Черная смерть. История самой разрушительной чумы Средневековья — страница 39 из 70

.

В работе «О термоядерной войне», еще одном памятнике литературы о холодной войне, теоретик Герман Кан оценивает уровень потерь в 50 процентов в случае применения ядерного оружия обеими сторонами как недопустимо высокий[484]. В 1348 году в маленьком Авиньоне скончался каждый второй житель.

Глава VIIНовый галенизм

Париж, лето 1348 года

В Париж, в котором насчитывалось восемьдесят четыре врача, двадцать шесть хирургов общего профиля и девяносто семь цирюльников, чума пришла в один летний день, задержалась больше чем на год и побудила сорок шесть магистров медицинского факультета Парижа написать одну из самых известных научных работ о Черной смерти[485].

Средневековую медицину часто рассматривают как разновидность средневековых пыток, но чума пришла в эту область науки в важный поворотный момент. За пределами монастырей, где все еще учили по нескольким сохранившимся классическим трактатам о флеботомии (кровопускании), акушерстве и пульсе, медицина в раннем Средневековье представляла собой некое сочетание народной мудрости, магии, суеверий и ремесла. В той степени, в которой практикующий врач девятого века занимался профессиональной рефлексией, он считал себя ремесленником, как плотник или мясник, и, по сути, им и являлся. Специализированные термины, такие как «врач» и «хирург», не существовали до десятого века, а официальных медицинских школ не было почти до тринадцатого века. В период раннего Средневековья единственным отдаленно научным доступным инструментом было то, что мы могли бы назвать анализом мочи. Целитель нюхал и визуально оценивал мочу пациента, а затем ставил диагноз. Один немецкий целитель был настолько искусным в этой процедуре, что, когда герцог Баварский попытался выдать мочу беременной служанки за свою собственную, целитель объявил, что «в течение недели Господь совершит неслыханное чудо и герцог родит сына!»[486].

По сравнению со своими несведущими предшественниками практикующий врач четырнадцатого века был образцом просвещенного научного профессионализма. Как заметил Чосер в «Кентерберийских рассказах»:

Нигде нет лучшего специалиста

По вопросам медицины и патологии.

Ведь он руководствуется астрологией;

Лечит своих пациентов с помощью самой современной медицины,

Используя свои навыки в области природной магии;

Он знал, какое время будет наиболее благоприятным,

Чтобы все его лекарства максимально быстро подействовали.

И еще:

Он знал труды великих древних умов,

Греческих, римских, даже арабских.

Он читал и Асклепия Грека,

И Диоскорида, чья критика наркотиковверна до сих пор. Руфа Эфесского тоже он читал,

И Гиппократа, и Хейли – всех он знал.

Гален, Серапион и Разес, все

Их учебники мог вспомнить он сразу…[487]

Медицинский работник, описанный Чосером, был, как купец и нотариус, продуктом новых городов, где процветание и рост населения создали живой спрос на медицинское обслуживание. «Лучшего специалиста» в сфере медицины выгодно отличало так называемое «научное» обучение, которое высмеивал Чосер[488]. Новый галенизм, как часто его называли, был основан на новой интерпретации и расширении классической медицины арабскими врачами, такими как Авиценна («Канон»), Хали Аббас («Пантегни») и Разес. У европейских ученых, привыкших к ситуативному, ремесленному характеру западной медицины, труды арабских врачей, которые начали переводиться в конце XI века, вызвали удивление. Опираясь на Аристотеля, Гиппократа и особенно Галена, арабы превратили медицину в сложную интеллектуальную дисциплину. Подобно древним западным областям науки, таким как право и теология, арабо-греческая медицина имела объединяющий набор философских принципов, логическую, последовательную структуру и интеллектуальное постоянство информации. Благодаря теории о четырех жидкостях, созданной Гиппократом и расширенной и развитой Галеном, искусные арабы могли объяснить что угодно, от язвы и эпидемий до опасностей горячего влажного воздуха. Талантливые арабские врачи также познакомили Запад с рядом новых интересных диагностических методов, в том числе с фирменным инструментом средневекового врача – астрологией. В трактате начала тринадцатого века под названием De urina non visa – «О невидимой моче» – Уильям Английский заявил своим коллегам, что теперь они могут обойтись без анализа мочи, поскольку астрология сделала этот метод исследования устаревшим. Умея толковать звезды, утверждал Уильям, можно сказать, что содержится в моче пациента, не исследуя ее[489].

Однако при всей своей серьезной научной обоснованности у нового галенизма были некоторые существенные недостатки. Наиболее выраженным из них было типично средневековое почитание авторитета, особенно древнего авторитета, в отношении какого-либо исследуемого вопроса. На практике это означало, что, хотя медицинский работник новой формации, описанный Чосером, знал много трудов «великих древних умов» и о том, как их потомки, такие как «Авиценна, Аверроэс, Иоанн Дамаскин и Константин»[490] трактовали их, его профессиональные знания в области медицины, по сути, основывались на идеях, которым была уже одна, а то и две тысячи лет. Средневековые студенты-медики очень мало изучали что-то новое, было мало практики, мало возможностей вести непосредственные научные наблюдения. Курсы анатомии предлагались во многих медицинских школах, но поскольку вскрытие не одобрялось церковью, студенты должны были изучать анатомию человека, наблюдая, как препарируют свинью.

Сами медицинские школы были побочным продуктом нового галенизма. Первое официальное академическое медицинское обучение было предложено в городе Салерно на юге Италии, где впервые были переведены труды арабских медиков. Сто пятьдесят лет спустя медицинские школы были открыты в Монпелье, Болонье, Оксфорде, Кембридже, Падуе, Перудже и Париже. И хотя у каждого учреждения был свой индивидуальный стиль – в Париже был известный факультет астрологии, в Монпелье большое количество еврейских учеников, – во всех школах обучение длилось от пяти до семи лет, и преподавалась программа, основанная на новом галенизме[491].

Наряду с обширной подготовкой медицинский работник новой формации, описанный Чосером, в XIII веке приобрел еще один атрибут современного врача – лицензию, получаемую, как и сегодня, путем сдачи экзамена. Сторонники повышения профессиональной квалификации в медицине назвали лицензирование важной мерой общественного здравоохранения. Это, – постановил медицинский факультет Парижского университета, яро пропагандировавший лицензирование, – предотвратит «позорную и наглую узурпацию» профессии неподготовленными и плохо обученными людьми. Но лицензирование, создаваемое во благо общественного здравоохранения, обернулось в большей степени профессиональной и экономической гегемонией – ведь лицензия позволяла врачам доминировать над целителями, лечившими по старинке, которые все еще оказывали основную часть медицинской помощи[492].

Небольшой вехой на пути врачей к профессиональному господству стало судебное разбирательство 1322 года над парижской целительницей по имени Жаклин Фелиси. Несмотря на отсутствие официального медицинского образования, мадам Фелиси, одна из многочисленных практикующих женщин-целительниц средневекового Парижа, очевидно, обладала природным даром к медицине. Во время судебного разбирательства несколько бывших пациентов выступили для дачи показаний в ее пользу, в том числе некий Иоанн Сент-Омарский, который сообщил епископскому суду, что во время его недавней болезни мадам Фелиси навещала его несколько раз и отказывалась брать плату до тех пор, пока он не вылечился. Иоанн назвал это беспрецедентным по своему опыту общения с врачами. Среди других свидетелей защиты был еще один Иоанн, Иоанн Фабер, который свидетельствовал, что мадам Фелиси лечила его «какими-то зельями, одно из них было зеленого цвета», и служанка по имени Иво Телоу, лихорадку у которой не могли вылечить несколько врачей с университетским образованием. Мадемуазель Телоу сообщила епископскому суду, что после тщательного медицинского осмотра мадам Фелиси прописала «стакан прозрачной жидкости со слабительным эффектом»[493]. Вскоре после этого загадочная лихорадка у молодой женщины прошла.

Главным свидетелем обвинения был Иоанн Падуанский, суровый старик, бывший медицинский советник Филиппа Красивого. Судя по его высказываниям, Иоанн, казалось, считал, что мадам Фелиси стоит вынести обвинительный приговор только на основании того, что она женщина. Женщинам уже запретили заниматься законом, негодовал Иоанн. По его мнению, стоило как можно скорее ограничить их допуск к занятию такой серьезной профессией, как медицина![494]

2 ноября 1322 года мадам Фелиси была признана виновной в нарушении указа, запрещавшего целителям, не имеющим лицензии, осматривать пациента, назначать лекарства или выполнять другие манипуляции в отношении пациента, кроме как под руководством получившего университетское образование, лицензированного врача. Это решение суда стало крупной победой Парижского медицинского факультета, главного создателя нового иерархического медицинского строя, имеющего форму пирамиды. На вершине находилась относительно небольшая группа врачей с университетским образованием, они практиковали то, что мы назвали бы терапией. Под ними были хирурги общего профиля, у которых обычно не было академической подготовки, хотя ситуация в этом плане начинала меняться. К началу четырнадцатого века хирургия начала преподаваться в медицинских школах. Хирург лечил раны, язвы, абсцессы, переломы и другие заболевания конечностей и кожи. Под общим хирургом находился цирюльник, своего рода фельдшер, который мог проводить несложные операции, включая кровопускание, постановку банок и пиявок, а также стрижку волос и вырывание зубов. Далее шли аптекарь и эмпирик, которые обычно специализировались на одном заболевании, таком как грыжи или катаракта. В самом низу пирамиды находились тысячи целителей, не имеющих лицензии, такие как мадам Фелиси