Пока Ксения разговаривала с Хантером, миссис Ломакс, судорожно сжимая платок, сидела напротив Эндрю Найта в комнате для свиданий. Первый вопрос старой дамы звучал так:
– Эндрю, скажи мне: это ведь не ты, не ты?
– Дорогая Иви, – любезно отвечал прокурор, – должен признаться, мне порой бывало любопытно, каково это – находиться по другую сторону закона. Однако уверяю тебя, я не собирался предпринимать ничего такого, чтобы удовлетворить свое любопытство.
– Эндрю, – сказала миссис Ломакс, чуть не плача, – ты мог бы просто сказать, что это не ты!
– И ты бы мне поверила?
– Конечно, поверила бы! Но, Эндрю… ты знаешь, что они нашли у тебя стрихнин?
Прокурор вздохнул.
– Полагаю, его купила Сесили, чтобы травить мышей, – сказал он. – Во всяком случае, даю тебе честное слово джентльмена, что я ничего об этом не знал. Подумай сама: с моим знанием законов, если бы я был убийцей, разве я стал бы хранить дома улику против себя?
И странным образом, услышав это, миссис Ломакс сразу же успокоилась.
– Эндрю, если это не ты, почему бы тебе не сказать, где ты был, когда происходили эти убийства? Ведь у тебя всегда была прекрасная память, и я не сомневаюсь, что ты отлично помнишь, где тогда находился.
Эндрю Найт мрачно посмотрел на нее.
– Я был с женой, – сказал он наконец.
– Но, Эндрю, это же чудесно! Если у тебя был свиде… Ой!
Тут миссис Ломакс вытаращила глаза и поперхнулась.
– С женой? То есть на кладбище? И что, ты проводил там целые часы?
– Вот видишь, даже ты мне не веришь, – усмехнулся Найт. – Понимаешь, я привык… Сначала я задерживался ненадолго, потом стал проводить там все больше и больше времени. Я… ты знаешь, я говорил с Сесили. Иногда я готов был поклясться, что знаю, какие цветы ей нравятся из тех, что я приношу, а какие нет. И я был точно уверен в том, что всякий раз она не хотела меня отпускать, когда я уходил. Понимаешь, ведь вокруг одни незнакомые покойники, а она так любила общаться, бедняжка…
У миссис Ломакс на глаза навернулись слезы, и она даже не сразу вспомнила про платок.
– Эндрю, – искренне сказала она, – ты… ты настоящий рыцарь!
– Наверное, ты считаешь, что я совсем выжил из ума, – вздохнул Найт. – Но я скорее дам себя повесить, чем стану обсуждать мою жену с мистером Хантером.
И по тому, как у него сжались губы, миссис Ломакс поняла, что настаивать бесполезно.
– Скажи, Эндрю, ты уже подыскал себе адвоката? Или, может быть, этим лучше заняться мне?
– Да, я уже попросил Дэниэла Бута защищать меня. Впрочем, я и без всякого адвоката знаю, что у них ничего не выйдет. Даже если дело дойдет до суда, вся их доказательная база на процессе развалится. По-настоящему против меня у них ничего нет.
Эти слова, признаться, малость встревожили миссис Ломакс и вновь пробудили худшие ее подозрения, особенно когда Ксения рассказала ей об обнаруженном полицией списке.
«А вдруг это все-таки он? Его горничная уверяет, что когда он потерял деньги на бирже, то сказал, что таких мошенников, как Хью Гилмор, не грех и повесить…»
20 марта утренние газеты вышли с аршинными заголовками, намекающими на то, что мистер Возмездие наконец-то пойман и им оказался не кто иной, как бывший обвинитель. Впрочем, у миссис Ломакс не было времени читать статьи, потому что одна из служанок ни с того ни с сего потребовала прибавку к зарплате, а другая заявила, что хотела бы уволиться.
Однако миссис Ломакс в прошлой своей жизни, вероятно, была капитаном пиратского корабля и любой бунт на борту подавляла в зародыше. Прибавку к зарплате, заявила дама, еще надо заслужить, а что касается увольнения, то она будет только рада, если Энн найдет хозяйку лучше, чем она. Лично миссис Ломакс никого не держит и вообще считает, что любой волен выбирать, где ему работать.
Тут появился почтальон, разносивший почту, и миссис Ломакс стала разбирать конверты, предназначенные ее жильцам. Одно письмо было адресовано Ксении, и хозяйку это озадачило. Она отлично помнила, что ее жиличка раньше писем не получала, если не считать редких открыток из Франции. Но так как Ксения оказала ей вчера моральную поддержку и вообще повела себя как настоящая леди, миссис Ломакс решила не забивать себе голову лишними размышлениями и лично отнести письмо девушке.
– Мисс, завтрак будет через четверть часа, как обычно… А это письмо пришло вам…
Ксения подняла брови, мельком взглянула на напечатанный на письме адрес и вскрыла конверт. Оттуда выпал сложенный вдвое листок и приземлился на ковер.
Ксения не успела наклониться, потому что миссис Ломакс оказалась быстрее и подобрала письмо. Машинально бросив взгляд на текст в черной рамке и увидев первые слова, хозяйка остолбенела.
– Мисс…
– Отдайте мне письмо, – сказала Ксения чужим, неприятным голосом.
Миссис Ломакс, совершенно растерянная, отдала ей листок, но уходить не стала. Глаза Ксении скользили по строчкам, а лицо становилось все бледнее.
– Это он? – наконец очень тихо спросила миссис Ломакс.
Вместо ответа Ксения сложила письмо и положила его обратно в конверт. Девушка действовала как автомат и явно не знала, что предпринять дальше.
– Я думаю, нам следует известить полицию, – подала голос миссис Ломакс.
Ксения колюче взглянула на нее. На щеки девушки стал возвращаться румянец.
– Полиция? Да, конечно, доктору Дэйви и мистеру Гилмору они очень помогли…
«Что я скажу маме, боже мой, что я ей скажу? Нет. Ни в коем случае нельзя ее во все это вовлекать… Она захочет защитить меня любой ценой, но не сумеет, и это будет для нее еще более сильным ударом, чем… Ни за что, ни за что. Я должна… должна попытаться найти решение сама. До завтрашнего дня у меня еще есть время… по крайней мере, до первых минут после полуночи…»
– Вызовите мне такси, пожалуйста, – сказала Ксения миссис Ломакс. – Мне надо съездить в Мушкетерский клуб. И я не буду сегодня завтракать, спасибо.
Миссис Ломакс ничего не понимала. Она была готова расплакаться.
– Хорошо, мисс… Я дам вам знать, когда такси приедет.
Ей хотелось сказать Ксении что-нибудь ободряющее, но слова не шли на ум. Все, что произошло сегодня утром, казалось настолько чудовищным, что на какое-то время миссис Ломакс даже забыла об Эндрю Найте и его несчастьях.
Спустившись к себе, она вызвала такси для Ксении и некоторое время сидела у аппарата, о чем-то размышляя. Потом вновь сняла трубку и стала набирать номер.
Глава 27Черная невеста
Ричард Сеймур взял шпагу и, сделав несколько взмахов, пронзил ею воображаемого противника. Утро 20 марта выдалось на редкость солнечным, и он не сомневался, что представление «Мушкетеры против гвардейцев» будет иметь большой успех.
Когда слуга доложил, что его спрашивает дама, он быстро обернулся к двери и вложил шпагу в ножны.
– Да, конечно, пригласите ее, – сказал Ричард.
Однако это оказалась не Ксения, которую он ждал, а Грета Крюгер, одетая в черный костюм и элегантную шляпку с вуалеткой. В руках она держала небольшую сумочку.
– Однако вы рановато, мисс Крюгер, – сказал Ричард, – представление начнется только через несколько часов… Неужели Роджер ошибся? В таком случае я искренне приношу за него извинения…
– О нет, – сказала Грета, волнуясь, отчего ее акцент сделался еще более заметным, чем обычно. – Роджер не ошибся… Я… я хотела с вами поговорить, мистер Сеймур, когда вы не заняты другими делами. Для меня это очень важно, – добавила она почти извиняющимся тоном.
Ричард пригласил гостью сесть, и она устроилась на стуле, вцепившись в сумочку обеими руками. «Мисс Крюгер сегодня какая-то нервная… – мелькнуло в голове у молодого человека. – И что такого она может мне сказать? Что Мушкетерский клуб оскорбляет ее представления о приличиях… а если я спрошу ее, что означают эти самые приличия, она даже не сможет толком мне объяснить». Он уже давно заметил, что Грете не по душе их игра в мушкетеров, и не раз ловил на ее лице выражение антипатии, когда она смотрела на него. Сейчас на Ричарде был костюм д’Артаньяна, и ему невольно подумалось, что со стороны он и одетая в современную одежду Грета представляют презабавный контраст.
– Прекрасная погода сегодня, – сказала Грета, бросив взгляд в окно.
– Совершенно с вами согласен, – промолвил молодой человек вежливо.
Судя по всему, Грета находилась в затруднении, не зная, как подступиться к предмету разговора. «Уж не поссорился ли с ней Роджер?» – подумал Ричард. Это, по крайней мере, объясняло бы, отчего молодая женщина так нервничала и избегала собеседника взглядом. Никому не бывает приятно посвящать посторонних в личные дела, даже если Грета явилась просить совета именно по этому поводу.
– Мистер Сеймур, вы помните, какой сегодня день? – неожиданно спросила она.
– 20 марта, – ответил он, не задумываясь. Но ему все же стало скучно вести этот бесплодный разговор, и он скрестил руки на груди, словно отгораживаясь от собеседницы.
– 20 марта 1927 года, – поправила его Грета. – Неужели вы ничего не помните?
Ричард был мужчиной, а мужчины любят ребусы, только если их загадывают девушки, которые им нравятся. В это мгновение мистер Сеймур окончательно понял, что Грета ему не нравится и не понравится уже никогда.
– А что я должен помнить? – с легким вызовом спросил он.
Грета повела плечом.
– Поразительно, – пробормотала она себе под нос, – просто поразительно. Вы все, все забыли. И вы стоите тут, как ряженый, словно это были не вы… не вы сбили его «фоккер» десять лет тому назад.
Ах вот, оказывается, что она имела в виду. 20 марта 1917-го, день, когда он отправился в тот самый, прославивший его полет.
– Это ведь вы убили Манфреда, – сказала Грета.
– Манфреда? – машинально переспросил он.
…Ну да, ведь Черного Барона звали Манфред фон Рейнхард. Странно, но Ричард редко называл его даже по фамилии. Для большинства англичан в то время знаменитый летчик был просто Черный Барон, или еще проще – «тот самый». Летчики особенно остерегались упоминать его имя, словно одно оно могло принести им смерть.