«Я как орел в бездне одиночества», – сказал себе Бедфорд и сам поразился напыщенности своей фразы. Какой орел, какая бездна? Одна машинистка ушла, на ее место придет другая, и ни к чему устраивать вселенскую трагедию. Жизнь не удалась – ему ли жаловаться, в самом деле? Были, были у него и любовь, и слава, и богатство, а что с детьми не получилось, так ведь он никогда и не стремился их завести. Он вспомнил знакомых писателей и их семьи – жен с тройными подбородками, прыщавых сыновей, унылых дочерей, и очень редко в ком-либо из домочадцев можно было обнаружить блестки остроумия или хотя бы обыкновенного ума. Они говорили о спарже и лососине, о политике и модных танцах, но едва речь заходила о книгах, как у всех сразу же становился сконфуженный вид. И писатели в кругу семьи обычно делали вид, что они не писатели, а их призвание – тоже рассуждать о спарже и лососине…
А вообще он поймал себя на мысли, что ему все надоело. Надоело быть собой, надоело притворяться, что это ему нравится, надоело изображать из себя писателя, чьи книги отвергают те самые издатели, которые прежде заискивали перед ним. Но Джеймс все еще находился в гостиной, ожидая указаний, – не скажешь же ему, что Уильяма Бедфорда, выражаясь по-простонародному, все достало.
– Позвоните в «Орион», – сказал писатель дворецкому. – Пусть они пришлют машинистку, но только, ради всего святого, – с раздражением прибавил он, – пусть она будет англичанкой. Хватит с меня непредсказуемых русских!
А Ксения шла по улице, чувствуя в сердце весну, хотя над Лондоном нависли тучи. Но тем, у кого в сердце весна, не страшны никакие дожди.
Ровно без пяти четыре Ксения была уже в Мушкетерском клубе. Она поздоровалась с мистером Гилкристом, библиотекарем, и Роджером, который пришел не один, а с Гретой. Обстановка на репетиции была самая непринужденная – кто-то явился в старинной одежде, кто-то в современной, как Роджер и его спутница. Ричард же, судя по всему, не давал себе поблажек – он был в костюме д’Артаньяна, приехавшего из Тарба. И хотя костюм был хорош, Ксения подумала, что одеяние мушкетера Ричарду больше к лицу.
Представив Ксении присутствующих, – некоторых она уже знала, – Ричард продолжил разговор, начатый до ее появления.
– Три мушкетера и д’Артаньян объединяются против пяти гвардейцев, – сказал он. – Заметьте скромность Дюма: четверо против пятерых. Современный автор наверняка написал бы, что против его героев выступило человек десять, не меньше.
– Можно попробовать и десять, – заметил Гилкрист с улыбкой.
– А смысл? – возразил плечистый молодой человек, которого Сеймур в прошлый раз уговорил играть бесстрашного гвардейца Бикара. – Они просто перебьют мушкетеров, и дело с концом.
– По-моему, из всех мушкетеров Дюма меньше всего любил Арамиса, – сказал Роджер. – Противники остальных названы поименно, это Жюссак, Каюзак и Бикара. А у Арамиса мало того что двое противников, но они безличны, никак не обозначены, и нам лишь известно, что один из них умирает сразу, а другой будет ранен.
– О да, – вздохнул Ричард. – Грустно быть персонажем Дюма, который только вошел в текст, и раз! – сразу же налетает на мушкетеров с д’Артаньяном и гибнет.
Все заулыбались, кроме Греты, которая смотрела на Ричарда с явным изумлением.
– Если нет дождя, то пойдем наружу, разомнемся, – сказал глава Мушкетерского клуба. – А здание нашего клуба будет играть роль кармелитского монастыря из романа, – пояснил он Ксении.
– В книге дуэль должна была состояться после полудня, – напомнила девушка, посмотрев в окно, за которым собирался дождь. – И был очень, очень жаркий день.
– О, смилуйтесь! – засмеялся Ричард. – Конечно, лондонскому вечеру придется изображать парижский полдень. Но ведь это всего лишь репетиция.
И все присутствующие гурьбой высыпали наружу и под руководством Ричарда стали искать в саду наилучшее место для дуэли.
– Я появляюсь из-за угла – помните? – неожиданно, – говорил высокий военный, игравший роль Жюссака. – Вот с этой стороны я и покажусь. По-моему, тут самое подходящее место.
Роджер, который не участвовал в сцене, но искренне забавлялся, спорил, вносил свои предложения, подавал советы. Грета, морща свой хорошенький носик, подошла к Ксении.
– Скажите, он действительно военный летчик? – неожиданно спросила шведка, указывая на длинноногого растрепанного Ричарда, которому сейчас можно было дать лет девятнадцать – настолько юным и увлеченным своей ролью он выглядел. – Тот самый лейтенант Бартон?
– Да, – подтвердила Ксения. – А вы удивлены?
Грета задумалась.
– Не знаю, – беспомощно призналась она. – Я ожидала увидеть кого-то более… более…
– Более похожего на богатыря?
Ее собеседница прикусила губу.
– Он совсем не похож на героя, – выпалила она, и искреннее огорчение зазвенело в ее голосе. – Совсем.
Ксения хотела было ответить: «Не говорите глупостей», но неожиданно ей стало жаль Грету, которая не способна была увидеть героизм в человеке, если он не обладал квадратной мужественной челюстью и не выставлял напоказ внушительные мускулы. Поэтому Ксения лишь примирительно сказала:
– Герои бывают разные.
– Наверное, вы правы, – заметила Грета со вздохом. – Очень, очень разные.
Зябко передернув плечами, она отошла к Роджеру, и внимание Ксении переключилось на Ричарда, который стоял напротив «Атоса» и Гилкриста и спорил с ними о том, стоит ли оставлять упоминание о чудодейственном бальзаме, которое ему чем-то не нравилось, или его можно убрать.
Глава 22Звонок из Ливерпуля
Инспектор Хантер пребывал в состоянии, хорошо известном всякому, кто находился на волосок от крушения, но неожиданно для себя оказался вознесен колесом Фортуны на самую вершину. Никто больше не порывался его уволить, не осыпал его оскорблениями и не кричал ему в лицо, что он самый жалкий, самый никчемный полицейский Англии, а возможно, и всей Европы. Наоборот, его засыпали комплиментами, припомнили все его удачные дела, которые он сам уже успел подзабыть, пообещали ему повышение и награды, но с одним условием: он должен был во что бы то ни стало изловить таинственного мистера Возмездие, из-за действий которого полиция и суд рисковали стать посмешищем.
– Это будет не так просто, – сказал Стивен. – Мне понадобится команда, и в этой команде я хотел бы видеть лучших наших людей.
Ему посулили команду, любого, кого он захочет, лишь бы был результат. Впрочем, если бы Стивен запросил сейчас звезду с неба, вряд ли его начальство стало бы протестовать.
– В таком случае, – объявил маленький инспектор, – мне также понадобится сержант Бренард из Сент-Джордж-Хиллз.
Начальство попыталось возразить, что расследование ведется в Лондоне, а сержант Бренард… Но, очевидно, выражение лица у Стивена было такое, что всем стало ясно: без сержанта Бренарда не обойтись.
– Ладно, забирайте этого вашего Бернарда, – пробурчало начальство.
Так Мэтью оказался в Скотленд-Ярде и без промедления приступил к своим обязанностям. На одном из этажей устроили нечто вроде мозгового центра, в который стекались все данные о жертвах и где обрабатывалась вся поступающая информация. Туда приволокли громадную доску наподобие той, которую можно увидеть в любом учебном классе, и Стивен Хантер азартно исчеркал ее схемами, стрелками и знаками вопроса – точь-в-точь так, как он обычно делал в своем блокноте. На соседнюю стену повесили фотографии жертв, мест преступлений и копии сохранившихся некрологов. Оригиналы и конверты писем Стивен отправил экспертам, но он уже знал, что отпечатков пальцев убийцы обнаружить не удалось, а значит, тот был в перчатках и явно не собирался облегчать полиции расследование.
– Итак, начинаем все с самого начала, – сказал Стивен. Его белесые волосы топорщились еще более воинственно, чем обычно, глаза сверкали. – Первые жертвы – мистер и миссис Смит, они же мистер и миссис Инмэн. Убиты вечером седьмого марта, скорее всего, после десяти вечера, точнее время смерти установить невозможно, так как тела обнаружили не сразу. Предположительно утром шестого марта они получили – не по почте – некролог, запаниковали и решили бежать. Местным жителям на утренней службе в церкви они сказали, что уезжают то ли на неделю, то ли на две, отпустили прислугу, начали собирать вещи…
Мэтью Бренард, примостившийся на стуле, кивнул.
– Причем вещи они собирали сами, – вставил он, – чтобы прислуга не обратила внимание на кое-какие любопытные предметы. Например, на папки с газетными вырезками об убийствах, которые совершали Смиты. Оказалось, они очень тщательно читали все, что о них писали, кое-какие фразы подчеркивали, а над некоторыми предположениями попросту смеялись, потому что прямо на тексте статьи оставили издевательские ремарки.
– Совершенно верно, – кивнул Стивен. – Но дело не только в вещах – внизу, в подвале, находятся жертвы этой безумной парочки. Трупы убитых, и оставлять их там нельзя. Это единственное объяснение того, почему Смиты не удрали сразу же, а задержались. Возможно, они хотели вывезти тела под покровом темноты. Возможно, день седьмого марта прошел без треволнений, и они слегка расслабились. А вечером в их двери постучал некто, у которого на дороге будто бы сломалась машина. Тот, кто стоял на пороге, явно не вызывал никаких подозрений, раз его впустили в дом и даже стали пить с ним кофе. На столе стояла третья чашка, полная и без стрихнина, – помните? Он не пил кофе. Он не для этого пришел в этот дом. Он явился отравить ламбетского убийцу и его сообщницу ядом, который вызывает страшные судороги и мучительную смерть. И так как преступник уже тогда знал, что Смиты – не последние его жертвы, он уничтожил свое письмо и ушел. Он не хотел привлекать к себе внимание раньше времени. Впрочем, ему повезло, потому что отравленных и так обнаружили после того, как он разобрался с Бойлом, Хэйли и Гарреттом.
– Он не убивал Тимоти Гарретта, – негромко заметил Мэтью, чрезвычайно внимательно слушавший инспектора. – Гарретт покончил с собой.