Но сегодня он слушал их внимательно. Говоря с ним, они обращались не совсем к нему – к Ороламу. Гэвин был просто инструментом для облегчения их исповеди, это лучше, чем обращаться к пустой комнате. То, что они делали, было выражением преданности. Это был акт самопожертвования.
Для других это не показалось бы сильно отличным от того, что он делал каждый год во время Освобождения. В конце оставался мертвый извлекатель, отважно пришедший на встречу со своей гибелью. Но без бремени кровопролития Гэвин четко увидел это впервые. Эти люди были героями. Если бы Гэвин не обдурил весь мир и самого Оролама, надев маску брата, возможно, он воспринимал бы Освобождение как священнодействие каждый год. Это должно было быть праздником, но Гэвин боялся его. Всегда. Теперь, молясь с каждым извлекателем, он почти верил в то, что Оролам слышит их.
Самила Сайех была последней. Она была, как напомнил себе Гэвин, женщиной, чья красота выдерживала пристальное внимание. Ее кожа, хотя ей было уже за сорок, оставалась почти безупречной. Несколько линий в уголках рта, но чистая и сияющая. Гладкая. Ошеломляюще синие глаза на фоне оливковой аташийской кожи. Безупречно одета.
– У меня, знаешь ли, была интрижка с твоим братом, – сказала она. Гэвин застыл. Он знал, что он, Дазен, не имел связи с Самилой Сайех, что могло означать лишь одно – она знает.
– Иногда мужчина предпочитает делать вид, что между ним и его бывшей любовницей ничего нет, – быстро сказал Гэвин. – Особенно когда это было большой ошибкой.
Она рассмеялась:
– Я все эти годы дивилась – неужели ты такой хороший обманщик, что тебя так и не раскрыли, или у всех, кто мог раскрыть тебя, были внутренние причины этого не делать? – Она смотрела на него в упор, но он не говорил ничего. – Знаешь, Эви посмотрела на твою стену. Она сказала – не помню, чтобы Гэвин был суперхроматом. Он не смог бы извлечь такой совершенный желтый. И знаешь, что она сказала потом? Она сказала, что Оролам наверняка благословил твои труды. И это доказательство того, что ты вершишь его волю. И все закивали. Ты можешь в это поверить?
Гэвина охватил холод.
– Гэвин сделал бы стену, которая продержалась бы месяц, и хвалился бы, что она простоит вечность. Ты сделал стену, которая будет стоять вечность, а сказал, что она продержится несколько лет. Ты ведь просто терпеть не можешь делать что-то несовершенное, не так ли, Дазен? – Тот, кто извлекал синий двадцать четыре года своей жизни, не мог не быть доволен упорядоченностью этого деяния – Дазен был перфекционистом, и даже если мог улучшить свою маскировку толикой несовершенства, это просто не соответствовало его личности.
– Нет, – спокойно ответил он.
– Я сражалась за твоего брата. Я убивала ради него, – сказала Самила.
– Мы все много такого делали, – сказал Гэвин.
– Я чувствовала такое предательство с твоей стороны, когда ты даже не признал меня после того, что между нами было. Я увидела проблеск надежды, когда ты разорвал помолвку с Каррис. Когда я в конечном счете все поняла, я все еще не была уверена в себе. Гэвин нам много гадостей о тебе рассказывал, о том, что будет, если ты победишь. А ты ничего такого не сделал. Твой брат все время лгал или ты изменился? Ты ведь должен был быть чудовищем, Дазен.
– Я и есть чудовище.
– По-прежнему речист. Самоуверенный младший брат с острым языком. Я не шучу. – Она смерила его долгим твердым взглядом. Посмотрела на кинжал Освобождения, который он не извлек из ножен. – Как хорошо ты себя знаешь?
Он подумал о годах, о достигнутых целях и окончательной цели, которой все это служило.
– Философ сказал, что человек либо бог, либо чудовище, – сказал Гэвин. – Я не бог.
Она еще мгновение смотрела на него своими непроницаемыми синими глазами. Улыбнулась:
– Хорошо же. Может, нашему времени нужны чудовища.
Она преклонила колени, и он благословил ее.
Глава 82
Кип всегда представлял себе атаку как момент славы. Но что бы он там ни представлял, все было не так. Он поддерживал штаны раненой левой рукой и держал мушкет в правой. А мушкет был тяжелый! Сердце его колотилось в горле, и все бежали быстрее, чем он.
Он мало понимал происходящее. Человек, который проорал, что солдаты могут называть его богом или мастер-сержантом Галаном Делело, бежал впереди, подбодряя своих людей. Остальное загораживали спины бегущих впереди солдат, а мучительный бег отвлекал от всего остального, не считая периодического свиста, который сначала был непонятен – пока он не связал его с пролетающими мимо мушкетными пулями, и после этого вряд ли мог думать о чем-то еще.
На миг он увидел впереди городскую стену, когда люди перед ним нырнули в ров прежде, чем выбраться с другой его стороны. Он вспомнил, с каким пренебрежением думал о ней меньше недели назад. Теперь она казалась весьма впечатляющей. Стена была облеплена хижинами как ракушками, и люди короля Гарадула уже кишели там, пытаясь использовать низкие строения и сараи как лестницы. Но даже в тот миг, пока Кип мог видеть стену, одна из хижин, на которую карабкались солдаты, покосилась и рухнула в клубах пыли, погребая под собой людей.
Что-то мокрое и тяжелое ударило Кипа на бегу по лицу. Он обернулся, смутно увидел мужчину, упавшего рядом с ним, – и вдруг земля ушла у него из-под ног.
Он тяжело рухнул в высохший ирригационный ров. Проехался щекой, перевернулся, перекатился, выбив воздух из легких. Со стонами глотая воздух, он понял, что он тут не один. Тут было полно людей, прятавшихся во рву как в укрытии.
Мастер-сержант Галан Делело снова появился на краю рва.
– Подъем, трусливые крысы! Они уже пристрелялись по рву, идиоты! Вперед! Если не сдохли, подъем, а то сам пристрелю!
Какую-то секунду никто не шевелился.
– Не пристрелишь, – сказал кто-то.
Мастер-сержант достал пистолет и выстрелил ему в живот.
– Кто следующий? – взревел он. Направил пистолет на человека с большой бледно-голубой сумкой.
– Я гонец! – взвизгнул тот.
– Сейчас ты солдат! – рявкнул мастер-сержант Галан Делело. Он не то не замечал, не то плевал на град мушкетных пуль, выбивавших облачка пыли из земли вокруг него. – Вперед!
Мужчина бросил свою сумку гонца, схватил мушкет Кипа и побежал вперед вместе с остальными.
Кип остался лежать среди трупов. Когда он восстановил дыхание, он коснулся лица. Кровь, красно-серые шматки чего-то… Он не хотел об этом думать. Главное, что он был свободен. По крайней мере, до момента, когда следующий офицер скомандует трусам, которые снова заполнили его ров.
Времени было мало. Если Кип будет думать слишком много или слишком долго ждать, он не двинется. А надо было шевелиться прямо сейчас. Мастер-сержант был прав, ров не скрывал от огня. Если Кип будет тянуть, его убьют.
Ему хотелось увидеть битву получше, составить хороший план. Он не знал, как сумеет все оценить, что бы ни увидел, даже не знал, куда бежать.
Он схватил сумку гонца и забросил на плечо. Увидел обломки фургона вдалеке от стены.
Мы пробегали мимо? Кип даже не заметил. Как бы то ни было, вол, тянувший фургон, был убит или стонал от боли, истекая кровью. Кип побежал к нему.
Он нырнул в тень фургона и увидел, что там уже сидят двое. Они смотрели на него огромными перепуганными глазами.
– Вперед! – крикнул он.
Кип вскарабкался на фургон и окинул равнину взглядом. Поначалу он увидел только трупы. Наверное, несколько сотен. По большей части крови он не заметил, эти люди раскинулись по земле словно во сне. Не слишком большие потери с учетом численности армии, подумал Кип, но не так просто смотреть на такое количество убитых. Они были мертвы. Он мог быть одним из них. Может, и будет еще.
Он отвел взгляд, пытаясь высмотреть что-нибудь полезное. В нескольких точках у стены люди короля Гарадула добрались до верха. В трех-четырех местах шел бой, защитники и атакующие падали, цеплялись за стены, повсюду поднимались облачка дыма от мушкетного и пистолетного огня.
Слева от Кипа был невысокий холм, вне зоны мушкетного выстрела от стены. Вокруг него стояли несколько сотен всадников и извлекателей. Перед холмом извлекатели строили мост над ирригационным каналом. Кип заметил, что первоначальный мост был разрушен отступающими солдатами Гарристона. Это замедлило продвижение армии короля Гарадула, возможно, скорее от того, что им пришлось остановиться и что-то решать вместо того, чтобы просто пустить коней через ров.
И на вершине холма Кип увидел знаменосцев и фигуру, которая могла быть самим королем Гарадулом. Он кричал, жестикулировал перед владыкой Омнихромом, которого ни с кем нельзя было спутать, поскольку он буквально полыхал в свете раннего утра. Кип не понял, что принял решение, пока не обнаружил, что бежит. Он подхватил мушкет, валявшийся на земле рядом со свернувшейся клубком стонавшей женщиной, и продолжил бежать. Отмщение было близко.
Пока Кип бежал к холму, там началось и быстро распространилось какое-то движение, запели рога. Это было всего за несколько секунд до того, как кони пустились вперед. Король Гарадул мчался к стене – лично, прямо к вратам Матери. Он был уверен, что его солдаты откроют ему ворота, когда он доскачет дотуда, или он просто был дураком?
Кип наполовину взбежал на холм, когда увидел женщину, показавшуюся ему знакомой. Он застыл.
Каррис Белый Дуб перехватила всадника, мчавшегося за королем Гарадулом. Он придержал коня, и женщина с изумительным изяществом вскочила в седло позади него. Мужчина обернулся, чтобы задать ей вопрос, и упал. Кип мельком увидел кинжал, затем тот снова оказался в ножнах, и Каррис пришпорила коня и помчалась за Гарадулом. Она ехала сама, линзы были по-прежнему на ней. Она не могла извлекать, но все равно могла попытаться его убить. Но даже если ей повезет, это было самоубийством.
Я поклялся спасти ее. И убить его.
Кип был паршивым ездоком, но всадников ему было не догнать. Увидев привязанных близ вершины холма лошадей, он побежал прямо к ним.