Невероятно. Каково же во время Войны Призм было людям, когда приходилось выбирать, на сторону какого брата встать? Это же все равно как сражаться рядом с гигантами, которые легко могут тебя раздавить, но также понимая, что на нейтральной территории еще хуже.
Кип вернулся в свои комнаты и собрал то, что, по его мнению, могло понадобиться. Плащ, еда, и еще еда, и короткий меч, и связка данаров в поясе. Это было больше, чем нужно, – он надеялся, что его простят за это, – но деньги могли понадобиться на взятки. Затем он решил оставить записку, чтобы они не тратили драгоценного времени на его поиски.
На столе в его комнате было перо и чернила, так что он начал старательно выводить буквы. «Я тиреец, и я молод. Я лучше пригожусь как шпион там, чем здесь. Никто не заподозрит меня. Я попытаюсь найти Каррис». Он подписал записку, сложил ее, когда чернила высохли, и засунул ее под покрывало на постели Лив.
Затем написал еще одну.
«Я пошел прикупить еды и посмотреть выступление менестрелей. Трясет после извлечения. Вернусь к полуночи».
Это письмо он оставил на столе. Его обнаружат в первую очередь, и это даст ему фору. Второй записки не найдут до ночи. А тогда он будет уже слишком далеко, чтобы его успели перехватить.
С подозрительно перегруженными седельными сумками Кип прошел мимо привратной стражи в стойло.
– Мне нужна лошадь, – властно сказал Кип конюху.
Мужчина, привалившийся к стене, смерил его взглядом, но с места не двинулся.
– Ты пришел в нужное место, – сказал он.
У Кипа сердце упало. Этот человек не принимал его за того, кто имеет право приказывать. Если Кип не добудет лошади, он ничего не сможет сделать. Это будет самая краткая попытка бегства в истории. Он даже из дому выйти не успел.
– Эхм, мне нужно что-то не очень пафосное и не слишком… резвое.
– Не то чтобы ездок, значит? – Тон конюха явно говорил – не мужик ты.
Признай свою беспомощность и получи его благосклонность, Кип.
– Как тебя зовут, навозник? – вместо этого сказал Кип. Ой.
Конюх заморгал и машинально вытянулся.
– Галлос… сударь, – неуверенно добавил он.
– Я нечасто езжу на этих вонючих мясных бочках, но мне нужна надежная, чтобы могла вынести мой жирный зад и не запаниковала бы, когда я начну использовать магию, понял? И у меня нет времени на твою выпендрявость. – А такое слово вообще есть? Кип пер напролом. Конюх, похоже, тоже не знал.
– Война на носу. Дай мне эту гребаную лошадь, а дерьмо пусть твои мальцы гребут.
Конюх резвенько оседлал старую ломовую лошадь.
– Лучшая по вашему запросу, сударь, – сказал он.
Ломовая? Ну я не настолько жирный.
– Простите, сударь, другой нет.
– Сойдет, – сказал Кип. – Спасибо.
Незачем дальше испытывать удачу. Стремена, однако, казались не особо высокими. Вместо того чтобы унижаться, пытаясь взгромоздиться в седло с большой вероятностью сверзиться, он взял повод и повел лошадь наружу, не забыв кинуть монету конюху. Оролам, ну я и скотина. Кип не понимал, что его больше коробит: то, что его скотство быстро позволило ему достичь успеха, или что ему понравилась власть над другим человеком. Дома его бы отлупили, и поделом. На улицах он присматривался к людям, пока не нашел человека примерно его габаритов, в камзоле, несмотря на жару. Камзол был старым, поношенным и стоил, наверное, не больше кармана киповой куртки. Кип обменялся с ним одеждой. Затем он купил вина и воды на одной из улиц, идущих к водному рынку, и убеждал лавочника, что действительно хочет обменять свой роскошный плащ на его простой шерстяной, когда услышал громкие голоса. Он обернулся.
Какой-то старик стоял на телеге, обращаясь к толпе, направлявшейся к водяному рынку. Большинство людей не обращали на него внимания.
– …снова иметь собственное государство. Со своим королем! Вы снова хотите корчиться под пятой парийцев? Вы помните, что они сделали в прошлый раз? У вас память отшибло?
– Они вырезали сотни людей из-за того, что те слушали ерунду вроде твоих речей! – крикнул кто-то.
– И я говорю – мы не должны позволить им повторить это! – отгрызнулся старик. Послышались сочувственные шепотки.
– Все, кто слушал твои хвалы королю Гарадулу, уже уехали! – крикнул какой-то лавочник.
– Король не желает, чтобы кто-то пострадал. Идите к нему и сражайтесь!
– А мы не хотим сражаться. Не хотим убивать и не хотим, чтобы нас убивали! Мы жить хотим!
– Трусы! – крикнул старик. Он побрел искать более сочувствующих слушателей.
Кип уже был готов выйти из города, когда что-то зацепило его взгляд. В порту стоял новый корабль, галеон с белыми флагами с семью башнями. Стяг Хромерии. Почти в тот же момент, как он его увидел, Кип заметил череду мужчин и женщин, идущих по улицам в сопровождении как минимум десятка черных гвардейцев. Он застыл. Угрызения совести. Они его не знали, и раньше он был знаком лишь с двумя гвардейцами, Пнем и тем, вторым, как бишь его.
Люди за спинами гвардейцев были, наверное, куда интереснее, и Кип рассматривал их, пока они проходили по кварталу и сворачивали на улицу, ведущую к Травертинскому дворцу. Их было сотни две, и Кип был уверен, что все они извлекатели. У некоторых были достаточно светлые глаза, чтобы он мог увидеть, что их радужки полностью синие, зеленые или красные, а у некоторых, менее смуглых, был еще и заметный цветной оттенок кожи. Кто-то из них прятал руки в длинных рукавах. Другим было все равно.
– …честно говоря, он выглядит лучше, чем когда мы в последний раз были тут, Самила, – говорил голубоватый мужчина. Кроме достаточно светлой-чтобы-было-видно кожи, у него были волосы в дредах, спадающие почти до пояса. Женщина была потрясающая, лет сорока, с полностью синими радужками, высокими скулами и оливковой кожей знатной аташийки. Оба были богато одеты. Самила Сайех и Изем Синий? Да нет, конечно. Это имена из преданий. Уж конечно, на свете полно извлекателей их возраста, тоже синих и красных и тоже в особых отношениях друг с другом.
За ними следовали еще гвардейцы, помогая немощным извлекателям или катя их в креслах. Кип решил не ждать, не окажется ли среди них Пня.
Он повернулся, чтобы прошмыгнуть сквозь толпу, – и столкнулся нос к носу с Лив. Она стояла, уперев руки в боки, стиснув челюсти.
Бросила взгляд на лошадь и потом на Кипа. Кип сглотнул.
– Я могу объяснить.
– Да уже объяснил. Дважды. – В ее голосе не было удивления. Она нашла обе записки. О, проклятие.
– Не останавливай меня, Лив, прошу тебя.
– И что именно ты намерен делать? – Она понизила голос. – Шпионить? Найти Каррис? И что потом?
Он сжал челюсти.
– Я хочу спасти ее.
Она даже не стала скрывать недоверия.
– Такой глупости я в жизни не слышала, Кип. Если ты хочешь сбежать, потому что тут слишком опасно, так хоть не делай вид…
– Да пошла ты! – рявкнул он, испугавшись самого себя. Ее глаза распахнулись. Он поверить не мог, что сказал такое Лив. – Лив, ради Оролама! Прости! – Это было сказано слишком громко, и многие в толпе посмотрели на него. Он проблеял: – Мне правда жаль, это было глупо и низко. Я не хотел. Я… Лив. – Он замолк, затем сказал, махнув на все рукой: – Я ничто. Всю жизнь был ничем. И меня забросило в общество людей, которые обращаются со мной по-иному из-за чего-то, что я не могу контролировать? Из-за отца?
По ее лицу он увидел, что она поняла. В точности.
– Лив, я всем обязан Гэвину, а он ничего у меня не попросил.
– Попросит, – мрачно сказала Лив.
– Он когда-нибудь просил тебя сделать что-то плохое, Лив?
– Еще нет, – согласилась она. – Я просто говорю, что ты должен опасаться, когда дело касается людей Хромерии.
– Да чего опасаться-то? Разве ты не одна из них? Если ты заставишь меня вернуться, ты заставишь меня нарушить клятву.
– Что? – Лив выглядела так, будто он дал ей пощечину.
– Я поклялся, что спасу Каррис. Ты что не видишь, Лив? Я как раз то, что для этого нужно, поскольку я ничто. Посмотри мне в глаза! – Все еще растерянная, она глянула ему в глаза. – Ни цвета, ни ореола, – сказал Кип. – Но я могу извлекать. Лив, впервые в жизни я точно знаю, что мне делать. Никто меня не заставлял. Я поступаю так, поскольку это правильно. В этом что-то чудовищное, – он стиснул кулаки, подыскивая слова, – свободное. Мощное. Не знаю что, но это хорошо.
– Даже если ты идешь на смерть? – спросила Лив.
Он невесело хмыкнул:
– Я не герой, Лив. Просто я настолько не люблю себя. Ну погибну, и что?
– Никогда не слышала ничего более чудовищного, – сказала Лив.
– Прости, – сказал Кип. – Стараюсь не быть жалким. Я просто говорю – у меня нет ничего. Я сирота, в лучшем случае ублюдок. Позор. Мне просто терять нечего. Если я смогу сделать что-то хорошее ценой жизни – или даже смерти, – то чего ж не попытаться?
Он видел, что она колеблется. Впервые в жизни он надеялся, что у него правда получится.
– Пожалуйста, Лив. Если мне не удастся – если я даже не смогу выйти из города, – тогда я действительно пустое место. Пожалуйста. Не дай мне провалить самое важное дело, за которое я когда-либо пытался взяться.
Она моргнула. Затем усмехнулась:
– Никогда не думала, что произойдет, если ты обратишь свой хитрый язык против меня. Ты должен быть оранжевым.
– Ну в целом я по форме напоминаю апельсин, но не уверен…
– Извлекателем, не фруктом! – засмеялась она.
О, теперь он напоминает самых скользких извлекателей.
– То есть ты не остановишь меня? – сказал Кип.
– Хуже, – ответила она.
– Э?
– Ты должен поступать правильно, я должна поступать правильно. Ты под моей ответственностью, Кип.
– Лив, нет!
– Да. Я иду с тобой – или ты никуда не идешь.
– Лив. Ты не понимаешь… – Чего она не понимает? Что ты влюблен в нее по уши? Что она красива, умна, восхитительна и изумительна, и ты всей душой жаждешь быть с ней, но не можешь даже подумать о том, чтобы подвергнуть ее опасности?