– Мы с тобой одни остались, – ответила дежурная. Она уже оделась и торопилась уйти. – У моего Пашки день рождения, – ребята придут. Надо хоть картошки сварить, салатик какой-то сделать… Я побегу!
Вика проводила ее, заперла дверь и вернулась в «дворянский зал». Свет почти везде был потушен, но она могла ходить по музею с закрытыми глазами. Проходя по залу старинного оружия, девушка услышала слабый шорох. Наверное, мыши! Надо будет завтра сказать маме.
Почему она осталась? Ей захотелось побыть одной, подумать… Да и бумаги кое-какие привести в порядок. Но работа не ладилась. Неясное беспокойство мешало сосредоточиться. Вике показалось, что за ней кто-то наблюдает из-за пыльных портьер.
– Что за ерунда! – рассердилась она на себя. – Не хватало только превратиться в такую же трусиху, как Макаровна!
Макаровна убирала в музее, но только в присутствии кого-то из сотрудников. Она работала так давно, что сама стала чем-то вроде экспоната. К ней привыкли и не обращали внимания на ее причуды. Макаровна любила повторять, что в музее обязательно произойдет что-то ужасное…и ни за что не хотела оставаться одна. Поэтому уборку она делала утром, до открытия, когда приходил кто-то из работников музея.
Над уборщицей добродушно подшучивали, но она неизменно твердила свое.
– Я вижу кровь, – говорила она. – Много крови… Я боюсь.
Мама рассказывала Вике, что в детстве Макаровна стала свидетелем страшного убийства. Пьяный сосед зарубил топором своего собутыльника…прямо на глазах маленькой девочки, которая была одна дома. С тех пор Макаровна немного не в себе. Она не могла как следует учиться в школе, и ничего, кроме мытья полов, так и не научилась делать. У нее было много разных забавных причуд, но она была тихая, трудолюбивая и очень аккуратная.
Вика чаще других приходила по утрам и оставалась с уборщицей, пока та наводила порядок в залах и подсобных помещениях. Ей всегда было смешно, когда Макаровна вздрагивала и поднимала гвалт из-за каждого шороха, каждого подозрительного звука.
Однажды в музей забрел бродячий пес и улегся спать, забравшись в угол между шкафом и этажеркой. Макаровна, которая не очень хорошо видела, ткнула туда шваброй… Что тут началось! Собака взвизгнула и подскочила, бросившись опрометью из комнаты. Но гораздо громче вопила от страха и носилась взад-вперед уборщица, которую еле-еле успокоили. Она ни за что не желала признавать, что причиной ужасного переполоха послужил пес, который сам так испугался, что вся шерсть у него встала дыбом.
Вика не хотела быть похожей на трусливую Макаровну, но…сегодня ей было не по себе.
– Пойду домой! – решила она. – Все равно я ничего не делаю, а только прислушиваюсь…
Она встала и потянулась к выключателю. В этот момент что-то хрустнуло, или кто-то очень тихо крался в темноте по залу с оружием.
– Воры! – промелькнуло в сознании Вики. – Надо вызвать милицию…
ГЛАВА 18
В приемной Игната было холодно. Он любил открывать окна настежь, и в них, вместе с ветром и шумом города влетали колкие снежинки.
Экстрасенсу было всегда тепло, а вот его посетители мерзли и ежились, но только до того, как входили в святая святых, – комнату с высоким темным потолком, испещренную иероглифами, похожими на руны.[28] Игнат называл комнату «лаборатория». Здесь горел камин, над которым висел старинный меч в черных ножнах; на низком полированном столике переливался и мерцал магический хрустальный шар.
Игнат питал нешуточную страсть к холодному оружию. Но не всякому, а только к самому лучшему. Этот самурайский[29] меч достался ему от деда, который когда-то отдал за него баснословную сумму. Предки Игната все были людьми образованными, весьма состоятельными, отличались экстравагантным поведением и странными привычками. Судьбы у них складывались непросто, и каждую можно было использовать, как сюжет для приключенческого романа.
Экстрасенс ходил по «лаборатории» из угла в угол, не понимая, что с ним происходит сегодня. Он даже не смог принять двух своих постоянных клиентов, – вынужденно отказав им по телефону. У Игната иссяк запас энергии, которую он применял в своей работе и считал неисчерпаемой. Им овладела какая-то трагическая истома, – именно так он охарактеризовал бы свое эмоциональное состояние в настоящий момент, – причем источник такого «наезда» оставался ему неизвестным.
«Энергетический удар» Игнат почувствовал еще утром, но кое-как проработал до пяти вечера, пока окончательно не выдохся. Странно, но самурайский меч все сильнее притягивал к себе его внимание. Экстрасенс хотел отдохнуть, набраться сил, и прилег на кушетке в соседней комнате. Ничего не вышло! Он вынужден был встать и прийти сюда, к мечу, который действовал на него подобно сильнейшему магниту.
– Смотри-и на меня-а-а!.. – как будто говорил меч, и голос его был гулким и одновременно затаенным, идущим из неведомых и страшных глубин. – Я спою тебе сладкую и звонкую, томительную песню смерти-и-и…
Игнат вздрагивал всем телом, мысленно пытаясь поставить разделительный барьер между собой и мечом, но… ощущал только стремительное скольжение по склону, в невероятной дали которого клубилась мрачная ледяная бездна.
– Что со мной? – спрашивал он себя.
Ответа не было.
На каминной полке, посередине, стояла фигурка Фудо-мёо, одного из великих царей всеочистительного огня. Игнат почитал его и поставил тут для защиты от злых духов и пагубных страстей. Фудо-мёо сидел в позе лотоса, окруженный пламенем, с мечом в одной руке и веревкой в другой, с гневным и темным лицом.
Экстрасенсу показалось, что по искаженному гримасой лику Фудо-мёо пробегают неясные тени. Игнат прикоснулся к фигурке, но тут же отдернул руку. Статуэтка стала горячей, как раскаленный утюг!
– Он чувствует приближение Духа Зла! – подумал экстрасенс, холодея от ужаса.
Такого с ним еще не бывало.
– Расслабься и не оказывай сопротивления… – вспомнил он слова Учителя. – Позволь произойти всему…чему угодно… Прозрачность и легкость – самое надежное оружие против зла…Позволь ему пройти насквозь и затеряться в пространстве… Твой страх – это твоя гибель…
– Ему было хорошо говорить так! – подумал Игнат, лихорадочно соображая, как ему защитить себя от неизвестно откуда надвигающегося нападения. – Попробовал бы сам…
Он пытался воздвигать вокруг себя энергетические экраны, но все они рушились, как карточные домики. Паника охватывала Игната как пламя охватывает сухое полено, – он перестал рассуждать и соображать, уступив себя стремительно нарастающему ужасу…
– Это все она! – вспыхнула молнией догадка в его воспаленном мозгу. – Та женщина! Валерия! Я сразу почувствовал неладное! С тех пор все изменилось…
Это была правда. С того дня, как Валерия пришла к нему за советом и помощью, и он велел ей смотреть в магический шар, в жизни Игната начали происходить странные вещи. Во-первых, сам шар, – он приобрел розоватый оттенок и стал показывать невероятные картинки, от которых у клиентов, да и у самого экстрасенса захватывало дух. Но это еще не все. После того, как женщина ушла, а Игнат еле потушил развешанные повсюду пучки трав, загоревшиеся ни с того, ни с сего, – обнаружилось, что несколько нефритов и топазов буквально испарились. Они лежали на столике, и экстрасенс применял их в качестве гадальных камней. Так вот: они исчезли, а пара лунных камней сами по себе превратились в розоватые корунды отличного качества.
Игнат долго ломал себе голову над этой загадкой, а потом махнул рукой. Что есть, то есть! Многие предметы, которые находились в комнате во время магического сеанса, приобрели устойчивое свойство светиться в темноте. Когда наступала ночь, – шар, статуэтка Фудо-мёо, серебряные подсвечники, нефритовые курильницы, камни для гадания, сосуды для ароматического масла и даже ножны меча начинали светиться, словно окутанные жемчужно-розовой аурой.
Игнат понятия не имел, что это за явление, но авторитет свой укрепил весьма значительно, показывая сей феномен клиентам и многочисленным коллегам. Все они охали, ахали и разводили в недоумении руками.
Это были последствия, которые оказались экстрасенсу на руку и увеличили его практику. Но…с того мгновения, как Валерия, стуча каблучками, покинула его квартиру, в душу Игната закралось нехорошее предчувствие, от которого он так и не смог избавиться, как ни старался. Предчувствие неотвратимо приближающегося конца. Оно то ослабевало, то усиливалось, в зависимости от обстоятельств, но никогда полностью не отпускало. Сегодня, кажется, это ощущение достигло апогея…
Игнат глубоко вздохнул и подошел к камину. Ему вдруг захотелось вынуть самурайский меч из ножен, полюбоваться им. Это оружие, мастерски изготовленное сотни лет назад, неизменно приводило его в трепет и волнение, сколько бы он на него ни смотрел. Обоюдоострый клинок сверкал, как слеза на реснице красавицы, гладкий и шелковистый, подобный ночной молнии. Его изящные линии завораживали, приковывали взгляд.
Кто держал в руках этот славный меч? Кого он спас от неминуемой гибели, от позора, от поражения? Чью честь защитил? Чей трон устоял, благодаря ему? Кто был его хозяином на нелегких дорогах войны? Отважный рыцарь, непобедимый ниндзя или могучий гладиатор? Или все они, сменяя друг друга? Каждый из них, доверяясь мечу и владея им, оставил ему частичку себя… сделав оружие устойчивым символом Силы.
Держа меч в руках, нельзя было не почувствовать, как Сила спит в нем, – чуткая и гибкая, словно кошка, готовая в любую секунду распрямиться и нанести смертельный удар. Острые грани давали клинку непревзойденную режущую Силу, а виртуозная ковка добавляла к этому гибкость молодой ивы. Обсидианово[30] твердое лезвие с гибкостью, как у ивы, – какая убийственная, роскошная и мощная игрушка для смелых!