се-таки посвящены в их тайну.
— Кого вы имеете в виду?
— Администратора гостиницы «Ветерок», где Мила, уже окончательно уйдя от мужа, снимала номер, куда к ней наведывался Макс, вернее, доктор Тропинин. Ну, и себя, конечно.
— Вы хотите сказать, что всегда были в курсе того, что происходило в жизни Тропинина?
— Так уж сложилось у нас. Мы были хорошими друзьями. Макс всегда советовался со мной, причем во всем, начиная от профессиональных тем и заканчивая личной жизнью. Другое дело, следовал ли он моим советам… Увы… Я знала, чувствовала, что эта связь, которую он называл «романом», добром не закончится. Уж слишком мощной вырисовывалась фигура обманутого супруга, я имею в виду Андрея Закатова. Уверена, вы читали о нем в интернете, он очень богат, у него хорошие связи, его надо было бояться, причем как девушке, так и Максу. Человек, который многого достиг в жизни, не станет терпеть такого надругательства над своей личностью. Он не сможет простить унижения, а ведь измена — это и есть унижение. Это боль личного плана, а потом и общественного. Кому будет приятно демонстрировать всему своему окружению, подчиненным, друзьям, врагам, если хотите, свои ветвистые рога? Если бы эта девушка включила свои куриные мозги, то она поняла бы, насколько сильно рискует не только собой, но и Максом. Но она, похоже, совсем обезумела. Придумала эти курсы рисования, чтобы обеспечить себе алиби, думаю, вам об этом уже известно.
Дождев промолчал.
Конечно, она блефовала, прощупывала, что ему известно, а что неизвестно. Информация об уроках рисования могла прийти только от самого Закатова, потерявшего жену и проверявшего весь круг общения жены, в число которого входил и художник Гришин.
— Я не понимаю, зачем Тропинину было доверяться вам и рассказывать о своем романе с Закатовой? Какая в этом была необходимость?
Дождев понимал, что этот вопрос, по сути, не имел никакого отношения к расследованию, в нем не было никакого смысла. Это же касалось лишь отношений Тропинина с самой Савушкиной. Но он сформировался как-то сам собой и был озвучен раньше, чем Дмитрий успел притормозить.
— Да какое значение это имеет сейчас, когда Макса нет? Вам что, делать больше нечего, как интересоваться нашими отношениями? Что это за вопрос и какое отношение он имеет к цели вашего расследования? Вам же главное узнать, кто убил Макса и эту девицу.
— Тамара Борисовна, отвечайте на вопрос, — твердым голосом попытался Дождев поставить на место Савушкину. — И это мне решать, что имеет отношение к расследованию, а что — нет. Вряд ли доктор Тропинин обратился бы к вам просто так, чтобы рассказать о том, как сильно он влюблен, все-таки он не был вашей подружкой, к тому же — он мужчина. Предполагаю, что он вынужден был рассказать вам о своей связи с замужней женщиной по той простой причине, что у нее, у Закатовой, появилась мания преследования, и ей постоянно казалось, что за ними следят… Вот почему Тропинин обратился к вам за помощью — в городе для любовников не нашлось бы более спокойного места для свиданий, чем ваша квартира, где их никто не посмел бы потревожить. Вы подтверждаете, что давали Тропинину ключи от своей квартиры?
Тамара кивнула.
— Кто еще об этом знал?
— Никто.
— А ваши подруги?
— Да если бы меня даже ножом резали, никогда не предала бы Макса.
— Как долго продолжалась их связь?
— Вы что, считать не умеете? Если они познакомились в августе, а убили их в конце ноября…
— Я имею в виду, в течение какого времени вы позволяли им пользоваться вашей квартирой? И когда это происходило? Только лишь днем или же вы позволяли им ночевать у вас?
— Нет, они никогда не ночевали у меня.
— Тропинин рассказывал вам что-нибудь о страхах своей подруги перед мужем?
— Вы имеете в виду, боялась ли она, что муж прибьет ее, когда узнает об измене?
— Да.
— Ничего такого я не слышала. Насколько я понимаю, она, Мила, боялась или даже, скорее, стыдилась своего мужа за то, что постоянно врет ему. Она же завралась! Она боялась разоблачения, как ребенок, который постоянно подворовывал у родителей деньги и ждал, когда это откроется…
— Тропинин был искренен с вами? Он сам опасался Закатова?
— Нет, он не такой человек, чтобы чего-то бояться. Он больше переживал за Милу. Предлагал ей поговорить с ее мужем, раз она так боится. Просто дело зашло слишком далеко.
— Когда вы видели доктора Тропинина последний раз?
— Да вот в конце ноября и видела.
— При каких обстоятельствах?
— Я столкнулась с ними на пороге своей квартиры. Они должны были освободить ее в пять, но, видимо, проспали, а я вернулась с работы, причем специально задержалась, чтобы избежать неловкой ситуации… Короче, я пришла, а дверь открыть не могу, сразу поняла, что они еще там. Я даже и звонить не стала, ни в дверь, ни по телефону, повернулась уже, чтобы пойти куда-нибудь еще, в кафе, к примеру, ну, чтобы они могли спокойно собраться и освободить квартиру, и тут вдруг Макс, в одних джинсах, неодетый, открывает дверь. Ему было ужасно неудобно, он покраснел, начал извиняться, знаете, шепотом так, чтобы в подъезде никто ничего не слышал… Сказал, что через пять минут они уйдут. Попросил, чтобы я вошла в квартиру, чтобы наш разговор не привлек внимание соседей. Ну, я и вошла! Прошла быстро на кухню, чтобы не смущать Милу, если она вдруг появится в прихожей в чем мать родила, понимаете? Словом, ситуация была лично для меня некомфортная. Я в собственной квартире почувствовала себя лишней.
— И что потом?
— Ничего. Они собрались и ушли.
— Вам удалось увидеть тогда Милу?
— Да, удалось. Она показалась мне совсем девчонкой, такая худенькая, бледная, в джинсах и толстом свитере. Как загнанный зверек… Я вам сейчас скажу, вот только сейчас вспомнила, какая мысль у меня возникла тогда… Господи, я же не знала, что видела их живых последний раз! — Тамара вдруг всхлипнула, и вся ее собранность и сдержанность улетучились. Перед следователем сидела расстроенная и раскисшая от горя женщина. — Я хотела предложить Максу выступить в роли переговорщицы. Да-да! Подумала, что могла бы сама отправиться к Закатову и поговорить с ним, объяснить ситуацию, попросить его пожалеть девчонку и отпустить безо всяких криминальных последствий…
— Криминальных?
— Ну, это я просто так сказала. Я имела в виду — чтобы не наказывал ее. Господи, ну не знаю я, как сказать… Чтобы просто отпустил, и все.
— Скажите, Тамара Борисовна, а вы сами кого-нибудь подозреваете? Кто мог так жестоко расправиться с Тропининым и Милой?
— Юлия Тропинина сообщила мне по телефону, что их закололи шилом, это правда?
— Да, правда.
— Понятия не имею, кто бы это мог быть. Если вы хотите узнать от меня, не убил ли его кто-то из наших, то я уверена, что нет. Его бывшая жена, Тропинина, тоже не смогла бы. Даже если бы она застала их в постели, я знаю, это бы для нее стало настоящей драмой, несмотря на то, что они разведены, но она не смогла бы причинить боль Максу. Она очень любила его. Так что если вы не хотите терять время, то не занимайтесь Тропининой, это точно не она.
— А ваши подруги? Наполова, Кравченко?
— При чем здесь они? Ну да, обеим нравился Макс, но он нравился половине города!
— С кем встречался Тропинин до того, как встретился с Закатовой?
— Не знаю. Правда. Он вечно заигрывал с кем-нибудь, ему приписывали множество романов, но реальны они были или нет — никто не знает. Макс был не их тех мужчин, что гуляет, взявшись за руки, с замужней дамой по городу и покупает ей мороженое.
— А если девушка незамужняя?
— Не знаю, честно… Может, и был кто.
Дождев понимал, что она лжет, как понимал и то, что ей и смысла никакого нет подставлять кого-то — Макса-то уже не было. Скорее всего, Савушкина просто не верила в то, что убийца будет найден. И уж точно не верила, что кто-то из бывших пассий Макса способен из ревности убить его.
Он отпустил ее, пригласил сначала Софью Наполову, которая постоянно плакала и отвечала на его вопросы невпопад, потом поговорил с Кравченко, которая держалась более уверенно, чем Наполова, однако, рискуя навлечь на себя гнев следователя, настаивала на том, чтобы Дождев не тратил время на допрос «ни в чем не повинных» свидетельниц, а занялся поиском тех, кто подложил трупы на Нефтебазу и теперь требует денег.
Быть может, при другом раскладе фактов Дождев бы разозлился на такой вот дерзкий совет какой-то медсестры, но что-то подсказывало ему, что она права. Она, человек далекий от следствия, вообще посторонняя, сообразила сразу, что трупы подложили именно те, кто спланировал это для того, чтобы получить обещанные сто тысяч.
Там, на Нефтебазе, по-хорошему и надо бы искать следы убийцы, но как, если весь город замело снегом? И ни одного свидетеля, кто видел бы машину, на которой были привезены трупы.
Нефтебаза. Все проживающие там потенциальные свидетели как воды в рот набрали. А ведь запросто могли увидеть из своих окон и машину, и человека, который эти трупы вытаскивал, чтобы уложить на обочину дороги.
Опрос жителей практически ничего не дал, все автомобили, которые проезжали в эту новогоднюю ночь близко от домов, им как раз и принадлежали. Или их гостям, и сложно было поверить в то, что кто-то из друзей или родственников семей перед тем, как заехать в ворота нужного им дома, перед тем, как выгрузить из машины сумки с новогодними закусками и выпивкой, как бы между прочим выложил из багажника два полуразложившихся трупа с тем, чтобы потом получить за них деньги.
Деньги. На получении денег настаивала как раз Дина Михайловна Логинова. А что, если это она и привезла трупы поближе к своему дому, чтобы «никому больше не достались»? Чтобы уж наверняка они долежали до того момента, когда на место прибудет полиция?
После ухода Савушкиной с подругами Дождев вызвал своего помощника и дал ему задание узнать как можно больше о Логиновой, выяснить, нет ли у нее друга, любовника, который мог бы помочь ей подбросить труп, если он вообще не является убийцей Тропинина.