– И замужество кажется вам более приятным выбором?
– Без сомнения, милорд. Я люблю помогать людям, но мне не хочется провести всю свою жизнь… – Флоренс замолчала, подбирая слова, – взаперти.
Особенно после того, как увидела, насколько яркой эта жизнь может быть. Флоренс почувствовала ком в горле: она испугалась вдруг, что лорд Найтингейл сочтет ее неблагодарной, вздорной, злой… Но, кажется, этого не произошло.
– Понимаю. – Он задумчиво постучал пальцами по инкрустированной эмалью рукояти своей трости. – Понимаю. У замужества за стариком есть одно преимущество перед уделом какой-нибудь Серой Сестры. Однажды наш брак естественным образом закончится. И вы обретете подобие свободы. Может быть, куда более близкое к настоящей свободе, чем любой иной исход для вас. Может быть, это случится раньше, чем мы оба надеемся. А может, и позже.
Флоренс посмотрела на лорда Найтингейла, приоткрыв рот. Она даже не могла сказать, что удивило ее больше: спокойствие, с которым Герберт Найтингейл говорил о собственной смерти, или то, что эта мысль никогда раньше не приходила ей в голову.
– В семнадцать лет, мисс Голдфинч, время кажется другим, – хрипло рассмеялся лорд Найтингейл. – Юность не умеет ждать и не мыслит в перспективе. Вам важен момент здесь и сейчас, потому что у каждого вашего момента еще есть блеск новизны. В мои годы все выглядит иначе. Я знаю, что, когда меня не станет, вы будете еще прекрасной молодой женщиной, способной не только прожить жизнь, но и дать ее новому человеку.
Он замолчал, разглядывая узор на обоях.
– Я не думала о таком исходе, милорд, – призналась Флоренс.
– Значит, вы глупее, чем стоило бы быть, – ответил он беззлобно.
Флоренс смутилась еще больше.
– Впрочем, чего ждать от ребенка, выросшего в пансионе, – проворчал лорд Найтингейл. – Вы не видели жизнь, как вы можете ее ценить? Вы знаете лишь прутья собственной клетки, как щегол, которого богатая семья купила для украшения гостиной. В том нет вашей вины. Моя жена…
Он снова замолчал, задумавшись или подбирая слова. Взгляд его стал печальнее, тусклее – казалось, лорд Найтингейл погрузился в прошлое, в глубину памяти, перестав внимательно разглядывать внешний мир.
А Флоренс думала о щеглах: это сравнение, словно выуженное из ее собственных мыслей, в чужих устах звучало почти печально.
– Моя жена была прекрасной женщиной, научившей меня милосердию и доброте, мисс Голдфинч. Но она, к сожалению, не подарила мне детей. Я одинок и с каждым годом все острее осознаю, как пуста жизнь, которую не с кем разделить. – Он говорил спокойно и прямо. – А я, мисс Голдфинч, больше всего боюсь превратиться в того злобного старика, который утратил сочувствие к людям и думает только о деньгах. Поэтому я думал взять в дом сироту и передать ему все, чем владею… но это сопряжено с некоторыми рисками. Сироты, мисс Голдфинч, не всегда бывают по-настоящему благодарными и честными в намерениях, они разбаловываются и начинают думать, что все должно доставаться им так же легко, как кусок яблочного пирога на завтрак. – Лорд Герберт покачал головой, словно его расстроило что-то в его же собственных мыслях. – А потом Оливер сказал, что ищет племяннице жениха. Достаточно взрослого, чтобы она не натворила бед. Достаточно богатого, чтобы он не думал о том, сыта ли она и не замерзает ли темными вечерами. Как по мне, так все то же можно получить и от юноши из хорошей семьи, но ваш дядя, Флоренс, уперт как осел во всем, что касается родных.
Флоренс едва удержалась от улыбки.
– И я подумал, – продолжил лорд Найтингейл; он выпрямил спину и чуть вытянул шею, бледную и тонкую, как у цыпленка, – что вот он, достойный вариант сделать на излете жизни что-то хорошее. Да, я не дам вам всего того, что дал бы человек моложе, и, возможно… Вы что, плачете, милая? – Он наклонился ближе, когда понял, что Флоренс всхлипнула. – Я напугал вас или неприятен?
– Нет. – Флоренс замотала головой. – Нет, лорд Герберт, вовсе наоборот…
Он посмотрел на часы.
– У нас не так много времени, мисс Голдфинч, вытрите слезы и выслушайте. То, что я предлагаю вам, иной счел бы за благотворительность, но вам стоит понимать, на что вы соглашаетесь. Пять, десять, пятнадцать лет своей юной жизни вы будете женой старика. Я не стану требовать от вас исполнения некоторых брачных обязанностей, потому что не в моем возрасте думать об этом, но вам придется вести мой дом. Быть моим утешением. Сопровождать меня в путешествиях, которые порой трудны для меня. Изучить рекомендации моих врачей и следить за их исполнением. Знаете, это больше похоже на обязанности компаньонки, чем молодой жены. – Он рассмеялся. – И иногда – быть одной.
– Это не кажется мне сложным, милорд, – ответила Флоренс.
– Быть одной?
– Нет, ухаживать за вами и вести дом. Я помогаю в обители Святой Магдалены и знаю…
– Достаточно. – Он сделал ей знак замолчать. – Поверю на слово. Но еще вам придется быть доброй женой в глазах мира. То есть, даже если вы вдруг влюбитесь в кого-то молодого и сильного, а я не отрицаю такого исхода, мисс Голдфинч, потому что достаточно хорошо знаю юношеские порывы… Если вдруг вы решите сбежать или изменить мне, я не прощу этого. Что, о таком вы тоже не думали? И о том, чтобы найти хорошенького юношу и сбежать с ним в Грин-Лоу, где вас тайно обвенчают?
Флоренс снова покачала головой. Нет, у нее и в мыслях такого не было никогда!
– Вы слишком хорошая девочка, Флоренс Голдфинч, – сказал лорд Найтингейл с видимым – и странным – сожалением. – Настолько хорошая, что должно же в вас быть что-то… не то. В чем подвох?
Флоренс пожала плечами, но вдруг нашлась с ответом:
– В том, что моя матушка сбежала с художником? И потеряла рассудок?
– Вышла замуж за талантливого мастера, – поправил ее лорд Найтингейл. – Как честная женщина. И, насколько я знаю, жила скромной жизнью, пока в вашей семье не случилась беда. Я знаю, чья вы дочь, Флоренс Голдфинч, и поверьте, это никак не мешает мне видеть в вас достойную невесту. И если вас не пугает то, что я вам сказал, то зовите дядю. Будем заключать самую главную сделку в вашей маленькой жизни.
К вечеру похолодало, и, чтобы выйти в сад, Флоренс набросила плащ.
Еще не стемнело, но в окне кабинета дяди зажгли свет: они все еще сидели с лордом Найтингейлом, говоря уже о чем-то другом. Флоренс добралась до беседки, места их встреч с Бенджамином, и только здесь, рядом с кузеном, ее наконец настигли рыдания.
Бенджамин выдержал их спокойно, с почти философской стойкостью, лишь в какой-то момент подал Флоренс платок.
– От соли лицо покраснеет, – сказал он, пока она, всхлипывая, вытирала щеки и подбородок, и спросил тревожно: – Он не понравился тебе настолько?
Флоренс покачала головой.
– Нет, он… как добрый дедушка, – ответила она. – И ему нужна не жена, а компаньонка. Он так и сказал.
– Что же, – задумчиво произнес Бенджамин. – Это честно.
– И грустно! – И Флоренс выложила ему все, что говорил лорд Найтингейл. От одной только мысли, что этот добрый старик однажды умрет и ей придется устраивать его похороны, она снова начинала плакать.
– Такова жизнь, дорогая кузина. – Бенджи ласково похлопал ее по плечу, как если бы она была одним из его друзей. – Но мне будет очень не хватать тебя, когда ты уедешь.
От этого Флоренс снова расплакалась.
Когда она успокоилась, они побродили по саду, болтая о ерунде. Потом стемнело, за оградой на аллее зажглись фонари, и стало еще холоднее. Легкие туфельки Флоренс не спасали от промозглой сырости, и пришлось пойти в дом.
Когда они поднимались по ступенькам, прямо у ворот Силберов остановилась карета: в сумерках было видно герб, украшающий ее дверь, и то, как бликует лакированное дерево. Бенджамин присвистнул:
– Дорогая игрушка! Не за твоим ли женихом приехали?
Из кареты вышел мужчина. Он был строен, в ладно сшитом сюртуке и высоком цилиндре, а двигался самодовольно, с грацией юного лорда. Словно все в этом мире ему позволено: и разъезжать на роскошных каретах, и легко открывать калитки в чужие сады, и ухмыляться при виде тех, кто ему встретился.
Незнакомец приблизился к лестнице и застыл, рассматривая Флоренс и Бенджамина в свете двух ярких фонарей.
– Это же дом Оливера Силбера? – спросил он, приподнимая цилиндр.
Волосы у него были светлые, остриженные коротко, а лицо вытянутое, с четкими, крупными и приятными чертами.
Флоренс кивнула.
– Да, лорд Силбер – мой отец, – сказал Бенджамин, выступая вперед, словно поздний гость представлял для Флоренс какую-то опасность.
– Прекрасно. – Тонкие губы растянулись в улыбке. – Я мистер Джон Феджин. Мой господин, лорд Герберт Найтингейл, просил меня приехать к семи часам, чтобы забрать его домой.
– Лорд Найтингейл с отцом сейчас беседуют, – ответил Бенджамин. – Я могу предложить вам подождать на кухне.
Мистер Феджин усмехнулся:
– Буду благодарен, лорд Силбер-младший. – Он слегка поклонился.
И посмотрел на Флоренс так, что ей стало не по себе.
– Кто этот человек? – спросила она у Бенджамина уже в коридоре, ведущем в комнаты.
– Ты задаешь много вопросов, милая кузина, – отозвался Бенджамин ворчливо. – На этот, увы, у меня ответа нет. Я же не знаю каждого лакея в Августе.
Флоренс посмотрела на него исподлобья: Бенджамин, казалось, слышал все сплетни в городе и хранил их, чтобы знать всё обо всех.
– Ладно, – с нарочито горьким вздохом сказал он. – Я слышал, что он личный помощник Найтингейла и его воспитанник, и… ох, милая, ходят слухи, что он его сын. Не в законном браке рожденный, понятное дело, и не признанный. Но это слухи, а они, сама знаешь, бывает, и врут.
Глава 2
Сентябрь начался с холодов и мороси, с темного неба и пронизывающих ветров, но к середине месяца погода успокоилась. Да, небо иногда хмурилось, и по утрам на улицах собирался неприятный, холодный, липкий туман. Он таял после рассвета, исчезал к полудню, а к вечеру воздух прогревался и порой становился не по-осеннему жарким.