Среди деревьев стала видна прогалина. На ней суетились люди. Безымян раздвинул ветки и, не таясь, вышел на общее обозрение. Всего на поляне находилось девять человек. Шесть стояли на земле, трое висели в воздухе. Приглядевшись, Безымян понял, что чудесами здесь и не пахнет. Через раскидистую ветвь дуба — исполина были переброшены три петли, в которых покоились висельники. Двое уже отмучались. Третий хрипел, задыхаясь и продолжая попытки вылезти. Он извивался, как привязанная за хвост змея, корча в предсмертных судорогах багровое от прилившей крови лицо. Наконец, он рванулся в последний раз и затих, мелко подрагивая. Кровавая пена потекла по подбородку висельника и начала капать на примятую листву. Истошный детский крик вывел Безымяна из оцепенения. Дюжие гридни вязали мальца, заломив за спину исцарапанные ручонки. Двое других прилаживали на дереве пеньковую веревку. За всеми приготовлениями со стороны молча наблюдал десятский, поглаживая покоящуюся на перевязи руку.
— Вы чего, пацана вешать будете? — Изумленно спросил Безымян.
— Будем. — Раздраженно ответил гриднь. — Тебе — то, что за дело? Иди своей дорогой.
Десятский кивнул дружинникам, и те потащили парнишку лицом по земле.
— Да вы что, ополоумели? Он же еще ребенок! — Закричал Безымян.
— Он разбойник. Промышлял наравне с остальными. — Гриднь показал на висельников. — По княжескому указу должен быть умерщвлен.
— Он же никого не убил. — Попытался вразумить солдат Безымян.
— Сейчас не убил, потом убьет.
— А ну-ка пусти мальца. — Приказал Безымян. — Не гоже детей ни за что ни про что вешать.
— Везет нам сегодня. Еще один заступник объявился. Хватай его. — Приказал десятский. Дружинники оставили трепыхающегося пленника и, вынимая на ходу булат, двинулись к Безымяну. Полянин положил суму и перехватил дубину поудобней.
— Зашибу. — Предупредил он. Гридни не придали словам значения. Они наступали с серьезными, сосредоточенными лицами.
— Бросай палку. — С северным выговором обратился к Безымяну дружинник.
— Да вы, ребят, не русские. — Догадался полянин. — Ну, держитесь.
Отца у него не было. Потому бить первым Безымяна не научили. Полянин подпустил варягов поближе и дал напасть. Он понимал, что не должен подставлять посох под прямой удар, а дальше как Род на душу положит. Первый варяг прыгнул на Безымяна и рубанул сверху. Безымян отвел лезвие в сторону и столкнулся с гриднем лбами. В лицо пахнуло перегаром. Полянин ударил солдата лбом в переносицу. Не мешкая, он крутанул дубину и с размаху сшиб второго противника. Не ожидая от деревенщины такой прыти, варяги бросились врассыпную. Полянин хотел устремиться вдогон, но те с размаху вломились в чащу. Пришлось отпустить. Не побежал только десятский. Он прижался спиной к дереву и достал здоровой рукой клевец. Сам понял, наверное, что не выдюжит, но за оружие держался крепко.
— Не трону. — Успокоил десятского Безымян. — Если не полезешь.
Гриднь опустил клевец.
— Я тебя найду. — Пообещал он селянину. — Из-под земли достану.
— Пожалуйста. — Развязывая парнишку, бросил ему Безымян. — Запретить не могу.
Десятский застонал и осел по стволу, перехватив раненую руку.
— Я того, — начал Безымян, — мальца с собой заберу.
— Забирай. — Сквозь зубы выдавил ратник. — Видать, твоя сегодня взяла.
— Сильно болит? — Спросил полянин. Десятский не ответил. Только застонал.
— Держи. — Обратился к раненому Безымян, вынимая целебный корень. — Потрешь, и на рану.
Холстяной мешочек полетел под ноги гридню.
— Ты зачем этому псу траву отдаешь? — Размазывая слезы, спросил мальчик.
Безымян отвесил легкий подзатыльник, от которого парнишка клюнул носом.
— Не ругайся. — Наставительно сказал он. — Это нехорошо.
— Бывай. — Кивнул полянин и подтолкнул мальца вперед. — Пора нам.
Десятский проводил их полным ненависти взглядом, но мешочек подобрал.
— Чего ж мне с тобой теперь делать? — Спросил Безымян паренька, когда они выбрались на дорогу. Мальчик смотрел на спасителя светлыми, голубыми, как небо глазами и молчал. Слезы уже высохли. Утираясь, малец перемазал все лицо. Почувствовав, что испачкался, он послюнявил рукав и размазал грязь еще сильнее.
— Дай сам вытру. — Предложил полянин и, не дожидаясь согласия, сгреб ребенка в охапку. Высвободившись, мальчик расправил белые волосы и жалобно попросил:
— Дядь, можно я с тобой пойду?
Безымян опешил.
— А ты знаешь, куда я иду?
— Какая разница. Все равно мне податься некуда. Пропаду. Вся семья моя — Кот, Ждан да Пров были. — Малец всхлипнул. — Теперь один остался. Повязали их поутру. Повесили.
— Так ты что, разбойничал?
— А что делать? С голоду помирать?
— Ладно. Разберемся. — Покровительственным тоном произнес Безымян. — Как зовут-то тебя, соломенная голова?
— Арпашка.
— Слушай, Арпашка. — Строго сказал полянин. — Пока со мной пойдешь. До Сретенки. Дальше видно будет. Если получится, к хорошим людям тебя пристрою. Пусть они из тебя человека сделают. Ремеслу научат. Правило одно — вздумаешь воровать, сам зашибу. Понял?
— Понял. — Обиженно произнес мальчик.
— Смотри. И так беду на себя накликал. Как теперь по весям идти? Искать будут.
— Не будут. — Лукаво улыбаясь, сказал Арпашка.
— Это почему?
— Ты, хоть и взрослый, а ничего в жизни не понимаешь. Какой же ратник признается, что мужика не одолел. Тем более, впятером. Если и проговорятся спьяну, наверняка, приплетут о том, что против тридцати бились. Так что в голову не бери.
— Больно ты умный. — Пристыжено сказал Безымян. — Идти нужно. Застоялись.
Он огляделся по сторонам и, не увидев рычанского, позвал:
— Карп!
— Тише, — зашипел, выбираясь из кустов, сосед. — И по имени не называй. Услышат, искать начнут.
— Не начнут. — Победно вскинув голову, повторил Безымян. Немного подумав, он сообщил:
— Без привалов пойдем. До Сретенки засветло успеть нужно.
Расспросив Арпашку, Безымян узнал, что тому тринадцать лет отроду. Все время жил с лихим людом, в роще под Сретенкой. Если не врет, дохаживал даже до Киева. Парень Арпашка оказался смышленый. Иногда говорил такое, что и взрослым было в диковинку. Может, от большого ума он к ворам и прибился. Правда, мальчишка клятвенно обещал, что больше чужого не возьмет. Безымян поверил. Карп — нет.
— Зря с собой тащишь. — Косясь на Арпашку, донимал Безымяна Карп. — Нам с законом ссориться не резон. А коли взял, тут уж извини, сосед. Сам кормить будешь. Чтобы все по честному было.
— Прокормлю. — Отвечал Безымян. — Да и не надолго он с нами. В степь же его не потащу. Пристрою где-нибудь. Учиться будет. Хорошим мастером станет.
Говорил и думал: «Раз уж из меня ничего путевого не вышло, так из мальчишки пусть получится».
В Сретенку попали на закате. По пути дважды встречали конные разъезды. Видя, что крестьяне путешествуют с ребенком, дружинники не трогали ходоков. Одеты ратники были так, словно на войну собрались. И хотя, внешне все шло своим чередом, чувствовалось — быть беде. Тревога пахла прелой листвой и обжигала ноздри прохладным осенним воздухом. На душе у Безымяна было неспокойно. Поэтому шел он быстрее, чем обычно. Отмалчивался, чтобы невзначай не наорать на спутников. В его голове вырисовывались образы, которые никак не могли собраться в единую картину. Гридни, обшаривающие города и веси, повешенные разбойники, нелюдь на загнанных обманных лошадях, Карп, Арпашка. Какое место в этом круговороте отведено ему? Это еще предстояло выяснить.
Деревня встретила прибывших нездоровым возбуждением. На улицу высыпали люди, обсуждая что-то, одним им ведомое.
— Пожар? — Спросил Безымян у парубка, что стоял у забора и с интересом глазел по сторонам.
— Нет. — Лениво ответил тот.
— А что стряслось?
— Душегубы у Колченогой бабки внучка своровали и на болото топить повели. — С охотой поделился мальчишка.
Для местных это давно перестало быть новостью. История уже раз двадцать была рассказана и пересказана. Люди начали терять к ней интерес, но тут под руку подвернулись новые слушатели. Пришлых в один миг обступили и наперебой принялись рассказывать, что произошло. Выходило следующее. Колченогую бабку, по прозвищу Белка, здесь не любили. Было за что. За всю свою жизнь ничего хорошего людям сделать она так и не сподобилась. А вот кровушки попортила вдоволь. То девку — красавицу сглазит, то мор на скотину пустит. Одним словом, ведьма. Люди терпели. Догадывались, что Белка вредит, только доказать нечем было. До сегодняшнего дня никто с ней связываться не смел. Нашлись двое. Охляба и Шелест. Лихие люди. Подпили на постоялом дворе, и пошли с ведьмой квитаться. Той дома нет. Так они внучка ее родного прихватили и повели на расправу. Жалко мальца, да голову подставлять за вредную старуху не досуг.
— Вы что, даже вдогон никого не послали? — Подивился Безымян.
— С такой, как Колченогая, одно правило: не делай добра — не получишь зла. — Ответил полянину хор голосов.
— Понятно. — С досадой произнес Безымян и, растолкав зевак, пошел на другой конец деревни. Арпашка и Карп затрусили следом. Долго ведьмин дом искать не пришлось. Безымян даже рот раскрыл. Рядом с лесом жил, а чтоб совы стаями летали, не видел. Полуночные птицы вились вокруг трубы, оглашая округу жалобными криками.
— Пришла беда, открывай ворота. — Вместо приветствия крикнул полянин, для пущей верности ухватив рукой оберег. Бабка вывалилась из сеней. Дряхлая и почерневшая от горя.
— Куда ребенка повели? — Быстро спросил Безымян. Ведьма молча вытянула крючковатый палец в сторону поросших деревьями холмов.
— Не бойся, верну. — Пообещал Безымян. — А то я смотрю, тут у вас мужики повывелись.
Он сбросил с плеч котомку и побежал на выручку. Взобравшись на бугор, полянин повернулся и, сложив ладони лодочкой, закричал:
— Смотри, пацана не тронь! Сожрешь — кишки выпущу!
Местность была незнакомая. Трудно придется. Безымяна это не смутило. Разумел он в деле охотничьем. Тут еще и оттепель приключилась кстати. Земля размягчилась и впечатала в себя следы похитителей. Вот они, родимые. Не скрываясь, полянин бросился, что есть мочи. Должен успеть. На топи следы обрывались. Сожрала их вода. Нужно было думать быстрее. Через минуту — другую совсем стемнеет. Тогда к своим не выйдешь, а о парнишке и думать нечего. Вот она ниточка. Тащили мальчика злодеи. Камыши примяли. Осторожней идти нужно, по кочкам, а то недолго и самому на свидание