— Ты тоже хорош, герой. По что ратников калечишь?
— Не люблю, когда меня принуждают. — Отозвался полянин. В его голосе не было и тени страха.
— Значит, свободу любишь. Неплохо. Да ты не стой, садись. В ногах правды нет.
Полянин придвинул стул и опустился на самый краешек, готовый в любую секунду вскочить и принять бой.
— Через лес прошел. — Продолжил Лютослав. — Молодец, коли не врешь.
— Не вру.
— Войско печенежское видел?
— Колдуна видел, оборотней и нетопырей видел, а войско не видел.
Князь помрачнел. Было видно, что сказанное ему не по душе.
— Правду сказал. — Прошептал князь. — Бахвалиться не стал.
Старик поднялся и принялся мерить шагами светлицу.
— Если б сейчас соврал, не сносить тебе головы, а так слушай. Может, многое для тебя само собой прояснится. Уже второй месяц в изоляции живем. Осадили нас. Загнали как зверя в нору. Никто из города выбраться не может. Так и живем. Не войти, не выйти. Вроде бы никто не штурмует, но держать народ в узде с каждым днем все сложнее. В лоб нас не взять, вот степняки и решили одолеть хитростью. В окрестности шаман пришел печенежский. Поднял нежить, а может, свою, степную за собой привел. Он один, изловить его сложно. Войско поведешь, — степняки нагрянут. Не удержим город. По одиночке раз двадцать пробовали пробиться — без толку. Люди за ворота почти не выходят, если только нужда припрет. Каждый день одного — двух теряем. Расчет у шамана правильный: продержать нас до весны, а там, когда печенеги подойдут, сами сдадимся. Запасы через пару месяцев кончатся. Тогда поминай, как звали. Если степняки возьмут Выборг, им и на Киев дорога открыта. Допустить этого нельзя.
Князь задумался и, погладив бородку, протянул:
— Странно, что ты смог к нам пробраться. В городе уже забыли, как пришлые выглядят.
— Может, он умрун? — Подозрительно прищурившись, спросил воевода.
— Еще чего скажешь, я тебя самого умруном сделаю. — Пригрозил Безымян, показывая пудовый кулак.
Гордята в страхе отдвинулся за спины стражников. Дюжие дружинники угрюмо расправили плечи, положив ладони на рукояти мечей. Их каменные лица не обещали чужаку ничего хорошего.
— Правда, что в телохранители нанимаются те, кто в детстве смеяться не научился? — Развернувшись в пол оборота, чтобы было время увернуться, если набросятся, спросил Безымян. Гридни стерпели. Они разом повернули головы и вопрошающе посмотрели на воеводу, но тот дал отбой.
— Сможешь до Киева добраться? — Спросил Лютослав.
— Я вообще-то туда иду. — Спокойно отозвался полянин. — В Выборг я на ночь забрел. Погреться и отмыться. Меня за лесом друзья ждут.
Князь потер руки и, пристально глядя на путника, выпалил:
— Знаешь, какая награда тебя ждет?
— Слышал, когда в терем волокли.
— Согласен?
— Извини, князь. — Почти шепотом проговорил Безымян. — Без обид. Другая мне люба.
Лютополка передернуло. Не будь полянин дорогим гостем, болтаться ему в петеле. Безымян выдержал долгий, полный ненависти взгляд возмущенного отца и, не поколебавшись, попросил:
— Обещай мне другую, если только она не занята.
— Кого?
— Девушку, которая меня от этих мордоворотов отбила. — Полянин указал на гридней и воеводу.
— Кто такая? — Свирепея, процедил Лютослав. В другой обстановке он бы радовался, что не нужно отдавать дочь за простолюдина, но сейчас в нем взыграла уязвленная княжеская гордость.
— Так ведь это она и есть. — Запинаясь, ответил Гордята. — Снежана.
Князь удовлетворенно хмыкнул.
— Видишь, как обернулось? — Скрывая смешок, выговорил он. — Хорошо. Не на престол позарился, а на красоту. Впрочем, дурак. Совсем жизни не видел.
Безымян не обиделся. Он все еще переваривал услышанное, а Лютослав продолжил, не давая ему опомнится:
— Когда выступаешь?
— На рассвете.
— Правильно. Утро вечера мудренее. Я тебе грамоту дам. Передашь Князю Владимиру, а если не пустят, — кому-нибудь из приближенных. Придешь с войском, сыграешь свадьбу. Княжеское слово.
Хоть и слышал Безымян, что у князей память короткая, торговаться не стал. Не купец.
— Какую тебе грамоту давать: берестяную или кожаную?
— Лучше кожаную. Я сюда через реку вплавь добирался. Боюсь, что обратно тем же ладом придется. Как бы не размокла твоя береста.
— По рукам. — Согласился Лютослав и протянул могучую длань.
Безымян впервые жал руку благородных кровей, но трепета он не испытал.
— Займись им. — Приказал князь воеводе. — Разместишь в тереме, в отдельных покоях. Накормишь, напоишь, спать уложишь. И еще, организуй-ка герою баню. Он, поди, месяц не мылся. Пожалуется, своими руками удавлю. Все понял?
Гордята прикусил язык и кивнул. На седых висках часто пульсировали надувшиеся от напряжения жилы. Было видно, что покорность давалась ему с трудом.
— Я к нему охрану приставлю. — Прохрипел он.
— Боитесь, — убегу? — Спросил полянин.
— На всякий случай. — Успокоил Лютослав. — В последнее время здесь неспокойно.
Безымян с улыбкой согласился. Выходя из светлицы, он надеялся встретить взглядом Снежану, но княжны не было. Гордята заметил, что чужак ищет свою спасительницу. Воевода проводил гостя долгим любящим взглядом, а когда того завели за угол, не удержался и плюнул вслед.
— Гуляй, веселись. — Прошипел, как змея, выборгский воевода. — До утра ты не доживешь. Это я тебе обещаю.
Он двинулся уверенным шагом к гриднице, что располагалась в пристройке, возле западного крыла княжеского терема. Разогнав младших дружинников, Гордята вошел в опочивальню. Ратники развлекались игрой в кости. Заметив командира, они вскочили с лавок. Незаметным движением один из них опрокинул камни и ставку.
— Развлекаетесь. — С угрозой прошептал воевода. — Жалование спускаете.
— Никак нет. — Развязано бросил в ответ дюжий детина в рубахе и портках. — Обознались маленько.
Гордята подошел к лавке и пнул сапогом кости.
— А это что?
— Где? — Изобразив на лицах удивление, в один голос воскликнули гридни.
— Ах, это. — Выступил все тот же здоровяк. — Наверное, младшие обронили.
«Этот подойдет, — отметил про себя Гордята, — здоровый, поперек себя шире, да и не из робкого десятка».
— Тогда я и монеты подберу. — Произнес вслух воевода. — У меня целее будут.
Гридни поникли.
— Вон отсюда. — Приказал Гордята.
Дружинники послушно выскользнули из опочивальни.
— Останься. — Придержал здоровяка воевода. Тот замер, ожидая выговора.
— Как зовут?
— Вышата. — Тихо ответил богатырь.
— Хочешь родной земле послужить и одновременно заработать?
— А разве так бывает? — Спросил дружинник.
— Бывает, только редко. — Успокоил Гордята.
— Что, в Киев гонцом снаряжаться?
— Нет. Дело в том, что у нашего князя помутнение разума. — Тоном заговорщика прошептал воевода.
Парень отстранился от искусителя, но тот доверительно привлек его к себе.
— Слышал о пришлом, что пробрался через лес?
Вышата кивнул.
— Так вот, он не тот, за кого себя выдает. Разведчики донесли мне, что это и есть степной шаман.
— Не похож. — Отрезал дружинник.
— Он не одному князю взгляд отводит. Нужно, чтобы он не дожил до утра. Сам понимаешь: открыто его убить нельзя. Дождешься, пока тот уснет, зайдешь и прикончишь. Это снимет сглаз с Лютослава, а ты станешь героем. Рядом будут мои люди. В случае чего помогут. Не струсишь?
— Убью колдуна. — Свирепея, прошептал Вышата.
— Рано горячиться. Только помни: никому не слова.
Дружинник приложил ладонь к груди, давая понять, что будет нем, как могила.
— Заступаешь после полуночи. Не подведи.
Воевода поднялся с лавки и вышел во двор. Четверо гридней из личной охраны по мановению руки обступили хозяина.
— Слышали? — Спросил Гордята.
Телохранители придвинулись ближе.
— Дождетесь, пока он прикончит чужака, а потом расправитесь с ним.
Убийцы молча кивнули.
— Только без отваги. Бейте в спину. — Приказал воевода.
— А если князь осерчает?
— То уже не ваша забота. Вина падет на дружинника. Только не торопитесь. Дождитесь, пока терем заснет, и действуйте наверняка.
Воевода посмотрел на суровое осеннее небо. Ветер едва ворочал огромные глыбы тяжелых кучевых облаков. Задевая крылом о небесную твердь, среди сплошной серой пелены летела отбившаяся от стаи птица. Она сражалась со стихией в одиночку. Силы птахи были на исходе. Этот знак не предвещал для чужака ничего хорошего.
Безымян спал мертвым сном. После баньки и плотного ужина он едва держался на ногах. Полянин едва добрел до постели и провалился в забытье. Он спал в тепле и покое. Впервые за очень долгий срок ему было хорошо. Время перевалило заполночь. За дверью прогремели шаги. Стражники отстояли смену и поспешили в гридницу. На терем вновь опустилась тишина. Полная луна выплыла в разрыв облаков и просочилась в опочивальню через прорезь в ставне, разлившись по полу бледно — желтым пульсирующим пятном. Дверь подалась. Хорошо смазанные петли не издали ни звука. Черная тень на секунду замерла на пороге и скользнула внутрь, выдав себя легким шорохом. Безымян перевернулся на спину.
— Проснись. — Зашептал ему в самое ухо дребезжащий старческий голос.
— Анисья? — Произнес полянин и вскочил, протирая слипшиеся глаза.
— Прасковья. — С укором произнесла няня княжны и села рядом с Безымяном.
— Что ты здесь делаешь?
— Помогаю своей девочке. — Прошептала старуха. — Так вот, значит, ты какой, Безымян.
Полянин посмотрел на бабку.
— Все вы, ведьмы, одинаковые.
— Откуда узнал? — Спросила Прасковья.
— Догадался.
— Ох, непрост ты. На первый взгляд увалень, а если копнуть…
Бабка замолчала.
— Времени у нас мало. Я здесь, чтобы предупредить тебя. Сейчас к тебе зайдет княжна. Веди себя хорошо.
— А охрана? — Встрепенулся Безымян.
— Я ее опоила. Спят миленькие. До утра глаз не разомкнут. Чего только ради внучки не сделаешь. Так что ты посиди, а я Снежану подошлю.