, Карп перевернулся на другой бок и захрапел. Арпашка облегченно вздохнул и подтащил к себе сумку. Нужно было действовать быстро. Развязав узел, мальчишка запустил внутрь руку и обомлел. Внутри, переливаясь разными цветами, лежал сосуд, плотно закрытый деревянной пробкой. Арпашка достал склянку и сощурился от небесно-голубого сияния. Это была самая необычная вещь из тех, что он успел повидать за свою короткую жизнь. Жидкость искрилась, играя за прозрачными стенками. Мальчик любовался находкой, не в силах оторвать взгляд. Он был так поражен, что забыл про голод. Наконец, испугавшись, что его поймают, он положил склянку обратно и прикрыл сверху тряпицей. Убедившись в том, что остался незамеченным, он завязал котомку и подсунул ее под Карпа.
— Ты что там делаешь? — Спросил, привстав на локте, Безымян. Арпашка знал, что за подобную выходку по головке не погладят, но все же решился.
— Дядя Безымян. — Шепотом произнес он. — Знаешь, что у Карпа с собой?
Парнишка не дождался ответа и, выдержав паузу, продолжил:
— Сосуд прозрачный, как из бычьего пузыря, но на ощупь твердый. А внутри вода всеми цветами радуги переливается.
— Где ты его видел? — Протирая глаза, спросил Безымян.
— В сумке. — Признался Арпашка.
— Где?! — Возмущенно произнес полянин и ухватил мальчишку за ухо. — Ты же обещал, что впредь чужого брать не будешь.
— Я не брал. — Скривившись от боли, заскулил Арпашка. — Я только посмотрел.
— Ты зачем туда полез?
— Есть хотел. Наши же продукты на дне лежат. Думал, он не обидится. Все равно вместе идем.
Безымян отпустил ухо.
— Сам есть хочу, однако терплю. Забыл, что решили? Он свое ест, мы свое. Уговор дороже денег.
Арпашка всхлипнул.
— Ты точно ничего не брал? — Строго спросил Безымян.
— Клянусь.
— Вот и хорошо. Я ничего не расскажу Карпу, если ты пообещаешь, что подобного не повторится.
— Обещаю. — Вытирая выступившие слезы, прошептал Арпашка. — Но ведь там вода светится…
— Если виноват, нечего сочинять небылицы. — Отрезал полянин. — И давай больше не будем к этому возвращаться. Ты меня сильно разочаровал.
Арпашка проглотил обиду и лег, накрывшись телогрейкой.
— А про еду не думай, — попробовал загладить ссору Безымян. — Утром что-нибудь придумаем.
— Но я видел. — Упрямо произнес Арпашка.
— Спи, сказочник. — Потрепал его по голове Безымян. — Мне тоже в твоем возрасте виделись разные чудеса.
— Карп не так уж плох. Зря ты его не любишь. — Добавил он и закрыл глаза.
Утром Безымян сделал вид, будто ничего не произошло. Арпашка продолжал дуться.
— Куда теперь? — Спросил Безымян.
— До Аненки рукой подать. Вдоль болот двинем. Если не заплутаем, после полудня на месте будем. — Разъяснил Карп.
— Отстал оборотень. — Глядя на противоположный берег, протянул Безымян.
— Чур, тебя. — Замахнулся Карп. — Не накликай.
Погода наладилась. На небе появилось солнце. Речка просматривалась от берега до берега. «Может, и сам выбрался. — Подумал Безымян. — Жаль, посох потерял. Будет время, новый сделаю». Бросив прощальный взгляд на тополиную рощу, он поспешил за спутниками. Последствия вчерашней работы напоминали о себе неприятной истомой. Тело пульсировало, отдавая тупой болью при каждом шаге. Не простудились, и то хорошо. Безымян нарочно забивал голову посторонними мыслями, чтобы не вспоминать о еде. Интересно, может, на болоте ягода осталась? Карпа не уговоришь свернуть. Он позавтракал. Сытый голодному не товарищ. Полянин догнал Арпашку и подмигнул ему. Держись, мол, что-нибудь придумаем. Мальчишка улыбнулся в ответ и начал шагать бодрее.
Солнце вошло в зенит, а с едой было до сих пор плохо. Камыши не кончались, протянувшись слева от дороги бесконечной лентой. Арпашка начал маяться. Он то убегал вперед, то отставал, собирая камушки. Наконец, не выдержав, он с досадой запустил подобранную палку в заросли. Деревяшка несколько раз перевернулась в воздухе и с всплеском упала в трясину. Потревоженные метким броском, из камышей вспорхнули два селезня.
— Лук бы сейчас. — Мечтательно протянул, провожая взглядом болотных птиц Безымян. Не успел он договорить, как одна из птиц, натолкнувшись в воздухе на невидимую преграду, камнем рухнула вниз и упала к ногам полянина. Безымян наклонился и потрогал наконечник стрелы, торчавшей из горла птицы. Он осмотрелся в поисках стрелка. Карп отодвинулся в сторону и потянулся за топором.
— Не спеши. — Остановил Безымян и, подобрав подбитого селезня, крикнул. — Покажись, мил человек! Добыча пропадает!
Камыши затрещали, и из болота выбрался перепачканный ряской охотник. Отряхнув сапоги от тины, он снял подбитую мехом шапку и представился:
— Степан. Вольный стрелок.
Безымян протянул ему селезня.
— Хорошо стреляешь.
— Как умею. — Скромно ответил охотник. — Спасибо, что кликнули. Пса у меня нет. Самому приходится по болоту лазить. Утку я б новую добыл, а стрелу жалко. Все мое добро — лук да колчан.
Взяв селезня, он аккуратно высвободил наконечник.
— Я голоден, как волк. — Признался он. — Не разделите со мной трапезу?
Умелым движением, он обтер стрелку от крови и спрятал в заплечный чехол.
— С радостью. — Одобрил Безымян. — Только в чем ее варить?
Стрелок улыбнулся.
— Есть один рецепт. Даже ощипывать не придется.
Пока Арпашка собирал сучья, Степан выпотрошил птицу и достал из дорожной сумки большой кусок глины.
— Всегда с собой ношу. Глину не везде найдешь, а так всегда под рукой. — Прокомментировал он. — Если птицу сначала обвалять, а потом в углях запечь в ней весь сок останется. Просто и удобно.
Степан не лукавил. Выкатив кончиком ножа запекшийся шар, он сбил корку и, обжигая пальцы, разломил селезня. Одуряюще пахнуло жареным мясом. Так, что у Безымяна засосало под ложечкой.
— Чем живешь, куда путь держишь? — Спросил Безымян, когда от птицы остались одни косточки. Степан спрятал нож и, пригладив аккуратную бородку, ответил:
— Стрелок я. Тем и живу, что умение свое за хлеб продаю. Сейчас направляюсь в Киев. Там умелые руки да острый глаз всегда в цене. Одна беда — не могу я долго в неволе ходить, как бы хороша служба не была. Заработаю маленько и ухожу. Душа на простор просится.
— Дядя Безымян. — Вмешался в разговор Арпашка. — Вспомнил я. Дядька у меня в Киеве. Не отдавай кому зря. Отведи. Недалеко ведь.
— Чем интересно родственник твой занимается? Тем же чем и ты раньше промышляет? — Подозрительно спросил полянин.
— Лавка у него. — Почти закричал мальчишка.
— Не врешь?
— Не сойти мне с этого места.
— Послушай. — Произнес Степан. — Если тебе некогда, доведу мальчишку.
— Не нужно. Обещал я его в хорошие руки пристроить. До конца пойду.
— Тогда вместе путь держать будем. — С радостью подхватил стрелок. — А то, поди, целый месяц один странствую. Словом переброситься не с кем. Одичал, как зверь.
Безымян посмотрел на Арпашку. От него не скрылось, как тот густо покраснел. «Стыдно за вчерашнее, — подумал полянин. — Не бойся, рассказывать не стану».
Степан вывел к Анинке короткой дорогой, напрямик через болото. Все это время он рассказывал истории о том, где ему доводилось бывать. Получалось, что стрелок исходил славянские земли вдоль и поперек. Забредал к варягам, видел Дунай, наведывался к Русскому морю, мимоходом через степь. Воевал на стороне русичей, состоял на службе у Печенежского хана. И все это в неполные тридцать пять лет.
Когда приблизились к выселкам, стрелок замолчал, пропуская Безымяна вперед. Полянин засунул руку за пазуху, проверяя на месте ли подарок. Убедившись, что все в порядке, он дознался про Марью — гусятницу и зашагал к ее дому. Мать Мила оказалась зажиточной селянкой. Стоило шагнуть за ворота, как навстречу бросились два огромных пса. Безымян отступил назад, но звери начали вилять подрубленными хвостами, оглашая двор звонким лаем.
— Можно? — Спросил полянин у моложавой женщины в просторном, украшенном орнаментом сарафане.
— Заходи, коли, не шутишь.
— Мне бы Марью, мать Мила видеть. — Промолвил Безымян. Женщина изменилась в лице.
— Я Марья. Не случилось с ним чего? — Взволновано спросила хозяйка.
— Нет. Все в порядке. — Поспешил ответить полянин. — Второго дня видел сына вашего. Мил просил кланяться вам и передать, что жив — здоров.
— Что ж я на пороге-то вас держу? — Спохватилась гусятница. — Заходите. Располагайтесь. К вечеру баньку истоплю. Вымоетесь, отоспитесь. А завтра с утра на праздник.
— Что за праздник? Я уже долго брожу. От людских дел отвык. — Поинтересовался Степан.
— Урожай собрали. Пора и свадьбы справлять. Девок на выданье у нас много. Может, себе кого присмотрите.
Марья засуетилась, накрывая на стол.
— Не серчайте, если что не так. Как Мил на службу ушел, без мужика в доме живу. Отца его десять лет как в живых нет.
— Может, подсобить чем? — Спросил Безымян.
— Если не трудно. Дров наколоть и воды наносить.
— Это мы мигом. — Пообещал полянин.
— Сначала за стол. — Настояла хозяйка.
За резными ставнями начало темнеть.
— Шалит нежить? — Спросил Безымян.
— Давно не случалось. Если стариков послушать, может, что узнаете. Мил тоже горазд был такие байки рассказывать. — Собирая посуду, ответила хозяйка.
— Совсем запамятовал. — Хлопнув по лбу рукой, с досадой произнес Безымян. — Сын ваш платок передать просил, чтоб сомнений не было, что мы от него пришли.
— Какой платок? — Насторожилась гусятница. Безымян вытащил из-под рубахи подарок Мила и молча протянул Марье. Женщина взяла ткань в руки и, покачав головой, промолвила:
— Дурачок он у меня. Кто ж с такой вещью по доброй воле расстается?
Заметив удивление на лицах гостей, гусятница поспешила пояснить:
— Не простой это платочек, а наговоренный. Если вдруг ноги не идут или из сил выбился, то утрешься им, и усталость, как рукой, снимет. Только почем зря использовать лоскут нельзя. Заклинанье с каждым разом свою силу