– Я просто вел себя как самовлюбленная скотина, и все решили, что я – это ты, – сказал он, изображая равнодушие.
Узник рассмеялся, проигнорировав последнее.
– Для начала неплохо. Тебе полегчало, не правда ли? Говорят, исповедь облегчает душу.
Дазен – Гэвин! – зарычал.
– Теперь… про кинжал.
– Это моя месть, братишка, – сказал узник. – Это сладкая песнь победы. Удар стилета в ночи. Сухость в твоих костях. Бессонница и страх. Это твоя смерть и моя свобода, Дазен. Это конец всей твоей лжи.
– И, похоже, я только что слышал начало твоей, – осклабился Гэвин. Его брат врал. Должен был врать. Он просто пытается заставить Гэвина тревожиться. Он лишен свободы, но не ума. Заточен, но не лишен зубов. Настоящий Гэвин рассмеялся.
– Нет, ты понимаешь прелесть того, что мне не надо врать? И что ты будешь делать, братишка? Тебе не хватает духу уморить меня голодом. Нет, ты просто будешь смотреть, как судьба подступает к тебе. Смерть обнажит свой меч, а ты будешь стоять и ничего не сделаешь. Ты всегда так поступал. – Он снова рассмеялся. – Мне больше нечего тебе сказать. Уходи.
Дазен задрожал. Каждое слово затронуло в нем какую-то глубинную струну. Он вспомнил то время, когда старший брат Каррис, Родин, поклялся набить Дазену морду, а тот стоял, выжидая, не веря, что Родин так сделает, пока не стало слишком поздно. Те страшные сны, что Дазен видел в детстве, за что старший брат Гэвин смеялся над ним. Его всегда сбрасывали со счетов, что Дазен ненавидел. Покарай Гэвина Оролам, тот всегда знал прорехи в его броне. Дазен помотал головой. Нет, теперь Гэвин – он. Маска должна быть полной, даже в его собственных мыслях. Дазен навсегда остался в другой жизни. Сейчас «Дазен» был презренной тварью по ту сторону люксина. Дазен был жалким ублюдком, пытающимся разъярить Гэвина, чтобы тот убил его. Вот и все. Узник испуган, слаб. Он лишь оболочка. Он хотел спровоцировать Гэвина на убийство, поскольку самому духу не хватает с собой покончить. Вот и все.
Человек, которым некогда был Гэвин, убил бы узника и покончил с этим. На войне Дазен стал безжалостным. Дазен любил звон оружия, плеск крови. Дазен любил власть над людьми. Дазен раздавил бы всех, кто встал бы против него. Теперь, будучи Гэвином, он не вернется к этому. Он не доставит брату этого удовольствия.
– Что же, – сказал Гэвин, – всегда приятно поговорить с тобой, но становится поздно, – конечно, еще и полдень не наступил, но ему нравилось заставлять настоящего Гэвина осознавать, насколько он потерял здесь счет времени, – а Каррис сегодня не терпится. Она взяла с меня обещание не заставлять ее ждать. – Это за измену ей, с которой я теперь разгребаюсь, скотина. – Доброй ночи, Дазен.
– Твоя ложь уже рассыпается, Дазен, – сказал узник. – Ты постоянно думаешь – кто уже знает и что они замышляют против тебя. Приятных сновидений.
– Есть вещи похуже, чем очнуться от кошмара и увидеть себя в объятиях любимой женщины. Например, проснуться в камере. И тебе добрых снов, братец. – Гэвин коснулся стекла, оно потемнело, и камера снова начала свое медленное-медленное вращение, уходя в землю. Гэвин прислонился к холодной стене, пытаясь успокоить бешеное биение сердца. Это не был провал – он все же кое-что узнал от своего брата. Во-первых, он и правда изменил Каррис. Кип был ублюдком Гэвина. Во-вторых, Гэвин знал мать Кипа – и она не была проституткой. Будь она таковой, он сказал бы: «Каррис никогда не приняла бы ребенка какой-то шлюхи». А он сказал – «этой шлюхи», то есть слово было унизительным, не описательным. Третье – если только он не был намного умнее, чем думал Гэвин, а это вероятно – настоящий Гэвин до сих пор не получает информации извне.
Вот почему Гэвин выдавал всю свою ложь в прошедшем времени.
Обнаружение Кипа. Месяц в постели без Каррис, решение об усыновлении Кипа. Если бы кто-то передавал ему новости, пленника сбило бы с толку несоответствие в хронологии событий – что, бессмысленное с виду, не показалось бы ему ложью. Гэвин, конечно, не ждал, что брат выскажет свои сомнения, но надеялся увидеть их в его глазах. Их там не было.
Значит, Дазен не получал информации извне, что означало, что он не состоит в заговоре с этим самым «Князем Цвета», кем бы он, язви его, ни был. Значит, Князь Цвета просто пересказывал события Войны Призм, чтобы возбудить недовольство. Весь мир верил, что победил Гэвин, и этому Князю Цвета не нравилось, как обернулись события, так что он делает вид, что состоит в союзе с проигравшим братом – понятия не имея, что тот жив. Значит, этот Князь Цвета лжец и авантюрист, а не фанатик, знающий правду.
Значит, единственное место, где этот Князь Цвета может находиться, – Тирея. Либо Князь Цвета сам король Гарадул, либо они связаны.
Спасибо, братец. Ты мне очень помог. А ведь раньше ты лгал куда лучше меня.
Однако после того как тюрьма встала на место, он дважды проверил свою хроматургию. Все было на месте. Тем не менее, уже поднимаясь по шахте и выходя из вечной ночи, созданной им здесь для брата, он дрожал. Он был в ловушке так же, как и Гэвин.
Я могу просто перестать его кормить. Мне даже делать ничего не придется. Я могу просто уехать на отдых, велеть Мариссии не кидать цветного хлеба в шахту, пока меня нет. И пленник просто… умрет.
Он вспомнил, как в детстве Дазен забрался на лимонное дерево, чтобы доказать, что может сделать то же самое, что и его старший брат, – и упал. Все подумали, что он сломал щиколотку. Гэвин нес его всю дорогу домой. Невелик подвиг для взрослого, но Гэвин от напряжения дошел до слез. И все же он отказывался сдаваться. Его младший брат навсегда это запомнил.
А теперь младший брат собирается хладнокровно убить этого человека, даже не имея отваги посмотреть ему в лицо? Довольно. Весь мир знает, что твой брат мертв. Они знают только тебя. Кроме того, тебе нужно соображать, что к чему. Ты должен сказать Спектру, что начал войну. А затем убедить их сражаться на твоей стороне.
У меня все же есть шанс. Пока Белая в хорошем настроении. Если только…
О, Гэвин Гайл, иногда ты все же играешь в хитрые игры, не так ли? Он усмехнулся себе под нос. Семь лет, семь целей. Один невероятный приз. Небольшой сбой может послужить великому успеху.
Гэвин вернулся к себе и раскладывал все по местам, чтобы замаскировать дверь в шкафу, когда послышался резкий стук в дверь. Он закрыл шкаф, как раз когда Белая вошла.
– Рада видеть вас, владыка Призма! – сказала она.
Гэвин болезненно осознавал беспорядок перед собой и ожог на спине – если она заметит прожженную рубашку, отбрехаться не удастся.
– И я вас, высокая госпожа, – с улыбкой ответил он. – Я как раз хотел с вами поговорить, мы можем встретиться через несколько минут, предположим, в ваших покоях?
Орея Пуллаур внимательно посмотрела на него.
– Боюсь, с этим придется подождать. Вас ждет класс. Тот, которому вы обещали дать урок. – Она дернула носом. – Ты что-то жег?
– Э, да? – сказал Гэвин. Получилось как вопрос. Чтоб тебя.
– Э, да?
Гэвин прокашлялся.
– Да.
Она ждала.
Он больше ничего не сказал.
– Что же, хорошо. Как угодно. Я думала, ты отправился разобраться с тем цветодеем.
А, она злилась, решив, что он забыл о проблеме, из-за которой будут погибать люди, если с ней не покончить. И она была уверена, раз он синий, то Гэвин отправится немедленно. И она не знала, почему он созвал Спектр. Белая не любила быть в неведении.
– Считайте, что разобрался, – сказал Гэвин.
Она решит, что он отмахнулся от нее, но он не знал, честно говоря, как рассказать ей о лодке. После того как он показал ее мальчику и Каррис, эта тайна вряд ли проживет долго, но, открывшись, вызовет долгий разговор, а он пока не был готов.
Она подняла брови, словно говоря – «ты отделываешься от меня»? И тут одна мысль поразила его.
– Класс – суперфиолеты?
Белая с подозрением кивнула.
– В этом классе ведь есть девушка из Тиреи? Аливия?
– Аливиана Данавис, из Ректона.
Значит, он помнит верно. Девушка из города Кипа. Отлично. Он помедлил. Кип сказал, что там был Корван, но…
– Родни ведь нет?
– Вообще, она дочь генерала Корвана.
Гэвин прикрыл потрясение тупым удивлением, словно только что услышал о какой-то мелкой трагедии на том краю мира. Он уже знал, что ее фамилия Данавис, но думал, что она какая-то дальняя его родня, если родня вообще. Дочь самого Корвана? И почему Корван жил в том же городе, что и Гэвинов ублюдок? Совпадение? Если так, то уж больно подозрительное совпадение.
Как бы то ни было, это стоило внимания Гэвина, и прямо сейчас.
– Хм. Вы правы, мне надо пойти и дать им урок. Это священная обязанность.
По канату, все время по канату.
– Меня очень настораживает, когда ты становишься исполнительным, – сказала Белая.
Он улыбнулся с вкрадчивой невинностью.
Глава 37
Кипу казалось, что весь первый этаж Башни Призмы – сущий лабиринт скамей, столов, указателей, очередей и клерков. Очевидно, все дела Хромерии проходили через это помещение. Здесь были очереди для торговцев, ищущих контрактов на поставку продовольствия, очереди торговцев, доставляющих провизию по контракту, такие же очереди для всех товаров, какие только мог вообразить Кип, очереди за компенсацией ущерба, нанесенного жителями Хромерии, очереди рабочих, ищущих работу, очереди по взысканию долгов на Большой Яшме. Здесь даже были очереди для знати – хотя обслуживало их куда больше клерков, чем прочих. В помещении стоял деловой гул, но несмотря на толпу, было понятно, что Хромерия работает как хорошо смазанный механизм. Люди были нетерпеливы, но не озлоблены, усталы, но не мрачны. Командир Железный Кулак повел Кипа к столу, за которым сидел одинокий клерк и вообще не было очереди.
– Допуск всем теням этого года закончился несколько недель назад.
– Теням? – спросил Кип.
– Так вас называют. Неофициально. Официально вы соискатели: вы хотите стать частью Хромерии, но еще не стали. Потому вы тени. Тени, тусклики, искорки, сверкунчики, лучики. Но сейчас тебе нет смысла это запоминать.