Она вышла из гостиной, шелестя юбками. Флоренс тут же почувствовала на себе острый взгляд Дженни.
– Только посмотри на нее, Матильда, – сказала кузина язвительно. – Сиротка, которая двух слов никогда связать не могла, вдруг стала такой приторно вежливой! Притворяется паинькой!
– Я думаю, дорогая сестра, – ответила Матильда и распрямила плечи, – что тебе стоит быть повежливее с матушкой. А не вести себя как капризный ребенок, которому запретили есть слишком много сладкого.
На идеально белых, как сливки, щеках Дженни вспыхнули алые пятна. Она приоткрыла рот, но тут же захлопнула его, только шумно вздохнула и бросила на Флоренс еще один злой взгляд.
Матильда оставалась спокойной.
– Хороший выбор, – сказала она Флоренс. – Зеленый. Только подберите с матушкой оттенок понежнее, – посоветовала она вполне дружелюбно, но тут же позволила себе ехидство: – А то дорогая сестрица Дженнифер позеленеет сама, что кто-то вдруг посмеет быть ярче нее.
И она показала сестре язык. Дженни хмыкнула и отвернулась.
– А я, пожалуй, соглашусь на небесно-голубой, – пробормотала Матильда себе под нос. – Мне не принципиально.
Она достала из кармана маленькую книжицу и уткнулась в нее.
Когда леди Кессиди вернулась, все еще свежая, с влажными волосами у кромки лба и слишком блестящими глазами, ее встретило глубокое, полное тревоги молчание.
– Давай, дорогая. – Леди Кессиди присела поближе к Флоренс. – Показывай, что тебе приглянулось.
Флоренс выбрала матовый шелк фисташкового цвета и узкое белое кружево на отделку. А потом леди Кессиди заставила их съесть бранч и собраться в город, в торговые ряды, шумные и пестрящие тканями, украшениями, обувью, зонтиками, сумочками, дорогими безделушками и множеством услуг. От завивки волос с Чудесной фиксирующей помадой из лавки сестер Дольче (локоны продержатся до трех суток, если вы не попадете под дождь или не решите искупаться в фонтане) и подгонки купленной одежды по фигуре до срочного ремонта сломанных каблуков, разошедшихся швов, порванных подолов, разбитого сердца и раненой души. Последние два пункта обещали кондитерские, где за блестящими стеклянными витринами прятались нежные пирожные, похожие на облака или живые цветы.
У Флоренс закружилась голова почти сразу, как они с леди Кессиди и кузинами вышли из кареты. В простом светлом платье, одном из тех, которые были у нее на лето, в соломенной шляпке, украшенной лишь розоватой лентой, Флоренс чувствовала себя случайным гостем, по ошибке попавшим на маскарад в сказочном дворце. Глаза разбегались от обилия красок и вывесок, со всех сторон раздавались смех, зазывающие крики торговцев сладостями, фруктами и засахаренными орехами, лимонадом и прохладным чаем, кто-то задорно торговался, кто-то пытался ругаться, а на углу на маленькой сцене играл самый настоящий оркестр.
– Пойдем скорее, не отставай! – ворчливо шепнула Матильда ей на ухо и схватила за запястье.
Флоренс мотнула головой и постаралась сосредоточиться на том, чтобы не отстать от семьи.
Наверное, кучер мог бы остановиться ближе к той лавке, где леди Кессиди предпочитала покупать перчатки, туфли и свои любимые баночки с чудодейственными кремами, но торговый квартал был пешеходным. Поэтому им пришлось идти, осторожно лавируя в толпе.
Флоренс покрепче перехватила руку Матильды, понимая, что если вдруг отстанет, то и правда рискует потеряться: прежде у нее не было ни шанса, ни повода побывать здесь. Она только слышала от кузин и от девочек в пансионе, как приятно пройтись по лавкам, а потом засесть в одной из кондитерских за чашкой чая с каким-нибудь воздушным десертом из тех, которые, по словам торговцев, ничуть не вредят талии.
А еще, хотя сюда и пускали не всех и констебли следили, не мелькнет ли в толпе неопрятно одетая дама или мальчика-бедняк, продающий газеты, сомнительные личности все же могли попасться. У Флоренс, конечно, не было кошелька, который мог вытащить карманник, но все равно она немного боялась.
– Между нами, Флоренс, – снова шепнула Матильда, которая взяла кузину под локоть и подстроилась под ее шаг. – Это правда, что Эдвард Милле прислал нам приглашения из-за тебя?
Флоренс посмотрела на нее и чуть не споткнулась на ровном месте.
Матильда, любимая дочь дяди Оливера, допущенная к его серьезным взрослым делам и в кабинет, вполне могла сунуть нос в переписку. Но признаваться ей не хотелось: что-то подсказывало Флоренс, что восторженный честный ответ может вызвать совсем не ту реакцию, которой хотелось.
– Я не думаю, что он сделал это, потому что провел пару часов по соседству со мной за ужином, – сказала она. – Может быть, у него с дядюшкой есть какие-то дела…
– Семья Милле никогда не была нашими друзьями, – пробормотала Матильда, поглядывая вперед, где в нескольких шагах шли Дженни и леди Кессиди и тоже о чем-то переговаривались. – А приглашение на день рождения Клары – жест больше дружеский, нежели официальный. Официально лорд Милле мог бы выпить с папой в клубе. Но он прислал нам приглашения на скромный семейный праздник, который вдруг стал скромным семейным балом. После того как он не просто посидел с тобой рядом, а стал причиной некоторых… неприятностей.
Флоренс едва не вздрогнула.
– Беседа правда свернула немного не в ту сторону, дорогая кузина, но…
– Кстати, а умеешь ли ты танцевать? – перевела вдруг тему Матильда.
Голос ее звучал уже не заговорщически, а весьма бодро, даже Дженни обернулась и бросила на них удивленный взгляд поверх плеча.
– Вполне, хотя признаюсь честно: мне недостает практики. – Флоренс улыбнулась.
– Значит, стены подпирать не будешь, – хмыкнула Матильда и добавила: – Я тут долго думала и поняла, что как-то слишком плохо знаю свою маленькую кузину. Чем ты занималась в этом пансионе, чем жила? – Она вздохнула. – Упущение с моей стороны, не правда ли?
Флоренс растерянно промолчала, не зная, что ответить.
А потом они пришли в лавку: слуга в форменном костюме любезно открыл перед ними витражную дверь и забрал у леди Кессиди и девушек зонтики от солнца и шляпки. Внутри было прохладно, пахло цветами и журчал фонтанчик с мраморной чашей и фигурой нимфы. Ее оплетал живой зеленый плющ, как платье, прикрывающее наготу.
Женщина, которая вышла им навстречу, могла бы посоревноваться в красоте с какой-нибудь нимфой. Она присела в книксене, придерживая пальцами юбку бледно-желтого платья, и сказала, выпрямившись и сложив руки на поясе:
– Очень рада, что вы почтили визитом этот дом, леди Кессиди. И привели сюда своих дочерей и… – Она посмотрела на Флоренс и вопросительно приподняла брови.
Улыбалась дама при этом так, словно у нее свело скулы. А еще Флоренс заметила, что ее веки блестят, будто покрыты тонким слоем слюды.
– Племянницу мужа, – сказала леди Кессиди, – мисс Флоренс Голдфинч. Нам с мисс Голдфинч понадобятся услуги мисс Голдилокс, пока мои дочери пьют чай и выбирают дорогие безделушки. Список я присылала.
– Будет исполнено, моя госпожа. – Дама поклонилась все с той же улыбкой и обернулась к Матильде и Дженни. – Пройдемте, юные леди, мне есть чем вас заинтересовать!
Флоренс посмотрела на леди Кессиди. Она совершенно потерялась здесь, в месте прекрасном, как сады небесные на фресках в монастыре, но полном роскоши, как дворцы в сказках. Леди Кессиди стояла с видом королевы, ждущей, когда свита начнет выполнять ее приказ.
– Пока мы ехали, я подумала, что нужно сделать что-нибудь с твоими волосами, дорогая, – сказала леди Кессиди ласково. – И решить еще пару вопросов. Пойдем, это за нами.
И они пошли в глубину этого странного дома вслед за слугой – по застекленной галерее, с одной стороны которой сквозь неровные толстые стеклышки смутно виднелись шумные улицы, затем наверх по широкой белой лестнице с зеленым ковром. Там, за дверьми, украшенными золотыми узорами, была маленькая круглая комната, полная яркого солнечного света.
Огромное арочное окно выходило во внутренний дворик – никакой толпы и суеты, только зеленый клочок земли, засаженный розовыми кустами, соседняя крыша и ясное бледно-голубое небо. Вдоль белоснежных стен высились комоды и полочки, заставленные болванками – искусственными головами. Их украшали парики и фантазийные уборы: обручи с цветами и лентами, крошечными шляпками или чучелками птичек; диадемы из тонкой проволоки; кружевные повязки. А еще всюду виднелись баночки и бутылки из темного стекла, от которых пахло, как в аптеке.
На стенах висели зеркала – овальные, квадратные, даже в форме полумесяцев, в тонких, почти незаметных металлических оправах. Напротив одного из зеркал, высокого, в человеческий рост, стояло удобное кресло с низкой спинкой.
Когда леди Кессиди и Флоренс переступили порог, звякнул колокольчик. Почти тут же открылась неприметная, спрятанная за зеркалом дверь в стене, и в комнату вошла еще одна дама. Молодая, в том возрасте, когда у хороших жен появляется первый ребенок и они теряют девичью гибкость, обретая теплую, уверенную степенность движений.
– Мисс Голдилокс, я привел к вам леди Кессиди Силбер и мисс Голдфинч, – сказал слуга и с поклоном оставил их.
Мисс Голдилокс поставила фарфоровую чашку на край комода и посмотрела на Флоренс долгим изучающим взглядом. А Флоренс посмотрела на нее.
Дама была невысокой и состояла из мягких овалов: покатые плечи, округлые бедра, талия совсем не тонкая, но подчеркнутая поясом так умело, что фигура все равно казалась изящной. И двигалась мисс Голдилокс изящно, и руки ее, чуть пухлые, заканчивались маленькими кистями с длинными пальцами. А еще у нее были золотые волосы – толстая длинная коса, перекинутая на грудь, с вплетенной в нее зеленой, в тон платью, лентой.
– Что-то подсказывает мне, леди Кессиди, что не вам нужны мои услуги, – произнесла мисс Голдилокс.
– Все верно, дорогая, – улыбнулась леди Кессиди и царственно прошла к низкой бархатной софе в углу. – Я принесла вам алмаз, который нуждается в огранке. Мисс Флоренс Голдфинч – племянница моего мужа.