— Мне совсем не нравится, что ей придется действовать самой, — заметил Трис, когда Уолтер рассказал ему о разработанном плане действий. — Она может не добраться до дяди, и что тогда ей делать? Мы сами должны отвести девушку в Марагу, чтобы с ней ничего не случилось.
— Да, и нарушим все планы? Нас кто-нибудь увидит, и тогда можно будет обнаружить связь между нами и ею. — Уолтер обнял друга за плечи. — Мой дорогой верный друг, выбрось это из головы. И не сомневайся, что Лю Чунг уже все тщательно обдумал. Мы не должны им помешать.
Тристрам вздохнул:
— Наверно, ты прав.
Махмуд суетился у котелка. Настроение у него повысилось. Он громко отдавал приказания:
— Второй мальчишка, подкинь в огонь еще верблюжьего помета. Тафа, скорей принеси воды!
Его помощник не поднимал опущенного лица и старался хорошо выполнять все указания Махмуда. Девушка сняла войлочный кафтан. Под ним были чистые одежды и широкие белые шальвары. Но шапка осталась на голове, чтобы ее было труднее узнать.
— Массер, будем есть похлебку, — заявил Махмуд. — Молодой барашек. Ребрышки очень жирные. Я добавил в воду кунжутного масла. Массер, так будет очень хорошо.
Они только что плотно поели и отдали котелок Махмуду и его помощнику, чтобы те тоже подкрепились. Внезапно кто-то резко откинул кусок ткани, служивший вместо двери, и показалось желтое лицо с раскосыми глазами. Человек быстро вошел в палатку, обдав молодых людей неприятным запахом прогорклого сала. За ним следовал Лю Чунг, виновато покачивая головой.
— Убежала одна из девушек, — сказал Лю Чунг. — В лагере волнуются и обыскивают все юрты.
Монгол не собирался церемониться и начал осмотр. Он даже шарил грязными руками под одеялами. Потом злобно взглянул на друзей:
— Христианские псы! Ваши лица походят на брюхо дохлой рыбы. Вы отравляете воздух. — Он повернулся к китайцу и спросил: — Четверо?
— Четверо, — повторил китаец, сверяясь со списком в руках. — Правильно, но девушки здесь нет.
Монгол продолжал подозрительно приглядываться к находившимся в палатке людям, и Лю Чунг сказал:
— Ортух, ты считаешь, что девушка станет скрываться в палатке безбожников?
Глыба вонючего жира выдавила из себя: «Нет!» — и плюнула в котелок, прежде чем покинуть юрту.
Лю Чунг на мгновение задержался, чтобы вымолвить с усмешкой:
— Это неблагодарная девушка, раз она покинула лагерь. Махмуд не обратил внимания на плевок, продолжая есть, но его помощника передернуло, и он прошептал:
— Мустафа не голоден.
Маленький слуга взглянул на него поверх куска баранины, в который он запустил острые белые зубы.
— Второй мальчишка, тебе нужно много есть, иначе у тебя не будет сил для работы.
Уолтер позвал:
— Подойди сюда, Мустафа.
Девушка подошла к нему. Места в палатке было не много, и их колени соприкасались. Уолтер тихо начал разговаривать с ней по-гречески, моля Бога, чтобы Махмуд не понял, что он общается с «мальчишкой» не на наречье караванных троп.
— Вы меня узнали, когда я разговаривал с вами во время песчаной бури?
— Да, мой добрейший и благороднейший рыцарь. (Уолтер знал, что греки используют в речи преувеличенные комплименты.) Поэтому я послала Лю Чунга к вам за помощью.
— Вы тогда мне что-то говорили о Лондоне. Ваш отец был англичанин?
— Англичанин? — По громадным синим глазам на темном лице было видно, что ей незнакомо это слово. — Я не понимаю, что это — «англичанин».
— Мы с моим другом — англичане. Если ваш отец был из Лондона, он тоже, видимо, был англичанином. Вы сказали, что звали его Уолтер. Это был Уолтер Стендер?
Казалось, что она слыхала это имя, но она покачала головой:
— Не знаю, мой добрейший благодетель.
— Вы в этом уверены? Подумайте. Это очень важно. Девушка вновь замотала головой:
— Мне известно только, что его звали Уолтер. Он был крестоносцем, и его взяли в плен. Старый Александр, муж моей матери, купил его на рынке рабов.
— Где это было?
— Мне кажется, в Алеппо. После смерти Александра Анте-мус переехал в Антиохию. Старик Александр был очень богат, но Антемус стал еще богаче.
— Мне нужно еще кое о чем вас расспросить, но подождем, пока заснет Махмуд.
Девушка внезапно протянула вперед руку и коснулась пряди волос молодого человека. Дома он регулярно подстригал волосы, и они достигали ему до ушей. Но с тех пор, пока они жили на Востоке, волосы у него сильно отросли и стали длинными, как у отца, и завивались золотистыми локонами.
— Я никогда не видела у мужчин подобных волос, — шепнула девушка. — Они необычного цвета.
— У большинства англичан светлые волосы. У моего друга они тоже светлые.
Девушка взглянула на Тристрама. Он внимательно смотрел на них, не сводя с девушки серых глав. Постоянное солнце пустыни выбелило кончики его русых волос, и они также висели густыми прядями у него по плечам. Девушка ему улыбнулась, понимая, что молодой человек хорошо к ней относится.
— Да, — она повернулась к Уолтеру, — но они не такие, как у вас. Вы мне напоминаете бога Солнца.
Махмуд закончил трапезу. Он поднялся и бодро сказал:
— Второй мальчишка, пора чистить котелок.
Девушка поднялась и принялась за дело. Она терла котелок чистой тряпицей, а не предложенным ей конским хвостом.
— Кажется, ей ничего не известно об отце, — сказал Уолтер. — Но абсолютно ясно, что она наполовину англичанка. Сомневаюсь, чтобы мы могли что-то еще узнать о ней.
— Этого достаточно. Мне бы хотелось… — Тристрам колебался. — Мне бы хотелось быть уверенным, что ей удастся добраться до Англии. Но, наверно, это невозможно.
В палатке укрепили второй занавес, чтобы отгородить местечко для второго мальчишки. Палатка была небольшой, и когда Тристрам сразу заснул, как обычно сложив руки на груди и разбросав в стороны сильные мускулистые ноги, Уолтеру осталось совсем мало места. Махмуд тоже засыпал очень быстро. Мальчишка, видимо, страдал от хронического насморка и во сне довольно громко храпел.
Мариам шевелилась за занавеской, и Уолтер решил подождать, чтобы быть уверенным, что Махмуд не может их подслушать. Он придвинулся к занавеске и шепнул:
— Мариам.
Она сразу ответила:
— Да, мой добрейший покровитель.
Он начал с ней разговаривать, тщательно подбирая греческие слова. Уолтеру это было нелегко, потому что он изучал классический язык, а беседовать с девушкой приходилось на обычном диалекте.
— С тобой все в порядке?
— Да.
— Мы беспокоимся о тебе. Тебе не страшно? Я имею в виду завтрашний день.
Девушка ответила не сразу:
— Немного, но вам не стоит волноваться. Лю Чунг обо всем позаботился, меня встретят. Мы разработали подробный план действий.
— Ты доверяешь Лю Чунгу?
— Ему хорошо заплатили. — Девушка помолчала, и молодому человеку стало ясно, что у нее самой были сомнения в честности китайца. — Я отдала ему кольцо с прекрасным изумрудом. Когда я буду у дяди, он получит много денег.
— Ты хочешь остаться у дяди?
— У меня нет иного выбора. Я его никогда не видела, но надеюсь, что он добрый человек. Говорят, что он ненавидит Антемуса. Он весьма стар и живет в огромном доме из мрамора с семью молодыми женами. И он богат. — Она помолчала, потом со странной гордостью добавила: — Но он не так богат, как Антемус.
— Ты мне больше ничего не сможешь рассказать о своем отце?
— Я его никогда не видела, добрейший Уолтер. Он умер незадолго до моего рождения. Когда стало известно, что моя мать его любит, отца засекли до смерти. — Она говорила об этом так равнодушно, как люди рассказывают о прежних трагических событиях, которые перестали будоражить их воображение. — Мать умерла, когда я была маленькой девочкой. Я плохо ее помню, но она научила меня этим двум словам — Уолтер и Лун-дун.
Уолтер слышал, как она повернулась.
— Наверно, ей было грустно жить после того, что случилось. Но мне больше ничего не известно. Никто не желал разговаривать со мной об этом. Старый Александр был очень суровым человеком, почти таким же, как Антемус.
— У тебя отцовские глаза.
— Да, — радостно подтвердила девушка. — Все так говорят. Люди смеются надо мной, но я горжусь этим. — Вдруг у нее вновь поменялось настроение, и она злобно добавила: — Мои сестры называли меня заморской свиньей и всякими другими прозвищами. А я плевала в их противные черные глаза! Я их ненавидела!
— Всех? Никто не был добр к тебе?
— Никто. — Она заговорила громче и очень презрительно: — Они все жирные, хитрые, жадные и жестокие! Только и думают о будущих мужьях. Ничего, им еще достанутся «прекрасные мужья»! — Опять пауза, и она грустно продолжила: — Эти девушки тоже такие же. Они постоянно болтают о мужчинах. И почти все рады, что их посылают в Китай.
— У тебя нет среди них подруг?
— Только одна. Она из Константинополя. Мне ее очень жаль, потому что она обязательно понравится хану. У нее чудесные нежные глаза и великолепные волосы, к тому же она соответствует необходимым размерам. — Девушка помолчала, а потом еще тише прошептала: — Нас всех измеряли, потому что этот ужасный император так приказал. Следили за нами во время сна, чтобы узнать, не храпим ли мы, и не пахнет ли у нас изо рта. Мне это все так унизительно! И эта старуха! Она не сводила с меня глаз! Она за мной подглядывала, шпионила и все время оценивала. Она… Она нас учила отвратительным вещам.
Уолтер быстро сказал:
— Тебе пора спать.
— Я боюсь спать. Она постоянно мне снится. Иногда мне кажется, что мне от нее никуда не деться. — Потом послышался ее благодарный шепот: — Как я могу выразить вам свою признательность? Вы и ваш высокий друг так добры ко мне и вы такие храбрые! Я горжусь, что мой отец был англичанином.
Махмуд перестал храпеть и повернулся на другой бок.
— Твой дневной начальник просыпается. Доброй ночи, Мариам.
Уолтер пробудился рано и обнаружил, что ночью разделявшая их занавеска упала. Юноша сел.
Через верхнее отверстие палатки пробивался солнечный свет. Ему были слышны крики верблюдов и брань погонщиков. Начинался трудный и важный для всех день.