– Делайте, что хотите, инспектор, – сказала Амалия. – С одним условием: ни слова при моей дочери об этой истории. Если вам нужно будет что-то уточнить, обращайтесь ко мне. Я не желаю, чтобы Ксению беспокоили из-за мистера Олдингтона. Если у нее снова случится нервный срыв, последствия могут быть крайне тяжелыми. Я надеюсь, мы с вами поняли друг друга?
– Вполне, – отвечал инспектор. – Здесь в палате двое моих людей, утром их сменят двое других. В коридоре на всякий случай дежурят еще два человека, которые получили самые строгие инструкции. Из персонала больницы могут заходить только две медсестры и сэр Артур Несбитт, которых полицейские знают в лицо. Вас они, конечно, пропустят в любое время… как и мистера Сеймура.
– Я думаю, мистеру Сеймуру надо умыться, – сказала Амалия, глядя на измученного молодого человека. – И переодеться бы тоже не помешало. Когда Ксения утром захочет вас увидеть, вряд ли ей понравится, что вы выглядите как привидение.
Ричард бросил на нее невидящий взгляд.
– Это все случилось из-за меня, – удрученно проговорил он. – Только из-за меня. Я один виноват во всем.
– Боюсь, нет никакого смысла сейчас говорить об этом, – возразила Амалия, которая привыкла ни при каких обстоятельствах не терять головы. – Давайте лучше подумаем о том, как мы можем улучшить ситуацию. Для начала позвоним вам домой и попросим слугу принести нормальную одежду. А дальше – дальше будет видно.
Глава 29Мистер Бедфорд наносит визит
Следует отдать инспектору Хантеру должное: в случае с Ксенией он сделал все, чтобы избежать прежних ошибок и помешать преступнику осуществить свой замысел. И тем не менее он был почти разочарован, когда миновало 20 марта, затем 21-е, а с Ксенией ничего не случилось, и более того – она вообще пошла на поправку.
– Либо преступник отступился – но с какой стати, если прежде ему все удавалось? – либо он вынужден бездействовать, потому что, например, сидит в тюрьме, – рассуждал инспектор.
Однако улики против Эндрю Найта казались все более и более шаткими. Во-первых, миссис Ломакс рассказала полиции, где ее родич на самом деле проводил время. Хантер поначалу отнесся к ее рассказу скептически, но вскоре нашлись люди, которые и впрямь не раз видели прокурора на кладбище. Во-вторых, в лаборатории Скотленд-Ярда исследовали изъятый у Найта стрихнин и обнаружили, что он хранился не самым лучшим образом и практически потерял свои свойства. Отравить им кого-нибудь было в принципе возможно, но не до смерти. В-третьих, не были найдены ни винтовка, которой пользовался убийца, ни автомобиль, на котором он, возможно, приехал в Сент-Джордж-Хиллз, ни пишущая машинка. Одним словом, обвинение рассыпалось на глазах, и газеты, которые жадно ловили малейшие слухи о расследовании, вновь запестрели версиями, предположениями и комментариями специалистов.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что когда в среду мистер Бедфорд собрался нанести визит своей жене, все вокруг только и говорили что о неуловимой личности, которая стоит за происходящим. Сначала таксист, который вез писателя, глубокомысленно рассуждал, что полиция лишь зря получает деньги, а сама никого не может поймать, затем возле дома миссис Бедфорд две кумушки судачили о том, что их вгоняет в дрожь вид любого письма и скоро вообще станет страшно ходить по улицам, и, наконец, когда писателя впустили в квартиру, его жена как раз заканчивала убеждать кого-то по телефону, что она, разумеется, ничего не смыслит в убийствах, но уверена, что преступник – артистическая личность и вообще у него недурной стиль.
– Ах, Миранда, прости, ко мне пришли! Пора бежать! – объявила миссис Бедфорд и после сотни бессвязных восклицаний, которые были призваны заверить собеседницу в вечной дружбе, повесила трубку.
– Ужасная зануда эта Миранда Холмс, – пожаловалась Клементина мужу. – Ты будешь чай или кофе?
– Пожалуй, кофе, – сказал писатель.
Гостиная, в которой он оказался, должна была производить впечатление, что тут живет натура с художественными задатками, но, на взгляд писателя, комната просто-напросто захламлена и неуютна. Раскрытая книга лежала рядом с тарелкой, полной крошек, на стене висела какая-то картина в стиле, который Бедфорд про себя называл не иначе, как «табуретка с глазом», на противоположной стене красовалась японская гравюра в позолоченной рамке. Массивный викторианский шкаф соседствовал с низкой неудобной тахтой, на которой лежала кокетливая вышитая подушка, стол был подделкой под чиппендейл[21], а стулья и сами не знали, из какой эпохи их сюда занесло. На миссис Бедфорд было какое-то черное, развевающееся на ходу длинное одеяние, которое ее муж мысленно определил как неудачный гибрид хламиды и кимоно. Ловко лавируя между стульев, Клементина отдала тарелку с крошками горничной, приказала подать кофе, убрала книгу, что-то поправила, что-то быстро переставила и с широкой радостной улыбкой повернулась к мужу.
– Ну, как ты находишь мои апартаменты, Билли?
– Прежние мне нравились больше, – помедлив, признался он.
Миссис Бедфорд издала несколько энергичных восклицаний, обличая инфляцию, дороговизну и политику правительства. Также она ввернула несколько шпилек в адрес мужа, который не потрудился обеспечить ей уровень жизни, который она заслуживала. Угрюмая горничная внесла на подносе кофе.
– Можете идти, Хелен, – махнула широким рукавом миссис Бедфорд. – Если вы будете нужны, я вас позову.
Шаркая ногами, горничная вышла.
– Ужасно сложно сейчас найти хорошую прислугу, – вздохнула хозяйка, опускаясь на стул и поправляя складки своей хламиды. – Тебе-то, конечно, жаловаться не на что. У тебя есть Джеймс и Мэри-Энн. Ты всегда умел расположить к себе людей.
Писатель не знал, что можно на это ответить, и отпил кофе из чашки, но чем бы ни была находящаяся там жидкость, к кофе она имела лишь косвенное отношение. В передней затрещал телефон, миссис Бедфорд встрепенулась.
– Я сейчас, только отвечу на звонок и вернусь, хорошо?
Она вернулась через четверть часа, успев не только всласть посплетничать с очередной знакомой, но и припудриться. Впрочем, Бедфорд даже не заметил ее ухищрений.
– Ты читал «Зеленый чертополох»? – спросила миссис Бедфорд. – Я прислала тебе номер. Миранда тоже опубликовала там свои стихи, но Оги уверяет, что мои лучше.
«Господи, – думал писатель, – зачем я вообще когда-то женился на ней? Что я здесь делаю? Для чего все это?» Его охватила тоска.
– Ты заставила меня оторваться от дел и приехать в Блумсбери только для того, чтобы обсуждать стихи? – мрачно спросил он. – Я тысячу раз, если не больше, говорил тебе, что ничего не понимаю в поэзии.
– Ты так говоришь, будто Блумсбери находится на Луне, а не в Лондоне, – обиделась жена.
Но по лицу Бедфорда она поняла, что ему не нравился излюбленный богемой район, в котором она жила, не нравилась ее квартира, наверняка не нравились ее стихи и не нравилась она сама.
– И вообще, Билли, это мелко, – пожаловалась она. – Можно подумать, что ты совсем не рад меня видеть. – Писатель молчал, никак не пытаясь опровергнуть ее слова. Клементина начала сердиться. – Конечно, я хотела поговорить с тобой о… Об инфляции, да. Мне кажется, ты должен давать мне больше денег. В конце концов, ты знаменитость…
– Уже нет, – произнес Бедфорд каким-то странным тоном.
– Но ведь ты же писатель! Мы тут недавно говорили о тебе с Тиной… Ты не знаешь Тину? Впрочем, неважно. Тина уверяет, что современные писатели не должны писать романы. Это устаревшая художественная форма. Диккенс и прочее. Девятнадцатый век! Но если уж пишешь романы… тем более какие-нибудь детективы…
– Сочинить хороший детектив чертовски нелегко, – сказал Бедфорд придушенным голосом.
– Может быть, – отозвалась Клементина. – Ты не дал мне закончить. Я хотела сказать… что именно я хотела сказать? Ах, да! Если уж пишешь романы, они должны приносить доход. Ты же сочиняешь по две книги в год, я знаю. Ты вполне мог бы…
– Клем, издательство не хочет печатать мой новый роман. Поэтому я никак не могу увеличить твое содержание. Я пытался и раньше объяснить тебе это, но…
– Понимаю, – вздохнула его собеседница. – Прости, Билли, но я совершенно не удивлена.
– Чем именно ты не удивлена? – резко спросил Бедфорд.
– Всем, – безапелляционно заявила его жена, тряхнув кудрями. – И тем, что у тебя никогда на меня нет денег, и тем, что у издателей кончилось терпение. Этого и следовало ожидать.
– Что?
– Билли, честное слово, я хорошо к тебе отношусь, – при этих словах писатель закоченел, – но ведь мы оба прекрасно знаем, что твои книги… хотя книгами их можно называть только из вежливости… – Клементина покосилась на Бедфорда и с удовлетворением отметила, как он заерзал на стуле. Словно жук, подцепленный на булавку, безжалостно подумала она. – Ты продался богу коммерции, разменял свой талант на низкопробное чтиво. Результат вполне закономерен.
– Между прочим, именно это низкопробное, как ты говоришь, чтиво позволяло тебе безбедно жить, – вспылил Бедфорд, – и если бы не твои… твои кавалеры, которые вытягивали из тебя все средства, прежде чем бросить, ты бы и сейчас жила в Челси!
– Ах так? – вскинулась миссис Бедфорд. Все-таки ей удалось задеть его за живое. – Получается, что я сама во всем виновата?
– Да, черт побери! Где художник, ради которого ты меня оставила? Где музыкантишка, который его сменил? Где его преемник, редактор несуществующего альманаха, который так и не вышел? Все деньги, которые я платил тебе, ушли на них и их жалкие прожекты. Какого черта, Клем? С какой стати я должен содержать всю эту ораву, которая даже не уважает мой труд? А теперь на повестке дня кто – торговец чемоданами? А кто будет за ним – может быть, мороженщик?
– Так, – сказала миссис Бедфорд, отдышавшись. – Ты… ты просто оскорбляешь меня, Билли. Это низко. Я думала, ты джентльмен!
Она обиженно вытянула губы и сделала вид, что плачет. Бедфорд угрюмо покосился на нее и отвернулся. В комнате повисло молчание.