Нож Флоренс неприятно царапнул по тарелке.
– Мистер Уилсон пока не подпускал меня к работе. Он считает, что мне стоит осмотреться. – Флоренс вздохнула. – Впрочем, я изучила сад и библиотеку, а также разобралась в расположении комнат.
– Нашли еще тайные ходы? – лукаво поинтересовался мистер Феджин.
– Не искала их, – ответила Флоренс, думая, как бы перевести тему. – Как дела в столице? Чем занят лорд Герберт?
Мистер Феджин рассмеялся и покачал головой.
– Августа еще более сера и печальна, чем пустоши Эйдина, – сказал он. – Но работа кипит. Милорд Герберт ведет переговоры о покупке… Впрочем, вам не стоит забивать хорошенькую головку этой ерундой. – Он улыбнулся ей, а Флоренс почувствовала себя уязвленной. – Дела идут, и это главное. Вы пьете, леди Флоренс? Стоило бы, пожалуй, открыть вечером бутылку вина, чтобы отметить неделю вашей замужней жизни.
– Я не пью.
– Жаль, жаль. – Мистер Феджин лениво повертел в руке столовый нож. – Милорд Герберт не слишком разбирается в вине, но моими стараниями его погреб стал… изысканным.
Флоренс непонимающе посмотрела на него. Самодовольство в его голосе было таким неприкрытым, что она не сразу поверила своим ушам.
– Вот как… – только и смогла сказать Флоренс.
– Есть удовольствия, миледи, старикам уже недоступные. – Мистер Феджин смотрел на нее пристально, как кот – на неосторожную мышь, почти следил взглядом за каждым ее движением. – Хорошая выпивка, хорошая драка… Общество красивой женщины. Что-то можно купить за деньги, конечно, но вот насладиться этим… – Он цокнул языком и покачал головой в притворном сожалении. – Насладиться этим уже не выйдет. Хотя вино, в отличие от женщин, с годами не портится.
Флоренс сглотнула слюну. От страха во рту появился горьковатый привкус, который не могли перебить даже прекрасные соусы, поданные к обеду.
– Нет радости в вине, пылящемся в подвале, и нет радости в красоте, увядающей без любви… – мистер Феджин почти пропел это, но в его глазах сейчас было что-то нехорошее.
То, что Флоренс заметила тогда, в зеленом лабиринте.
Он смотрел на нее и чего-то ждал.
– Я не понимаю, к чему вы завели этот разговор, мистер Феджин, – сказала Флоренс, глядя себе в тарелку. – И вряд ли смогу его поддержать.
Он, кажется, усмехнулся – звук был именно такой.
– Жаль, что не понимаете, миледи. Или делаете вид…
Наверное, щеки у нее в этот момент стали почти пунцовыми.
– С меня довольно. И еды, и разговоров, – холодно ответила Флоренс и положила приборы на край тарелки. – А вам, мистер Феджин, стоит знать свое место.
Она встала и вышла из столовой.
– Вам тоже неплохо было бы знать ваше, миледи! – донеслось ей вслед.
– Этот человек должен уехать, – сказала она мистеру Уилсону, едва не дрожа от гнева. – Я не хочу, чтобы он находился здесь.
Уилсон поджал губы и задумчиво нахмурился.
– Есть ли какие-то… хм… объективные причины для того, чтобы выдворить из поместья человека, который присутствует здесь по приказу лорда Найтингейла? – спросил он сухо.
– Да! – воскликнула Флоренс. – Он ведет себя крайне дерзко.
– Мистер Феджин отличается, скажем, эксцентричностью поведения. – Дворецкий покачал головой. – Милорд избаловал его, приблизив к себе, и это, безусловно, дурно повлияло на юношу. Но я уверен, что вам нечего опасаться, миледи.
Теперь уже Флоренс нахмурилась. Уилсон вздохнул.
– Но я поговорю с мистером Феджином, а заодно напишу письмо лорду Герберту, – пообещал он. – Вас беспокоит что-то еще?
Флоренс поняла, что стоит перед ним, вытянувшись в струнку и крепко сжав кулаки. Подбородок ее дергался.
– Пожалуй, да, – призналась она с горечью. – Чувствую себя птичкой в клетке, – Флоренс усмехнулась, – которую оставили в комнате с дворовым котом. Простите, мистер Уилсон, я не должна была так говорить…
– Отчего же? – Дворецкий задумчиво поднял бровь. – Лучше выразить свою тревогу, миледи, чем потом жалеть. А дворовых котов стоит гонять, пока чего не стащили. – Он рассмеялся, но, заметив, что Флоренс остается серьезной и даже слегка обиженной, замолк и, хмыкнув, вытянулся. – Прошу прощения за неуместные шутки. Я понял вас. Ужин мистеру Феджину подадут в его комнате. И я попрошу его сосредоточиться на поручениях милорда Герберта.
– Спасибо! – выпалила Флоренс и развернулась, чтобы уйти в глубину дома.
Например, в библиотеку.
– Миледи, – окликнул ее Уилсон. – А не хотите ли начать экскурсию для хозяйки поместья прямо сейчас? Я сам, увы, занят, но мне есть кого попросить ввести вас в курс дела.
Флоренс замерла, не веря своим ушам. В нее поверили! В ней наконец увидели не забавную говорящую куколку, которую хозяин Дивейлу приобрел по сдельной цене и берег, как одну из дорогих картин в длинной комнате, идущей вдоль бальной залы. Нет, теперь она была почти равной лорду Герберту Найтингейлу, его женой не на бумаге и словах, а на самом деле.
И значит, пустое серое безделье, которое наполняло ее дни, подходило к концу.
– Да, конечно! – радостно закивала Флоренс.
Уилсону, казалось, сделалось дурно от ее радости. Он отшатнулся, словно бы от слишком громкого звука.
– Тогда, миледи, вы начнете с кухни и столовой. Самое неприятное, но, наверное, самое интересное. Подождите пару минут, я пришлю к вам горничную и договорюсь с кухарками.
К вечеру следующего дня погода испортилась, и началась настоящая осенняя буря. Ветер трепал деревья, срывая с них листья. На подъездной дороге и тропинках сада поднялась пыль. Слуги суетливо проверяли, плотно ли закрыты окна и форточки, потому что в одной из комнат порыв ветра распахнул раму и разбил стекло.
Было в этом что-то зловещее: и в яростном ветре, и в том, как дребезжали стекла, и в том, как стало вдруг темно и тихо в поместье, как мерцали в полумраке голубоватые огоньки светильников.
Флоренс сидела в своей гостиной с «Атласом садовых цветов центрального Логресса» и пыталась если не читать, то хотя бы отвлекаться, рассматривая цветные иллюстрации на страницах.
Темный дом был полон звуков: поскрипываний, шорохов, стука, с которым ветер бился в окна, протяжного воя в каминной трубе. Буря накинулась на Дивейлу, как призрачная охота из Эйдинских легенд. Наверное, будь Флоренс не одна, а с кем-нибудь, с кем можно было сидеть у камина и рассказывать друг другу сказки, добрые, страшные, смешные или волшебные, она не чувствовала бы себя так… странно.
Словно буря терзала не только парк вокруг дома, но и ее душу.
Или дело было всего лишь в чувствительности к погоде, на которую порой жаловалась леди Кессиди?
Флоренс вздохнула.
Странный стук она сначала приняла за еще один из многочисленных звуков, которые вдруг наполнили дом. Но нет, это были шаги. С легким щелчком повернулась ручка потайной двери, и вот мистер Феджин зашел в комнату.
Он был в жилете, с расстегнутым воротником рубашки, похожий на влюбленного кровопийцу из книжки с дешевыми ужасами, которые иногда читал кузен Бенджи. Он странно улыбался.
Флоренс замерла.
– Что вы здесь де… – начала она.
– Ох, леди Флоренс. – Мистер Феджин по-хозяйски устроился в кресле напротив, развернув его так, чтобы видеть Флоренс. – Вы постоянно задаете мне этот вопрос. Я пришел поговорить.
Она закрыла «Атлас» и посмотрела туда, где из стены свисала сонетка, шнурок для вызова слуг. Прямо у входной двери. Далеко.
От мистера Феджина это не укрылось.
– Уилсон, старый пес, заявил, что молодая госпожа мною недовольна, – сказал он с усмешкой, в которой Флоренс распознала злость.
Или это была игра теней?
Лампа рядом с Флоренс давала достаточно света, чтобы при ней можно было читать. Уютный круг, оранжево-желтый, как отблески камина, заканчивался у самых ног мистера Феджина, поэтому разглядеть его лицо – и тем более прочитать эмоции – можно было с трудом.
– И я не мог не прийти лично, чтобы убедиться в этом. Объясните мне, леди Флоренс, причину, по которой я удостоился вашего порицания!
Голос его был чуть хриплым и насмешливым. Флоренс расправила плечи и отложила «Атлас» в сторону.
– Мне бы хотелось, чтобы вы ушли из моих комнат, – сказала она строго.
Мистер Феджин рассмеялся – так нагло, словно чувствовал, что в любом случае останется безнаказанным. Словно ему разрешалось куда больше, чем самой Флоренс.
– Ваши комнаты, леди Найтингейл, пока еще принадлежат вашему мужу, как и вы сама, – сказал мистер Феджин. – Как и я, к слову, принадлежу ему – в той же мере, что и вы, если следовать догмам логресского права. Знаете, когда вы сможете сказать, что вы – своя собственная?
– Нет, – ответила Флоренс, чувствуя подвох.
– Когда Герберт Найтингейл умрет, – бросил мистер Феджин холодно. – А вы станете вдовой. Очень богатой вдовой, я замечу. Пусть и не все родовое имущество Найтингейлов отойдет вам лично – а вы, как я понимаю, не станете матерью наследника мужского пола. – Он снова усмехнулся, от чего у Флоренс в животе как будто ледяной комок зашевелился. – Но даже вдовья доля от этих богатств обеспечит вам безбедное существование на всю вашу жизнь.
– Уйдите, пожалуйста, – сказала Флоренс.
Руки стали холодными и влажными, а голос задрожал. Но мистер Феджин и не думал уходить. Он лишь закинул ногу на ногу.
– Только вот здоровье лорда Герберта куда прочнее, чем можно подумать, – продолжил он. – И ваша молодость, леди Флоренс, может пройти в бесконечной скуке и одиночестве. В дурной игре на фортепиано, глупых книгах и планировании меню на обеды и ужины, которые вы будете одиноко есть в своей гостиной. Потому что вы как вино в коллекции, предмет роскоши, который выставляют напоказ и которым не пользуются по назначению.
Флоренс посмотрела на него, сглотнула, пытаясь избавиться от подступившего к горлу кома, и повторила:
– Мистер Феджин, уйдите.
– А то что? Вы закричите? Сколько угодно, моя дорогая, поместье огромно, а слуги сейчас заняты тем, что пытаются собрать осколки окон в галерее. Буря безжалостна. – Он подался вперед. – А я