– Это ты к ним попадешь, судя по тому, как ты бросаешься на шею человеку, убившему твою мать и разрушившему твою страну.
Это была чудовищная пощечина. Лив отшатнулась.
Аглая и прежде упоминала о сожжении Гарристона, но Лив никогда не слышала ничего даже отдаленно похожего. Вообще, Лив понятия не имела, что там произошло, но с учетом источника она была готова поспорить, что это ложь.
– Призма к этому не причастен.
– Потому что он тебе так сказал? Твоя мать погибла в том пожаре. Твой отец воевал против Гэвина Гайла.
– А вам-то что до Гарристона? Рутгар был на стороне Призмы. Ваш отец сражался рядом с Гэвином.
– А мой брат губернатор Гарристона, так что я смогла разузнать кое-что, – сказала Аглая. Она понизила голос и наклонилась поближе. – А теперь, возможно, сможешь разузнать и ты.
Так вот в чем дело.
– Нет, – сказала Лив. – Я по горло сыта вами, Рутгаром, вашим враньем. – Верен Одному. Таков был девиз Данависов, четко предполагавший верность только одному. И Лив не собиралась служить конкретно вот этому одному.
– Добро пожаловать в новую жизнь, Лив. Ты теперь важная персона. Ты игрок в большой партии, и карты у тебя неплохие. Видишь ли, Лив, пусть ты и тирейка, но больше никто тебя этим не попрекнет. То, что ты преодолела такое препятствие, делает тебя еще более примечательной. Ты можешь добиться хорошей жизни.
– Вам не купить меня, – сказала Лив.
– Да уже купили.
– Теперь все изменилось. По личному приказу Призмы.
Брови Аглаи поползли вверх, от чего ее лошадиное лицо стало еще длиннее. Это был заученный жест, но ведь в ней и так не было ничего настоящего.
– Я работаю с тобой, сколько там бишь, уже три года? И я просмотрела свои записи. Не думала, что ты воровка, Аливиана Данавис. Сейчас после трех лет обучения ты забываешь о долге. Три года мы удовлетворяли все твои нужды…
– С великой щедростью, надо сказать! – ответила Лив.
– Будь мы щедрее, твой долг вырос бы еще больше. Хочу задать вопрос, Лив. Что ты за женщина?
Тот же самый вопрос заставил Лив взять перо и подписать расписку на целое состояние. Теперь, завязав дружбу с Гэвином, она, наверное, могла послать рутгарцев оттрахать самих себя. Что они смогут противопоставить решению Призмы? И хотя Лив поднялась из ничтожества – монохрома с самым мало используемым цветом – до бихрома, она все равно не стоила особых усилий. Многие страны теряли инвестиции. Извлекатели погибали или сгорали, или перебегали к другим в последний год обучения. Каждая страна пыталась похищать извлекателей, и в этом рутгарцы преуспели больше других, так что наверняка не будут упираться в борьбе за Лив.
Но быть Данависом – значит, играть честно. Всегда.
– Чего вы хотите? – спросила Лив.
– Ты всегда была мне обузой, Лив. Дочь мятежного генерала с жалкими талантами. Но теперь ты станешь алмазом в моей короне. Ты будешь моей местью тем, кто хотел унизить меня. И потому мне надо, чтобы ты достигла успеха. Ты и так будешь получать щедрое содержание от казначея из расходного фонда Хромерии. И еще мы вдвое тебе заплатим. Мы простим твой долг и те годы службы, которые ты нам задолжала. Черт, если ты верно разыграешь свои карты, ты сможешь получать деньги от трех или четырех государств прежде, чем покинешь Яшмы. Тебе вообще не придется покидать Хромерию, если ты будешь хорошо нам служить. Только подумай: ты сможешь жить здесь, в центре мира, где происходит все важное. Спать с кем захочешь, выйти замуж за кого пожелаешь, дать своим детям все преимущества, которых ты была лишена. Или можешь отправиться служить какому-нибудь захудалому дворянчику, писать письма и проверять постель его жены на предмет измены, надеясь, что он даст тебе разрешение выйти замуж за кого-нибудь сносного. Лучше всего служить Рутгару. И хуже всего Рутгар оскорбить.
– Но почему вы хотите, чтобы я шпионила за Призмой? Он не сделал ничего такого, чтобы оскорбить Рутгар.
– Мы любим присматривать за нашими друзьями. Это помогает нам сохранить дружбу…
– И все же вы только что сказали мне, что я могу отомстить человеку, убившему мою мать. Так что же, Аглая? Вы предлагаете мне предать его, чтобы ему навредить, или это вовсе не предательство, поскольку вы ему вредить не собираетесь?
– Хорошо сказано, – ответила Аглая, но затем продолжила как ни в чем не бывало: – Дело в том, что ты сама можешь отплатить человеку, который виноват в разрушении твоей страны, но твое вмешательство, твое предательство – а ты извращенка, раз называешь службу своей родине предательством, – твое «предательство» не приведет к войне. Эти земли уже достаточно ее повидали.
Лив потребовалось несколько мгновений, чтобы это переварить. Это звучало разумно. В каком-то смысле.
– Но это невозможно. Я не знаю Призму. Он только один раз говорил со мной. Один раз!
– И ты ему понравилась.
– Не знала, что дело зашло так далеко.
– Ты представляешь, насколько трудно заполучить кого-то близкого к Призме? Мы готовы дать тебе все только за попытку. Кроме того, мы знаем, что у него слабость к тирейцам. – Она на миг подняла брови, показывая, что искренне удивлена его дурным вкусом. – Может, ты сможешь подобраться к нему поближе через его сына. Нам все равно.
Одного предательства Призмы уже хватало, но добираться до него через Кипа? Нет. Кип хороший парнишка. Лив на это не пойдет. Выход был лишь один, и она всегда об этом знала. Лив достала три связки монет.
– Столько правительство Рутгара потратило на мое содержание за последние три года. С процентами. Забирайте. Больше я вам ничего не должна. Я свободна.
Аглая Крассос даже не глянула на деньги. Она не спросила, откуда Лив взяла столько денег. Вообще, ей пришлось дать расписку аборнейскому кредитору, по которой он получал ее жалованье напрямую под чудовищный процент. Лив снова была нищей. Ей пришлось продать несколько чудесных платьев, которые ей дали, чтобы хотя бы остаться на плаву.
– Лив, Лив, Лив. Я не хочу становиться твоим врагом. Но теперь, когда ты хоть чего-то стала стоить, я скорее перепихнусь с лошадью, чем тебя отпущу. У тебя ведь есть кузина, которая училась еще до тебя. Она ведь сказала тебе, как тут ведутся дела, верно?
– Эретанна, – сказала Лив.
– Она зеленая и служит графу Нассосу в западном Рутгаре. Она только что подала прошение графу, чтобы выйти замуж за кузнеца. Граф отложил решение – по моей просьбе.
– Ты… – задрожала Лив.
– Наверное, сладкая парочка. Так счастливы вместе. Будет трагедией, если граф решит, что стране нужно, чтобы Эретанна вышла замуж за другого извлекателя, чтобы повысить свои шансы родить талантливых детей.
– Катись в ад!
– Да и твоему обучению можно помешать. Отовсюду могут начать поступать слухи о твоем совершенно немыслимом поведении. Мы в состоянии отравить все колодцы, когда ты закончишь обучение и начнешь искать работу. Ты не сможешь постоянно быть под покровительством Призмы. Как только он обратит внимание на кого-то еще…
– Я не так ценна для Рутгара, – выдавила Лив перехваченным от страха горлом.
– Для Рутгара – нет. Для меня – да. Твое положение сделало тебя достойной моего полного внимания. И если из-за тебя пострадает моя репутация, ты пожалеешь о том дне, когда встретилась со мной.
– Да уже пожалела. – Лив была опустошена. – Вон пошла, пока я не убила тебя голыми руками.
Аглая встала, сгребла деньги и сказала:
– Это беру за мои хлопоты. Передумаешь – знаешь, где меня найти.
– Вон!
Аглая вышла.
Лив продолжала бить дрожь. Не прошло и тридцати секунд, как в дверь постучали. Опять. Лив была готова убить эту мерзкую бабу. Она подошла к двери и распахнула ее.
Это была не Аглая. Красивая женщина, из Кровавого Леса, судя по непривычно белой веснушчатой коже, которая показалась Лив такой странной после проведенных в Хромерии лет, и огненно-рыжим волосам. Она носила платье рабыни, но оно было скроено по ее гибкой фигуре и сшито из лучшего хлопка, Лив никогда не видела такого на рабах. Принадлежит какому-нибудь аристократу?
Рабыня протянула Лив записку.
– Госпожа, – сказала она, – от владыки Призмы.
Лив Данавис тупо, растерянно уставилась на записку:
«Прошу тебя зайти при первом же удобном случае». Сердце ее застряло в горле. Вызов от Призмы. Значит, она начнет выплачивать долг Гэвину Гайлу. Она не обольщалась надеждой, что этим дело и кончится. Если ты должен люксократу, то это навсегда.
Она просто не думала, что это случится так скоро.
Странно, но первой мыслью ее было – что надеть для аудиенции у Призмы? Лив обычно не уделяла много внимания выбору нарядов. Может, потому, что у нее была всего пара перемен одежды – носишь чистое, не надеясь, что когда-то наденешь что-то модное. Это, конечно, изменилось в один миг. Гэвин приказал содержать ее как рутгарского бихрома, а это означало много одежды, несколько украшений и вот эти огромные апартаменты – буквально в пять раз больше, чем те, в которых она жила последние три года. И хотя у нее могло не быть денег, теперь у нее была косметика. У нее был выбор. Но от мысли превратиться в жеманную девицу вроде Аны ее затошнило.
Рабыня все еще стояла в дверях, ожидая, что ее отпустят, с приятным нейтральным выражением лица женщины, не обращающей внимания на невежество высшей по положению.
– Простите меня, калин, – сказала Лив, – но вы мне не поможете? – Лив всегда чувствовала себя неловко, общаясь с рабами. Никто в Ректоне не был настолько богат, чтобы держать хоть одного раба, а с несколькими рабами, которые служили в караванах, обращались как с обычными слугами. В Хромерии все было более официально, и большинство других студентов выросли в семьях, владеющих рабами или хотя бы были привычны к ним. Так что Лив всегда казалось, что все остальные знают, что делать, в то время как сама тупила. Ей до сих пор казалось странным называть женщину на десять лет старше себя уменьшительным «калин».
Конечно, теперь, когда Лив стала бихромомом, ей придется быстро ко всему этому привыкнуть, или она чаще прежнего будет казаться идиоткой.