она проверяла его на способность сочувствовать.
Он видел, как в зеркале отражаются острые плечи фрейлины, ровная спина и серебряная заколка, скрепляющая на затылке узел из тонких кос. Камни в ней поблескивали, когда Аннабета качала головой.
Хрупкая мироверская красота вызывала желание защищать ее и беречь. Но Ронан хорошо помнил о том, зачем он здесь, а еще о том, как посмотрела на него принцесса в саду: кукольная внешность была обманчива, и наверняка это касалось не только Элизабеты, но и ее приближенных.
Вряд ли она взяла с собой бесполезных нежных дев.
Фройляйн Аннабета поблагодарила за кофе, но пить не стала.
– Я так понимаю, это будет деловой разговор, господа ловцы? – спросила она с легким акцентом и коротко посмотрела на Эдварда. – И лорд Милле. Вы же не ловец.
Это было утверждение, а не вопрос. Удивление на лице фрейлины показалось Ронану искусно сыгранным – еле заметным, проявленным настолько тонко, что его можно было бы принять за искреннее.
– Нет, миледи, – ответил Эдвард со светлой улыбкой. – Я немного в другом ведомстве.
На полных губах, подкрашенных кармином, мелькнула улыбка. Фройляйн Аннабета положила руки на стол.
– Я готова.
– В таком случае мистер Янг коротко расскажет вам о сути дела. – Ронан заложил руки за спину и посмотрел на Аннабету свысока. Сегодня ему предстояло отыграть роль Черного ловца со всем старанием, на которое он был способен. – А также уведомит вас о том, что грозит вам в случае, если вы нам соврете.
В этот раз удивление у нее получилось наигранным, а сквозь него еле заметно проступил страх.
– Право слово, подозревать кого-то из нас в лукавстве…
Ронан приподнял брови. Он мог бы сказать, что уж в чем в чем, а в лукавстве он бы заподозрил придворную даму в первую очередь, но говорить это сейчас было недипломатично.
– Это формальность, фройляйн, – произнес он.
Макс передал ему завернутый в черный бархат кристалл – большой кусок чистого горного хрусталя на серебряной подставке, и Ронан, обойдя стол, положил его перед Аннабетой.
– А это – гарантия того, что вы действительно не соврете, фройляйн Аннабета, – сказал он вкрадчиво, нависая над девушкой, как коршун.
Плечи под тонким шифоном цвета лепестков розы напряглись. Сейчас страх Аннабеты можно было почувствовать, как запах пионов в букете. Для Ронана он ощущался как что-то терпкое на самой границе обоняния – легкий, тщательно обернутый в самоуверенность и острую, пахнущую сталью и морозом злость. Если взять девушку за руку, кожа к коже, ловческое чутье развернется в полную силу: Ронан считает ее всю, не мысли, конечно, – такого он не умел, и никто не умел, – но чаяния и стремления – легко.
– Кристалл истины, миледи, – сказал он. – Снимите перчатку и кольца и положите на него руку. И назовите нам свое полное имя.
– Правую руку, милорд? – спросила она с мурлыкающей интонацией, словно флиртовала. Скрывала страх, как умела.
– Совершенно все равно, миледи, – мягко ответил Ронан и с легким поклоном отстранился.
Фройляйн Аннабета была похожа на свою госпожу не только внешне: лукавство и взрослый расчет прятались за маской хрупкой нежности. Но письмо точно написала не она.
Все шло куда лучше, чем Ронан рассчитывал. Аннабета и следующая за ней девушка, Грета, темноволосая красавица с оленьим взглядом, отвечали на вопросы ровно и четко. Кристалл под их пальцами оставался спокойным: не искрил, не обжигал кожу, не начинал светиться, выдавая сомнения или беспокойство. Если бы одна из них солгала, грани изменили бы цвет на красный. Но и Аннабета, и Грета не сказали ни слова лжи – по крайней мере, намеренной. И ничего плохого о сеньоре дель Розель они тоже не сказали: обе опасались ее, но не испытывали неприязни, тем более злобы.
– Фройляйн Глория держится отстраненно, – сказала Грета Бак. Она говорила медленно, потому что логресский, кажется, давался ей с трудом. – Я не знаю, что у нее на уме, господа, но я не слышала о ней ничего дурного. По крайней мере такого, что звучало бы правдиво.
– А неправдиво? – переспросил Ронан.
Перо в руке мистера Янга замерло. Грета задумалась.
– Некоторые фрейлины верят, что фройляйн Глория стригоя, – сказала она. – А значит, летает на помеле в полнолуние и пьет кровь младенцев.
– Кто так считает, фройляйн Бак?
– Я слышала это от Юстины, – не моргнув, выдала она другую девушку. – Она младше всех и верит в сказки, герр Макаллан. В этом нет преступления, только глупость.
Сказано это было беззлобно, но даже сквозь акцент Греты пробивалась колючая ирония.
Юстина оказалась четвертой в очереди. Ронан узнал ее – та самая маленькая злючка, которая следила за Глорией, когда они все вместе пили чай. Сейчас Юстина казалась искренне напуганной, и чутье Ронана потянулось к ней – проверять, не она ли написала донос.
Чутье говорило, что ее след где-то рядом.
Ронан осторожно подал знак Эдварду и Максимиллиану.
Макс отложил перо в сторону, на хрустальный валик, и размял руку.
– Сколько вам лет, фройляйн? – сухо спросил он, рассматривая девушку.
Та потупилась и ответила едко:
– Негоже спрашивать девицу о возрасте.
Голос был тоненьким, почти детским. И прическа – мелкие кудри, присобранные голубыми бантиками, – и платье с подолом чуть ниже колен, из-за которого Юстина еще больше напоминала фарфоровую пастушку, и маленький вздернутый нос – все наводило на мысль, что перед ними вдруг оказался ребенок.
– Буква закона требует от меня попросить присутствие опекуна, если мы имеем дело с несовершеннолетним, фройляйн Гримм, – так же сухо сказал Макс. – Кристалл перед вами распознает ложь. Положите на него руку и назовите свой возраст. Только снимите перчатку.
На ее лице отразилась злость – почти неприкрытая. Предыдущие девушки отлично скрывали свои чувства, но Юстина, кажется, не овладела этим искусством на должном уровне. Она с обиженным видом сняла перчатку и коснулась пальчиками кристалла, осторожно, словно боясь обжечься или дотронуться до чего-то противного.
– Я Юстина Гримм, – произнесла она совершенно четко. – Третья виконтесса Шейбон из Мировера. В возрасте семнадцати лет я примкнула к свите моей принцессы, Элизабеты Франциски Сесилии Мироверской, и через два года оказалась при дворе Логресса, после того как моя госпожа вышла замуж за принца-регента.
Кристалл остался прозрачным и холодным. Фройляйн Гримм посмотрела на мистера Янга с плохо скрываемым злым торжеством.
– Вполне доходчиво, виконтесса Шейбон, – сказал тот, не меняя тона, разве что голос звучал более устало, чем в начале их беседы с фрейлинами. – Значит, вы совершеннолетняя и звать опекуна нам не потребуется. В таком случае я считаю своим долгом напомнить вам, что ложь представителям Ордена ловцов считается преступлением против интересов общества, а в вашем случае – против интересов Короны. Будьте предельно честны перед святыми и перед лицом представителя Ордена, а главное – перед собой. – Он достал чистый лист бумаги с гербом Ордена и отдал Ронану, чтобы тот положил его перед Юстиной. – Если вы боитесь, что сказанное вами может навлечь беду на вас или ваших близких, у Ордена есть способ защитить вас. Также, пока мы не начали, фройляйн Гримм, напомню, что в случае, если вы что-то вспомните или решите донести до нас новую информацию после того, как мы закончим, вы сможете сделать это письменно. Но учитывайте, что Орден не принимает анонимные доносы и обвинительные письма.
Плотный лист бумаги и новое перо легли перед девушкой. Ронан придвинул поближе чернильницу.
– Что это? – спросила она и посмотрела на Ронана снизу вверх.
– Формальность, фройляйн Юстина, – заверил ее Ронан спокойным голосом, словно ловческое чутье сейчас не сходило с ума от близости нужного следа. – Просто напишите все то, что вы только что сказали. Ваше полное имя, возраст, титул. Чтобы в дальнейшем у нас не возникло недопонимания.
Алек Макаллан учил сына, что врать нехорошо и недостойно того, кто родился на землях Эйдина. Поэтому Ронан мысленно попросил прощения и у отца, и у Эйдина, и у тех богов, в которых верили у него на родине. А Юстина Гримм послушно, пусть и с некоторым раздражением, написала то, что он просил. Почерк у нее был хо