Зрение и слух Шури тоже были куда более острыми, чем думало большинство окружающих. Немногие за пределами дворца осознавали, что она тренировалась по той же системе, что и Т’Чалла, и даже те, кто был в курсе, сильно недооценивали то, как развились ее органы чувств. Следовательно, она могла слышать большую часть того, о чем перешептывается дворцовая прислуга, несмотря на то что разговоры смолкали, едва она входила в тот же коридор или помещение. Девушка слышала все насмешки, которые они пытались от нее скрыть, и то, как ставят под сомнение ее ценность для королевской семьи. Знала, что они, как и многие граждане страны, рассматривают ее как «запасной вариант», к тому же не самый подходящий.
С недавних пор почти все разговоры и обсуждения с матерью сводились к вопросам о том, какому африканскому принцу или миллионеру она лучше всего подходит в жены и от кого из них могла бы родить больше наследников, чтобы продолжить королевскую линию. К счастью для нее, вначале Т’Чалла должен был избрать себе супругу, поэтому большинство сплетников сосредоточивались на перемывании косточек каждой из женщин, на которых Т’Чалла едва кидал взгляд на бесконечных балах, благотворительных мероприятиях и конференциях, коих в королевском графике было в избытке. Брат с сестрой часто смеялись – наедине, конечно, – над тем, как быстро расфуфыренные и изнеженные принцессы и наследницы отшатывались, заметив враждебные взгляды похожих на изваяния, вооруженных до зубов «Дора Милаж», стоявших за спиной короля. Во время одной из их утренних доверительных бесед Т’Чалла признался, что заметил, как Накия скромно поправляла застежку туфли и как бы случайно сверкнула лезвием немыслимо длинного ножа, прикрепленного к ее бедру под вечерним бархатным платьем в пол, в сторону одной глазастой поклонницы – и та отлично считала намек.
Нет, вряд ли Т’Чалла женится в ближайшее время. Шури понимала, что скоро внимание переключится на нее, ведь теперь она официально достигла подходящего для помолвки возраста. Но девушке хотелось того, что у Т’Чаллы уже было, – нескольких лет свободы в заморских землях, где бы никто не знал ее и не обращал внимания на то, как она одета, в какие клубы ходит или с кем целуется. Хотя принцессе недоставало выдающегося интеллекта брата – ее раздражало, как много усилий приходится прикладывать к тому, чтобы понять сложные научные концепции, которые Т’Чалле давались легко, – Шури отлично понимала, что получит высокие баллы на экзаменах самых лучших институтов мира, не особо напрягаясь. Вопрос был в том, даст ли мать ей такую возможность.
Шури мысленно напомнила себе подойти к Т’Чалле с этой идеей, когда он вернется из инспекции на Великий Курган. Если она получит поддержку брата, уговорить мать будет гораздо легче. Т’Чалла всегда защищал ее с тех пор, как оказался на троне, но Шури была уверена, что сможет убедить его в том, как важно получить образование и опыт за рубежом, особенно учитывая, что вскоре ее как кронпринцессу ждут новые обязанности. «Но сначала нужно понять, что раздражает мать больше всего», – думала она, приближаясь к обитой деревянными панелями двери. Обычно весьма сдержанная, женщина повысила голос настолько, что ее можно было слышать за пределами кабинета. Никому не доводилось вызывать у королевы-матери такой гнев, даже Шури, по крайней мере, с момента смерти мужа Рамонды.
– Это была в первую очередь твоя ошибка, что они оказались там, Рамонда! – кричал женский голос. – Ты хотела свободы. Я тебя постоянно предупреждала об угрозах внешнего мира, но ты доверилась руке Бесценного, и вот что мы получили.
– Следите за тем, как разговариваете со мной, генерал, – прошипела мать Шури. – Вы зашли слишком далеко. Я по-прежнему королева-мать, а вы – моя верноподданная. Это понятно?
– Я служу только королю, сыну моего лучшего друга, королева, – высокомерно ответил голос. – Не надо наказывать моих сестер за прошлые прегрешения – если не ради вашего сына, то ради его отца, который хотел для своих Обожаемых только самого лучшего.
– Как ты смеешь… – Шури услышала, что ее мать осеклась, а чьи-то шаги направились к двери.
Шури тихо отпрянула от двери, надеясь, что хотя бы мельком увидит ту, которая осмелилась столь неуважительно говорить с ее матерью, пусть даже в частном разговоре.
В комнате воцарилась тишина. Принцесса нерешительно подкралась ближе и прижалась к украшенным затейливой резьбой двойным дверям, чтобы украдкой заглянуть в щель. Вдруг двери резко открылись, и девушка практически влетела в комнату. Перед ней стояла Амаре и сверлила ее одним сохранившимся глазом.
Если бы не глаукома на глазу и заметный неровный шрам, пересекающий все лицо, Шури, кажется, ни за что бы не узнала генерала «Дора Милаж». Вместо традиционных легких доспехов на Амаре было черное платье без рукавов, которое свисало с ее мощных плеч и оттеняло разноцветный платок, туго повязанный вокруг головы. Белоснежный воротничок опоясывал шею, а ниже был надет нефритовый амулет Пантеры с яркими бриллиантовыми глазами. Шури восхитилась желанием женщины носить столь откровенную одежду, несмотря на глубокие молочно-белые шрамы и раны, которые покрывали ее руки и ноги. Амаре было легко перепутать с одной из сановных гостий страны.
Амаре сделала шаг вперед, и Шури услышала едва заметное жужжание электрического протеза в ее ноге, который был скрыт черными стильными сапогами на шпильке. Абсурд, но в этот момент Шури подумала, как много сил потребовалось женщине для того, чтобы не только вновь научиться ходить, но и драться.
– Принцесса, – Амаре завернулась в свою накидку, скрывая шрамы от внимательного взгляда Шури. Она говорила резким, отрывистым голосом, будто сдерживая сильные эмоции. – Окойе и Накия встретятся с вами сегодня вечером в гимнастическом зале, чтобы распланировать режим тренировок, который удовлетворил бы одновременно ваши и их желания. Они – мои наиболее успешные ученицы и будут хорошо служить вам.
Она нерешительно кивнула и посмотрела на мать Шури. Рамонда сидела за столом с каменным выражением лица:
– Это будет вполне… удовлетворительно, генерал.
Амаре повернулась к столу и кивнула, избегая встречаться с королевой взглядом:
– У меня все, ваше величество.
– Вы свободны, – Рамонда махнула рукой, и Амаре вышла в коридор.
Когда стук каблуков генерала стих, Шури закрыла двойные двери и вернулась к матери, которая откинулась в кресле, закрыв глаза руками.
Принцесса наклонилась и обняла явно измученную мать, которая сидела, покачиваясь туда-сюда. На секунду Шури почувствовала, что мама расслабилась в ее объятиях, но потом вновь напряглась. Разочарованная, девушка отпустила ее и уселась на край стола.
– Мама, что-то не так?
Рамонда аккуратно протерла глаза, а потом откашлялась:
– Во-первых, юная леди, убери, пожалуйста, свою потную филейную часть с моего стола.
Шури спрыгнула на пол и подвинула стул, чтобы оставаться поближе к маме и обнять ее в случае чего.
«Надежда умирает последней», – злобно подумала Рамонда.
– Во-вторых, это просто бестактно – подслушивать частные беседы, даже если ты принцесса с острым слухом. Мои прошлые отношения с генералом Амаре никак тебя не касаются, и я жду от тебя, что все, что ты слышала, сохранится в тайне.
– Разумеется, мама. Но что это все значит? О каком прошлом речь?
Рамонда подалась вперед и положила голову на руки:
– Я не готова сейчас все это пересказывать, правда, дочка, – вздохнула она. – Может быть, в другой раз.
Внезапно Шури ударила ладонью по столу, и Рамонда подскочила от неожиданности:
– Нет, мама, именно сейчас. Вы принимаете решения о моей судьбе у меня за спиной, и я не собираюсь с этим мириться. Расскажи мне, что происходит и почему генерал Амаре так сильно на тебя злится. Ты хочешь передать меня в распоряжение женщине, которая явно за что-то точит на тебя зуб, не дав мне ни единого шанса обезопасить себя. Я еще ни разу не возражала по поводу твоих решений, но клянусь, не пойду по собственному желанию туда, где может ждать ловушка, просто потому, что ты «не в настроении разговаривать».
Глаза Рамонды сначала сверкнули от возмущения, но потом она смягчилась.
– Как же ты похожа на мою маму, – прошептала она практически себе под нос. – Когда я разговариваю с твоим братом, то вижу Т’Чаку, а в твоих глазах вижу свою любимую мать. Еще будучи ребенком, ты выглядела в точности как она. У тебя даже голос ее и такое же потрясающее упрямство. Она никогда никого не слушала.
Рамонда со вздохом поднялась на ноги и проследовала к бару со стеклянными дверцами, стоявшему в углу. Она налила в две рюмки немного бренди, подхватила графин под мышку и направилась к обитому белой кожей дивану в углу кабинета. Шури нерешительно последовала за ней. Мать села на диван, Шури подобрала под себя ноги и устроилась на подушке, глядя, как мать делает небольшой глоток бренди.
Рамонда указала на второй стакан:
– Если ты достаточно взрослая, чтобы услышать эту историю, значит, уже готова к тому, чтобы выпить с мамой. А мне это понадобится, и еще добавка, если я хочу рассказать все, от начала до конца.
– Все? – Шури взяла бренди и обвела пальчиком вокруг горлышка стакана. – Что за история?
Рамонда грустно улыбнулась:
– История смерти твоего отца. Хотя Т’Чалла был еще совсем маленьким, он при этом присутствовал. А ты еще не родилась, поэтому я никогда не чувствовала необходимости копаться в подробностях события, кроме дней официальных траурных церемоний. Но ты права: имеешь право знать, потому что обстоятельства того дня отзываются эхом до сих пор.
– Мамуль, – услышав это, Рамонда подняла одну бровь. Обычно дети обращались к ней «мама» или «мать», то есть менее фамильярно. – Что бы ни случилось, мне ты можешь рассказать. Я не буду никого осуждать.
Рамонда рассмеялась прямо в стакан с бренди:
– Тогда ты, малышка, будешь первым таким человеком. Понимаешь, это в первую очередь моя вина, что твой отец решил отправиться на эту Бильдербергскую конференцию. Я убедила его принять приглашение, несмотря на предупреждения брата, «Дора Милаж», Совета и правления. И они никогда не дадут мне забыть об этом.