остальные».
Уолтер решил придерживаться разработанного плана, но его продолжали терзать разные тревоги. Он может никогда больше не увидеть Англию и свою мать. Никогда не будет бродить по зеленым лесам неподалеку от Герни и пить воду из извилистых ручейков, которые он так сильно любил. Кроме того, он никогда не заработает деньги, на что он надеялся после разговора с Баяном. Странно, но эти размышления вызывали у молодого человека мало сожалений. Неужели эта кризисная ситуация поменяла в его сознании все ценности?
Мариам тихо позвала из-за занавески:
— Уолтер?
Он подошел. На девушку падал свет очага, и он заметил, что у нее в глазах стояли слезы. И она забыла стереть с лица краску.
— Я так несчастна, — шепнула девушка. — Это все из-за меня. Уолтер, что мне делать? Наверно, существует какой-то выход!
— Тебе не стоит так волноваться. Мы удерем от них, не сомневайся: я придумал новый план. Весьма хороший план; клянусь, что все будет в порядке.
Девушка помолчала, а потом заметила:
— Уолтер, я читаю твои мысли. Ты хочешь все взять на себя? Но ты будешь в страшной опасности.
Уолтер понял, что ему лучше не рассказывать Мариам детали.
— Да, мне придется кое-что сделать самому. Прошу тебя, успокойся. Все очень просто. Я немного задержусь, чтобы Орту меня увидел, и тогда он нас ни в чем не станет подозревать. А потом я отправлюсь за вами и догоню вас еще до наступления темноты.
— Нет, нет, Уолтер. Ни за что! Нет, нет!
— Но здесь нет никакой опасности, — настаивал Уолтер. — Я уверен, что мой конь перегонит любую лошадь каравана. Единственно, я не смогу скакать в том же направлении, в каком отправитесь вы. Мне будет нужно сбить их со следа. Может пройти пара дней, прежде чем я достигну указанного нам Лю Чунгом места.
— Уолтер, я умру, если с тобой что-то случится. — Мариам заплакала, и по щекам побежали черные слезы. — Я точно знаю, что умру…
— Успокойся, ничего не случится. Ты посмотри, на что ты похожа! — Он взял край занавески и начал вытирать лицо девушки. — Если все будет хорошо, тебе больше никогда не придется краситься этой отвратительной краской. Ты только представь, как это будет здорово.
Мариам постаралась взять себя в руки.
— Почему бы тебе не попытаться заснуть? — спросила она Уолтера.
— У меня на это нет времени. Я должен все тщательно продумать.
— Можно, я посижу с тобой? Уолтер, это, может быть, в последний раз.
Уолтер вышел из палатки, как только небо начало сереть. Он внимательно посмотрел вверх и с радостью убедился, что солнца не видно.
«Это пойдет нам на пользу», — подумал он.
Внезапно ему в голову пришла страшная мысль. А вдруг он вообще больше никогда не увидит солнце!
Уже не было видно Снежных гор, тянувшихся на юге неровным зеленым и белым узором. Медленный ручеек, который по временам делал крутую петлю, начиная громче журчать, тек с севера; он пересекал караванный путь и дальше бежал точно в сторону Маньчжу. Ночью они стали лагерем неподалеку от сравнительно крупной деревни. Там, кроме юрт, были еще строения из дерева — невысокие, с глиняными крышами, без окон и печей. Перед ними был укреплен высокий шест, на котором развевались по ветру конские хвосты. К северу простиралась безбрежная равнина, но на юге можно было рассмотреть рощицу кривых деревьев. Уолтер понял, что некоторое время их передвижение не будет заметно.
Уолтер рассказал Тристраму о своем плане, но не сообщил подробностей, как и Мариам. Он опасался, что друг станет возражать.
— Я тебя знаю, Уолт, — заявил Тристрам. — Ты что-то задумал, чтобы, рискуя собой, дать нам возможность спокойно улизнуть. Я не согласен, и тебе лучше знать об этом заранее.
— Конечно, без риска не обойтись. Но существует вероятность, что мне удастся ускользнуть от них. У нас имеется вообще мало шансов благополучно выйти из данного положения, мы все об этом знаем, самое главное — это вырвать у них Мариам. И это станет твоей обязанностью.
Тристрам положил ему руку на плечо:
— Я тебе верю, но не до конца. Мы уедем, а ты должен будешь отвлекать их на себя?!
— Один из нас должен уехать, а другой — остаться. Остаюсь я.
— Мой отец — простой лучник, и хотя я провел один год в Оксфорде, все равно остаюсь простым парнем, сыном обычных родителей. И если со мной что-нибудь случится, это будет небольшой потерей. И не качай головой — ты понимаешь, что это правда. Уолт, ты сын графа, ты умный и образованный человек. Тебе удастся много достигнуть в жизни. — В лице Триса читалась твердая решимость все сделать по-своему. — Дружище, у меня есть еще одна причина: я люблю Мариам. Тебе это давно было ясно. Но Мариам любит тебя. Она этого не скрывала. Я не уверен в том, как ты к ней относишься, но… нет никаких сомнений, что с ней должен отправиться именно ты.
— Друг мой, если все, что ты сказал, — правда, то остаться должен именно я. Только я смогу выполнить задуманное. Ты очень храбр и решителен, но все равно ты не сможешь этого сделать.
— Почему ты все сам решаешь? — раздраженно спросил Трис. — Что в твоем плане такого, чего я не сумею?
Уолтер взглянул Тристраму прямо в глаза:
— Я совершу то, чем гордился бы твой учитель Роджер Бэкон. Трис, тебе не помогут никакие наставники. Только мне известно, как и где это можно сделать.
Лицо Триса выражало сомнения. Ему не хотелось соглашаться, Уолтер его не убедил.
Лагерь пробудился. Всадники засновали взад и вперед с бешеной скоростью, отдавая приказания от имени Баяна. Юрту разобрали, и Махмуд спешно паковал веши. Лю Чунг подъехал на высоком верблюде и сообщил слабым голосом, что солнце отказывается освещать их удивительное приключение. Лицо у него было очень мрачным. Мариам снова намазалась черной краской. Она помогала Махмуду и каждую минуту, волнуясь, погладывала на мужчин.
Уолтер искал Орту, но Заика пока еще не показывался.
Тристрам спросил недовольным тоном:
— Уолт, ты во всем уверен? Мы действительно должны сделать так, как ты говоришь?
— Да, я в этом абсолютно уверен.
Раздался сигнал, заревели верблюды, потому что погонщики стали их колотить, чтобы животные побыстрее поднимались на ноги. Монголы были уже в седлах и вопили изо всех сил: «Худелху!»
Пора. Уолтер почувствовал, как сильно бьется сердце. У него не оставалось надежды, что он когда-нибудь снова увидит своих друзей. Молодой человек боялся, что они смогут прочитать по лицу его истинные чувства, и, отвернувшись, начал изучать расстилавшуюся перед ними дорогу. Она тянулась по равнине к северо-востоку. Уолтер подумал, что это для них лишний плюс.
— Если мне не удастся догнать вас, езжайте в Кинсай, — шепнул он Трису. Пошарив в поясе холодными пальцами, Уолтер отыскал там второе письмо, которое передал ему Ан-темус.
— Доставь его купцу Сун Юнгу в Кинсае. Он вам поможет до моего приезда. Чтобы добраться туда, вам придется положиться на Лю Чунга.
Они крепко пожали друг другу руки.
— Трис, ты мой самый лучший друг, — сказал Уолтер.
— Не делай этого, Уолт. Я все понимаю и всегда верил тебе на слово… Если… если все пойдет не так, надеюсь, что Отец Небесный позволит нам встретиться в лучшем мире.
Уолтеру предстояло трудное прощание. Он подошел к Мариам.
— Все решено? — спросила она, продолжая паковать вещи. — Ты остаешься?
— Ненадолго. Очень скоро я тоже уеду со всей скоростью, на какую только способен мой конь.
Девушка выпрямилась.
— Я не стану плакать, — тихо сказала она, — иначе размажется краска. Нельзя, чтобы она потекла, правда? Но я знаю… я знаю, что никогда больше тебя не увижу! — Мариам не могла больше сдерживаться, и на глазах показались слезы. — Уолтер, я так тебя люблю!
Уолтер проехался вдоль строя, пытаясь как бы невзначай встретиться с Заикой. Наконец он увидел Орту и поскакал рядом с ним.
— У меня есть чужой кинжал, — сказал он.
Казалось, Орту успокоился, увидев молодого человека. Он ухмыльнулся.
— Это кинжал Орту, — ответил он, помолчав. — У Орту острый глаз. Он многое видит.
— Орту желает получить кинжал обратно?
— Вскоре Орту придет в юрту христианских псов. Он может много чего сказать. Грязные сыны Запада должны ждать Орту.
Уолтер поскакал вперед. Ему повезло, потому что, когда он подъехал к повозке с компасом, за ней следовало несколько запасных коней, за которыми приглядывали двое мрачных слуг. Он соскочил с седла и отдал поводья слугам. Никто из охранников не обратил внимания, что он открыл заднюю дверцу повозки и вскочил внутрь.
Уолтер сразу почувствовал резкий запах наркотика. Старик китаец валялся под столом. Тощую фигуру прикрывало одеяло. Он лежал с широко открытыми глазами, но взгляд был бессмысленным и неподвижным.
«Он находится под воздействием наркотика», — подумал Уолтер.
Старик тем не менее сделал то, что от него требовалось, — привязал рычаг веревкой, чтобы повозка не сбивалась с заданного направления. Уолтер отвязал веревку.
Уолтер легонько сдвинул рычаг на парочку сантиметров: он решил, что станет перемещать его постепенно. Ему следовало быть очень осторожным, чтобы ни один внимательный взгляд в караване не обнаружил, что они сбились с курса.
Спереди в повозке было отверстие, через которое можно было следить за дорогой, но в данный момент Уолтеру мешала ясно видеть нога погонщика. Он слышал, как монгол бормотал:
— Я Хулун, хороший человек! Я Хулун, хороший человек! Если я хороший человек, почему тогда мне приходится везти эту вонючую деревянную повозку и указывать путь этому вонючему стаду?!
Уолтер терпеливо ждал и через большие промежутки времени тихонько поворачивал рычаг. Каждый поворот означал, что вытянутая наверху рука вместо того, чтобы указывать на юг, медленно отклоняется к востоку, и, значит, караван, следующий за ней, начинает менять направление, двигаясь к северу. А тем временем Тристрам вел свой небольшой отряд прямо на юг. Теперь каждое пройденное