А теперь Лив была здесь. Она измерила обе дужки, сняла с него очки и тщательно согнула дужки, подогнав их под его уши.
– Хм, – сказала она. – У тебя правое ухо выше левого.
– У меня уши кривые? – спросил Кип. Словно я и так не знаю, что я неуклюжий.
– Не бойся, у меня тоже! Вообще, все люди немного перекошены. – Она помолчала. – Просто не так сильно. – Лив недоверчиво покачала головой.
– У меня дурацкие уши?
Она коварно усмехнулась:
– В точку.
– Ороламова сра… то есть страсть. – Кип нахмурился. Каждый раз. Каждый клятый раз.
Она удовлетворенно улыбнулась и в последний раз согнула проволоку для переносицы, затем надела на него очки.
– Вот. Можешь поиграться с ними, чтобы подогнать поудобнее, но вообще они не для того, чтобы носить весь день.
Он огляделся и не особо удивился, что сквозь зеленые стекла все вокруг приобрело зеленый оттенок.
– Ты видишь белый свет солнца, отражающийся от разных поверхностей и фильтрующийся сквозь твои линзы. Так что, если тебя будут окружать белые мраморные стены или что-то вроде, ты сможешь извлекать почти столько же, что и в лесу. Сквозь линзы не так хорошо извлекать, как из природного зеленого, но это лучше, чем ничего. Однако ты не можешь так просто смотреть на что угодно. Оглянись по сторонам. Ты видишь, что некоторые предметы выглядят действительно зелеными, а другие нет? Если ты посмотришь на эту тряпочку, какого она цвета? – Она достала еще одну тряпочку из рюкзака.
– Ну, красного. – Кипу показалось, что он слышит голос Гэвина с верхнего этажа, который становился все громче и раздраженнее.
– Именно красного.
Снова повернувшись к Лив, Кип посмотрел поверх очков, и хотя оттенок ткани немного изменился, она была действительно красной.
– Так как это получается? – сказал он.
– Очки помогают, только если есть поверхности, которые отражают зеленый. Белые поверхности лучше всего, поскольку белый – смесь всех цветов. Куда хуже, но порой возможно извлекать зеленый при помощи очков, когда смотришь на желтые или синие поверхности, поскольку зеленый – составной цвет.
– Я запутался.
– Значит, теперь тебе хочется узнать теорию цвета? – Она шутливо улыбнулась. – Для твоих целей, если тебе надо тянуть, эти очки помогут тебе лучше всего, если сможешь найти белые или светлые предметы. Сработает спелая рожь, а вот ель – нет, – сказала Лив.
– Кажется, я понял, – сказал Кип. Вся эта хрень про предмет-это-не-цвет действительно не имела смысла, но он подозревал, что сможет справиться с этим потом.
– Хорошо, значит, хватит об источнике. Пока.
– Ты хочешь сказать, что нам еще придется разбираться с мастерством, волей и спокойствием?
– Я не хочу упираться рогом, – сказала Лив, – и мне жаль, что у тебя не было церемонии посвящения, поскольку, может, она помогла бы тебе вникнуть в суть дела. Эти очки теперь самое ценное твое имущество. Большинство извлекателей не только месяцами, а то и целый год копят деньги на пару очков, но все затем сразу начинают копить на следующие. Если разбогатеешь или Призма прикажет, полагаю, ты сможешь заказать у шлифовщиков пару линз лично под себя. Они смогут сделать более темные или светло-зеленые линзы и подогнать оправу для удобства или красоты. Но без очков ты почти бессилен. Я знаю, что ты был с Призмой, но он – исключение. Ему не нужны очки. Его глаза не дают ореола. Он может использовать столько магии, сколько захочет. Правила – не для него. Даже правила Призм кажутся не относящимися к нему. Ты можешь представить, чтобы кто-то пришел сюда в одиночку и просто отнял власть? У рутгарцев? И, самое забавное, они это примут. Им не понравится, но…
Ее перебил мужской голос с крыши:
– Мне плевать, что говорится в ваших бумагах, вы не можете… – Голос говорящего оборвался визгом.
Кип поднял взгляд в тот момент, как мимо их балкона пролетел человек. Он с громким всплеском плюхнулся в воды залива далеко внизу, Кип увидел, как он выгреб на поверхность, отплевываясь, его богатые одежды раздулись в воде. Он начал звать на помощь.
– Это возмутительно!.. – начал было кто-то, а затем Кип увидел еще одного. Летящего с балкона. Он плюхнулся в воду почти на голову губернатору.
Послышался раскатистый хохот.
– Помогайте мне, а то следующий может приземлиться не в воду, – послышался гулкий голос Гэвина. Кип ожидал услышать выстрелы – ведь у губернатора наверняка была охрана, – но все было тихо. Они смирились.
Таков мой отец. Мой отец?
Гэвин изъявил свою волю, и мир ее принял.
– Значит, – сказал Кип, чувствуя себя как барахтающийся в воде внизу человек, едва способный плыть и не надеющийся на спасение. – Значит. Следующий пункт – воля, верно?
Глава 59
Корван Данавис подъехал к Гарристону на закате. Внешние стены Гарристона были, конечно, давно срыты. Во время Войны Призм – Корван никогда не считал ее Войной Ложной Призмы – он направил людей на ее восстановление, просто времени не хватило. Внешние стены были построены, чтобы защищать сотни тысяч. Во время войны здесь было около девяноста тысяч. Невозможно было защитить всех.
Ирригационные каналы, способные орошать все землю между внешними и внутренними стенами, были разрушены, за исключением одного-двух. Но внутренние стены все еще стояли, как и Владычицы.
Владычицы, по большей части лишенные всего, что намекало бы на богиню Анат, охраняли каждые врата. Каждая из них была гигантской белой статуей, встроенной в саму стену. Каждая олицетворяла какой-нибудь аспект Анат: Хранительница была колоссом, стоящим, расставив ноги, над входом в залив; Мать защищала южные врата – беременная, непокорная, с обнаженным кинжалом; Старуха сторожила западные врата, тяжело опираясь на посох; Возлюбленная лежала поперек речных врат на востоке. По причине, непонятной Корвану, Возлюбленная изображалась женщиной около тридцати лет, в то время как Мать была очень юной, еще не достигшей двадцати. Каждая была высечена из самого дорогого, чуть просвечивающего белого мрамора, имевшегося только в Парии – Ороламу одному ведомо, как они смогли столько материала привезти в такую даль. По счастью, статуи были полностью покрыты тончайшим запечатанным желтым люксином.
Потрясающая работа. Город захватывали как минимум три раза, а Владычицы оставались безупречными даже после опустошившего город пожара.
Анат, Владычица Пустыни, Огненная Госпожа, субкрасная, была богиней всех жарких страстей: гнева, защиты, мести, собственнической любви и бешеных любовных утех. Когда Люцидоний захватил город именем Оролама и уничтожил ее культ, его последователи хотели повергнуть статуи, для чего потребовалось бы несколько могущественных извлекателей. Как известно, Люцидоний остановил их, сказав: «Уничтожайте лишь ложное». Несколько раз за последующие столетия фанатичные Призмы все равно пытались повергнуть эти языческие памятники, но каждый раз город грозил войной. До Войны Призм у Гарристона хватало военной мощи, чтобы его угроза могла устрашить.
Корван никогда раньше не подходил к Возлюбленной на закате. Ее тело, как и у прочих Владычиц, было встроено во врата. Она лежала на спине, выгнувшись над рекой, упершись ногами, ее колени образовывали башню на одном берегу, руки были запущены в волосы, локти поднимались, образуя башню на другом берегу. Она была окутана лишь в покрывала, и перед войной с ее выгнутого тела в воду могла спускаться решетка, железо и сталь были выкованы так, что казались продолжением ее покрывал. Но во время войны решетка была сломана, и ее так и не заменили новой.
У Корвана по-прежнему захватывало дух при виде ее. На закате облекавший статую тонкий желтый люксин, обычно почти невидимый, вспыхивал. Этот желтый создавал впечатление светло-бронзовой кожи. Этот оттенок медленно угасал по мере приближения Корвана и захода солнца, и в конце концов остался лишь приятный силуэт – женщины, ждущей в постели давно не бывшего дома мужа. Его пронзила боль. Он не мог вернуться сюда, не думая о Куоре, своей первой жене. Матери Лив. Однажды Куора встречала его так, в постели, облаченная лишь покрывалом, нарочно подражая Возлюбленной, когда Корван вернулся к ней. Даже теперь, восемнадцать лет спустя, горе и неизбывное желание, радость и любовь смешивались в его сердце. Корван заново женился в Ректоне, на Элл, через два года после смерти Куоры, но скорее не по любви, а чтобы у Лив была мать. Через три года Элл погибла от рук наемного убийцы, который выследил Корвана. Корван думал было уехать, но алькадеса упросила его не делать этого, да и Кип был там, так что он остался.
Но больше он не женился, несмотря на то что женщин в Ректоне было больше, чем мужчин, не слушая ворчания свах. Он не мог любить как прежде. Потерять еще одну женщину, которую он полюбил бы, как Куору, стало бы для него смерти подобно, да и нечестно было просить другую женщину стать матерью для Лив, если он не собирался любить ее всей душой. Сердце Корвана было разбито, и ему нечего было отдать.
Он брел мимо усадеб с жидким, но поспевающим урожаем полбы и ячменя, стараясь не смотреть на роскошно раскинувшуюся перед ним Возлюбленную. Добравшись до ворот в ее ниспадающих прядях, он встал в очередь мужчин и женщин, возвращающихся в город, проталкиваясь мимо тех, кто на ночь уходил из него.
Он опустил глаза, проходя между двумя рутгарскими охранниками, которые во время войны еще пешком под стол ходили. Они едва обращали внимание на поток проходивших мимо них людей. Один привалился к струящимся волосам Возлюбленной, уперев ногу в волнистый камень, его соломенный петассос – широкополая рутгарская шляпа – был заброшен за спину сейчас, когда солнце не палило.
– …думаешь, он тут для этого? – спрашивал он.
– Да чтоб я сгорел, но говорят, что он выбросил губернатора Крассоса в залив. Думаю, мы…
Корван не мог расслышать больше ничего, не остановившись, а остановиться – значит привлечь внимание. Привлечь внимание – значит зрительный контакт, а с окруженными красным ореолом зрачками Корвана это было плохой идеей.