Карьера. Можно, конечно, попытаться устроиться на какой-нибудь другой канал, но сейчас я была не готова начать битву за место под солнцем. К тому же перспектива спать еще с каким-нибудь продюсером меня просто убивала.
Теперь дело оставалось за малым – надо решить, как жить дальше. И главное – где?
Я отвернулась к стенке. Есть как минимум два варианта: вернуться в родной город или остаться в Москве. Но чтобы принять такое решение, надо здраво представлять себе дальнейшие перспективы. Пока я к этому не готова.
А может, слетать к матери в Варшаву? Пожить у нее какое-то время, прийти в себя и точно решить, чего я хочу? Да к тому же оставаться в России как-то небезопасно. Олег меня предупреждал, что я буду следующим трупом. И если бы не моя беспросветная тупость, я бы сейчас уже знала, кто на меня охотится, потому что человек, убивший мою сестру и мужа, вряд ли просто шутил…
20 декабря
В аэропорту Окенте меня встретил Вадим. Мама плохо себя чувствовала и осталась дома.
– Здравствуйте! – Я протянула мужчине руку.
– Хорошо, что ты к нам приехала! – Вадим улыбнулся, но глаза его по-прежнему бегали туда-сюда, и у меня на душе стало тревожно.
– Я ненадолго! – начала я оправдываться.
– Как захочешь, может быть, Новый год с нами встретишь?
Я неопределенно хмыкнула.
Аэропорт располагался в десяти километрах от центра города, поэтому мы пошли на остановку автобуса. Своей машины у Вадима не было, и вообще я заметила, что одет он, мягко говоря, не модно. Старые джинсы, старая куртка, поношенная кепка с козырьком.
Когда автобус подошел к остановке, я с облегчением выдохнула – двадцать минут ожидания мы тупо молчали, не в силах найти тему для разговора. Так же молча ехали до города.
– Мы живем к западу от Средместья, район называется Воля, – наконец-то подал голос мамин муж.
– Здорово, там, наверное, очень красиво, – пробормотала я, хотя совершенно ничего об этом районе не знала.
– Сама увидишь, – многозначительно хмыкнул Вадим, и я вновь почувствовала себя не в своей тарелке.
Мы вышли из автобуса и направились вдоль улицы Окоповой. Невысокие двухэтажные строения вдоль улицы были, несомненно, красивы, но когда мы завернули за угол, у меня, в прямом смысле этого слова, отпала челюсть. Вдоль Окоповой улицы тянулось кладбище. Я поежилась:
– Где ваш дом?
– А вон тот, напротив еврейского кладбища! – Вадим пошел вперед, а я со своим чемоданом тащилась позади.
Мама с мужем жила на втором этаже красивого двухэтажного домика, они занимали четыре комнаты и кухню. Все окна в квартире выходили на кладбище.
– Лиза! – Мама кинулась мне на шею. – Я плохо себя чувствую, что-то сердце прихватило.
Она действительно выглядела неважно.
– Маша мне снится, – мама заплакала, – говорит все что-то, а что – не пойму.
Я поставила чемодан на пол и обняла ее.
– Здравствуйте! – Из комнаты вышел смуглый мужчина, синеглазый и очень красивый.
– Это мой сын, Радик. – Вадим как-то сразу засуетился. – А это Лиза, познакомьтесь.
Радик пожал мне руку и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ, мы понравились друг другу с первого взгляда.
– Ну, чувствуйте себя как дома! – Вадим нехорошим взглядом окинул меня с головы до ног. – А мне пора на работу.
– Иди, иди. – Мама чмокнула мужа в щеку. – Радичек, покажи Лизе ее комнату.
Сын Вадима взял мой чемодан и пошел вперед, я поплелась за ним.
– Ты надолго? – спросил он, не оборачиваясь.
– Уже надоела? – засмеялась я.
– Ты не можешь надоесть. – Радик неожиданно остановился и повернулся ко мне. Я налетела прямо на него. – Оставайся насовсем.
Я встретилась с ним взглядом и обмякла.
«Какой красавчик!» Я потупилась.
– Я подумаю, – хихикнула я и отошла от мужчины на безопасное расстояние.
– Подумай!
Так мы и познакомились.
25 декабря
– Предлагаю сделать вылазку в центр, – Радик пробрался ко мне в комнату поздно вечером после чинного ужина всей семьей, – сходим в ночной клуб, развеешься, а то здесь тоска смертная, одни старики да трупы.
Я поежилась, иногда я его юмор не понимала. Я вспомнила, что мама как-то раз назвала Радика «странным», и он действительно был странный. Работал дома, писал какие-то компьютерные программы и продавал их потом заинтересованным лицам. Месяцами сидел в своей комнате, а потом пропадал по полгода неизвестно где. Но всегда возвращался домой, девушек к себе не водил. Мама тихонько поделилась со мной подозрениями насчет того, что Радик голубой. Я пожала плечами: не знаю, голубой Радик или бирюзовый, но он смотрит на меня глазами нормального, гетеросексуального мужика. Уж в чем в чем, а в этом я разобраться могу.
И еще у Радика было хобби: он занимался генеалогией, разыскивал своих предков и родственников друзей и знакомых. Несколько генеалогических древ висело у него в рамках на стене. Я пару раз изучала эти бесконечные знаки – имена – даты рождения и смерти, но меня это не зацепило. Мне не нравится копаться в прошлом, куда интересней смотреть в будущее.
– Давай выберемся, – я отодвинула журнал в сторону. – А куда?
– Да не все ли равно? – Радик улыбнулся. – Сколько тебе времени надо на сборы?
– Минут тридцать. – Я вскочила с дивана.
– Жду. – Радик вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Я натянула свитер, джинсы и куртку, едва подкрасила глаза и взбила волосы руками.
– Все, я готова. – Я вышла в коридор.
– Старикам лучше ничего не говорить, – прошептал Радик, косясь в сторону закрытой родительской спальни. – А то начнут приставать: куда да зачем?
Я с ним согласилась, мы обулись и тихонько вышли из квартиры.
Ночью возле кладбища было страшно, и я инстинктивно прижалась к Радику.
– Боишься? – Радик обнял меня за плечи. – Не бойся, когда я рядом.
Я улыбнулась в темноте и взяла его под руку.
Ночная дискотека была самой обычной, разве что места поменьше, чем в московских клубах. Радик прекрасно танцевал, он постоянно здоровался и улыбался, из чего я сделала вывод, что он на этой дискотеке частый гость. И это тоже странно, если принимать во внимание его возраст. Радику было тридцать два года. Хотя на Западе это еще практически юноша.
В четыре утра у меня начали слипаться глаза, и я попросилась домой.
– Иди одна, я еще не собираюсь, – неожиданно грубо оборвал меня Радик. Я так и застыла с вытаращенными глазами. Он что, перепил?
Я молча пожала плечами и спустилась вниз, в гардероб, получать куртку. Когда я вышла на улицу, темень стояла страшная. Непонятно почему, но фонари не горели, группки подвыпившей молодежи стояли возле клуба и курили. Я втянула голову в плечи и отправилась ловить такси. На Окоповую улицу я добралась минут за пятнадцать, расплатилась с водителем и вылезла на свежий воздух. Однако в темноте я перепутала дом и остановила такси на три дома раньше. Проклиная себя последними словами, я побежала вдоль кладбища к домику Вадима. Неожиданный приступ панического страха заставил меня оглянуться – за мной по совершенно пустой улице быстро шел мужчина. Шапка натянута на самые глаза, он почти бежал. Перепугалась я страшно и бросилась бежать. До дома оставалось каких-нибудь пять метров, когда мужчина меня настиг и ударил в шею. Я упала навзничь и попыталась позвать на помощь, но мне в рот засунули какую-то тряпку, и я начала задыхаться. Мужчина волоком тащил меня на кладбище, я вырывалась, как могла.
Внезапно громкая польская речь, лай собаки, и свет фонарика спугнули грабителя. Мужчина кинул меня на старую могилу и бросился прочь. А ко мне подбежал старик с собакой. Он что-то громко спрашивал по-польски, очевидно, интересуясь, как я себя чувствую.
– Что? Что случилось? – К нам со всех ног несся Радик. – Господи, Лиза!
Мужчина кинулся ко мне:
– Ты жива? Прости меня, я побежал тебя догонять, но не успел…
Старик продолжал вопить на всю улицу, у меня страшно болел затылок.
– Он говорит, что на тебя напали. – Радик кивнул на старика с собакой. – Ты цела?
– Да, только голова болит! – Я поднялась на ноги и попыталась улыбнуться. – Только матери ничего не говори, у нее и так с сердцем плохо.
Радик обхватил меня за талию, и мы поковыляли домой.
Когда я проснулась, то не смогла пошевелить головой, шея опухла и страшно болела. Пришлось намотать на горло шарф и пожаловаться на простуду. Радик не отходил от меня ни на шаг, приносил то чай, то булочки в постель. Я поняла, что мужчина чувствует себя виноватым, ведь из-за него меня едва не убили.
В Варшаве мне оставаться больше не хотелось, и я решила: как только смогу шевелить головой, уеду домой, в свой родной город, зализывать раны…
31 декабря
Когда до Нового года оставалось три часа, я некстати вспомнила Максима, Марину Ванрава и весь прошлогодний кошмар. Мы сидели за столом – я, мама, Вадим и Радик.
Радик смотрел на меня с любовью, Вадим хмурился, мама улыбалась.
– Давайте выпьем за то, чтобы все проблемы и печали оставались в прошлом году! – Радик поднял бокал с шампанским и чокнулся со мной первой.
– Давайте! – Мама от всей души поддержала тост.
Вадим молча пригубил шампанское. Новый год мы решили встретить в семейном кругу. Насколько я поняла, в семье Вадима был введен режим жесточайшей экономии, и, хотя я жила у них на свои деньги, все равно чувствовала себя попрошайкой. Вадим порой так смотрел мне в рот, когда я завтракала, обедала или ужинала, что хотелось выплюнуть все обратно и извиниться.
А сегодня Вадим был вообще не в духе. Он почти не разговаривал, лишь хмуро, исподлобья следил за домашними и иногда горько хмыкал.
Новый год мы встретили под бой курантов, я вежливо поблагодарила всех и ушла в комнату. Мне хотелось побыть одной и решить, как жить дальше.
Радик прокрался ко мне в комнату тихо, словно мышь, он подошел сзади, когда я стояла у окна, и обнял меня за плечи.