– Это нужно нашей семье. Без этой свадьбы нам конец.
И она не сопротивлялась.
Она помнила, что плакала. Благородный человек остановился бы, но Гэвин был пьян, юн и возбужден. В нем не было нежности. Когда она не была готова и ей было больно, он не обращал на нее внимания и входил с нетерпением молодости. Он вовсе не дал ей бодрствовать всю ночь, как хвалился, а закончил быстро. Затем велел ей уходить. От этой небрежной жестокости у нее замерло дыхание. Она проглотила это. Она должна была вырвать ему глаза.
Он хотел не Каррис. Он хотел показать Дазену, что тот не смеет брать того, что по праву принадлежит ему. Каррис могла быть дубом, на который он нассал бы, как пес, метя территорию. Она шла, спотыкаясь, по залам в этом красивом платье, наполовину расстегнутом – чтобы застегнуть проклятую тряпку, нужна была служанка. Конечно, ее видели. Каким-то образом она добралась домой, не в тот их дом на Большой Яшме, что сгорел дотла, но в их апартаменты по соседству. Отец ждал ее, но не сказал ни слова, просто посмотрел на нее. Комнатная рабыня раздела ее дрожащими руками, и когда Каррис наконец упала в постель, свет в дверном проеме ее комнаты заслонил силуэт отца. Он, шатаясь, привалился к косяку.
– Я мог бы вызвать его на дуэль, – сказал он. – Но он убил бы меня, Каррис, а затем пришел бы конец тебе. Безнадежно. Мы потеряли все, за что наши отцы бились, воевали в течение пятнадцати поколений. Может, утро будет мудренее вечера.
Она страдала от похмелья два дня, а когда вышла, Гэвин поцеловал ее при всех, усадил по правую руку и обращался с ней как с королевой. Словно той ночи и не было. Или словно она прошла прекрасно.
Потом она решила, что это потому, что все называли их такой подходящей парой, говорили, как она красива, и Гэвин решил, что она ему подходит. Так что вместо того, чтобы бросить ее, он решился на свадьбу. Но потом он уехал и вскоре выиграл последнюю битву при Расколотой Скале.
Вернулся он совсем другим человеком. Он обращался с ней искренне тепло, уважительно, совсем не так, как мужчина, выгнавший ее из спальной после того, как получил свое удовольствие. Каррис засомневалась, что та ночь была вообще. Она смогла себя убедить, что это был просто кошмарный сон, пока не обнаружила, что беременна. В тот самый день, как она об этом узнала, еще до того, как успела ему сказать, Гэвин разорвал их помолвку.
Ей было шестнадцать лет. Она была беременна без каких-либо надежд на брак. Другими словами, кошмар ее отца свершился наяву. Как только она убедилась, что выкидыша не будет, она рассказала отцу. Он потребовал, чтобы врачи осмотрели ее и все уладили.
Впервые в жизни она воспротивилась отцу. Да пошел он. Он хотел было ударить ее. Она выхватила пистолет. Сказала, что вышибет ему мозги, если он осмелится сделать это. Назвала трусом. Она была намерена выносить Гэвинова ублюдка и рассказать о нем всем. Пошел он ко псам, и ее отец тоже, и все прочие. Вынашивание этого ребенка будет ее первым свободным поступком и ее местью.
Ее отец упал на колени и стал умолять ее. В буквальном смысле. Прошу, спаси нашу семью, мы не можем стать теми, кто пустил прахом труды всех поколений Белого Дуба, пожертвовавших всем ради того, чтобы мы достигли такого положения. Мы и нас, говорил он. А имел в виду себя и меня. Это он уничтожил нашу семью, и он это знал. Он казался таким ничтожным и слабым, холодный пот блестел на его лысеющей голове. Внезапно Каррис охватило презрение к нему. У него была абсолютная власть над ней, и он был отвратителен. Она отказала ему и ощутила удовольствие при виде тошнотворного, бессильного отчаяния в его глазах.
Двумя днями позже ее отец поцеловал двойной ствол пистолета и вышиб себе мозги. Его конторские книги были в порядке. Так он провел последние два дня. Все имущество семьи было продано, чтобы выплатить их долги, у Каррис оставалось достаточно, чтобы спокойно прожить до конца ее дней и содержать незаконнорожденного ребенка.
Ее отец позаботился обо всем. В предсмертной записке он указывал, где хранятся оставшиеся деньги и куда следует отправиться Каррис, если она хочет выносить ребенка втайне. Просьбы так поступить не было. Да вообще никаких эмоций в письме не было. Ни проклятий, ни прощения, ни сожалений. Оно было пустым, как череп, сквозь который прошла мушкетная пуля. Одна запекшаяся кровь и остатки черного пороха.
Грязь и смерть. Пусто, суетно.
Она не смогла оставаться на Яшме, не смогла выносить жалость и неловкие взгляды. Потому она уехала в дом дальнего родственника в глубине Кровавого Леса. Она родила ребенка и тут же отдала его, даже не обняв, не спросив, какого он пола, лишь по случайным словам хозяев узнав, что это мальчик.
Семья, усыновившая Гэвиново отродье, жила по соседству, и Каррис не смогла остаться, так что вернулась в Хромерию. Она быстро сбросила послеродовой вес, и на ее юной коже почти и не осталось растяжек. Словно ничего и не случилось, только вот память цеплялась, пожирая ее душу, как адский камень.
Тогда черный цвет годится для моего платья, не так ли? Клочок полуночи, что у меня в душе.
Думала, что ты уже оставила мелодраму, Каррис.
Расслабься.
Думаю, король как раз на это и надеется.
Это будет удовольствием для нас обоих. Надеюсь, он любит кровь.
Так что? Мне быть благодарной за то, что у меня течка? Пусть не слишком надеется…
Посреди размышлений ее свела судорога. Каррис согнулась. Да уж, есть за что благодарить.
Пока она сидела, сгорбившись, под дверь подсунули записку. Карис взяла ее. Она была не больше ее пальца.
«Приказ: убить. КГ. Тьма. Не могу помочь». Внизу стояла старинная дайрийская руна. Это был условленный символ, означавший, что она от агента, с которым Каррис послали на встречу. Почерк не очень, но без ошибок. Это был не то чтобы код, но они даже не думали, что он Каррис понадобится. Предполагалась личная встреча с агентом. Он должен был показать себя, рассеянно начертив часть руны на любой поверхности – на столе, в пыли, где еще. Приказ Каррис был убить короля Гарадула. Тайно. И ее связной не мог ей помочь.
Великолепно. Каррис даже не могла сжечь записку, и хотя она и была маленькой, но засаленной, она, скривившись, сунула ее в рот и проглотила. Ее связной не сможет ей помочь. Проклятие, Каррис, ты так много думала о прошлом, что забыла о настоящем. Корван вмиг понял, что кто-то желает Каррис смерти. Из всех агентов Белой для отправки сюда не было выбора хуже Каррис. Либо Белая хотела ее смерти, либо…
Но другой вероятности не было. Или она надеялась, что Каррис похитят и изнасилуют? Чушь.
Она знала, что иногда разочаровывала Белую, но думала, что упрямая старуха любит ее. Но Белая всегда играла в непростые игры. Может, она считала, что может использовать гибель Каррис для какой-то цели.
Каррис затошнило. Такое было возможно. Она не думала об этом прежде, но ведь она давала клятву пожертвовать жизнью ради Белой, если понадобится… Может, Белая решила, что пора.
В дверь постучали. Все было как прежде – куча извлекателей, куча стражи. Однако на сей раз вошли несколько женщин с пудрой и красками. Они с профессиональной умелостью накрасили Каррис, уложили ее волосы и надушили ее. Но они не накрасили ее глаз или ресниц.
Вскоре Каррис поняла почему – когда одна из рабынь достала фиолетовые линзы. Чтоб им ослепнуть, они все продумали.
– Оторвете их – раздерете кожу, – сказала одна из рабынь. – А то и все веко оторвете. Если не будете их трогать, король, возможно, даст вам больше свободы, и они не будут натирать вам глаза. Через несколько дней они ослабнут и сами отпадут.
– И ты приклеишь их заново, – сказала Каррис.
– Да.
– А если что-то мне в глаз попадет? – Невозможно будет это вынуть.
– Постарайтесь, чтобы не попадало.
Они попытались приладить линзы поверх ее глазниц. Они не очень хорошо прилегали. Рабыня, восточная аташийка, судя по лицу, нахмурилась.
– Чтобы они сидели нормально, нам придется добавить еще клея. Это означает, что если вы моргнете, ваши ресницы прилипнут. Король Гарадул хочет вас из-за вашей красоты, так что я не хочу отрезать вам ресницы, если получится этого избежать. Но как только мы приклеим линзы, они останутся на вас несколько дней. Вы же не хотите, чтобы ваши ресницы встали колом от клея – или приклеились. Так что вы выбираете – слепоту, раздражение глаз или отсутствие ресниц?
– Ресницы, и пошел Раск куда подальше, – сказала Каррис.
Рабыня поджала губы.
– Вы правы. Король может разозлиться. Придется рискнуть. Поморгайте сейчас сколько сможете, потому что вам придется не моргать как можно дольше.
С огромной тщательностью они приклеили линзы.
Капли клея закрыли отверстия, оставшиеся после подгонки.
Каррис едва осмеливалась дышать, сидя неподвижно, как могла, заставляя себя не моргать. Когда она наконец сломалась и моргнула, ее ресницы на миг застряли в подсыхающем клее, но высвободились.
– Да, и постарайтесь не плакать, – сказала рабыня. – Или будете по брови в слезах. Буквально. – Она неприятно улыбнулась.
Смешно.
Они наложили макияж вокруг ее глаз после того, как клей полностью подсох.
Затем под конвоем извлекателей и Зерцал Каррис повели через лагерь. Солнце село где-то час назад, и Каррис с наслаждением вдыхала свежий сухой воздух. За запахом собственных духов она наконец смогла учуять коней, людей, костры, сырое мясо, жареное мясо, полынь, масло. Масло? Она огляделась по сторонам и увидела неподалеку подводу. Ну да, смазанные маслом мечи и пушечный металл.
Из-за фургонов, окружавших ее собственный, Каррис не могла видеть расположения армии и прикинуть, сколько народу идет на Гарристон. Даже количество фургонов не помогало. Она не знала, насколько они нагружены, а если бы и знала, то когда она в последний раз передвигалась с армией, на такие вещи она внимания не обращала. Юная, изнеженная, перепуганная и глупенькая, она не догадывалась, что такие простые вещи могут ей когда-нибудь пригодиться.