Чтобы зафиксировать свое новое положение в обществе, врачи за несколько десятилетий до чумы стали придерживаться более профессиональных, то есть авторитетных правил поведения, соблюдать кодекс врачебного поведения. Категорически «нельзя» в новом медицинском этикете было ставить под угрозу свое профессиональное достоинство, приходя к пациентам с целью навязать свои услуги. «Ваш визит означает, что вы отдаете себя в руки пациента, – предупредил Гульельмо да Саличето, – а это полная противоположность тому, что вы хотите сделать, – заставить его самого рассказать вам свои жалобы»[496]. Категорически «можно», согласно новому этикету, было проводить комплексный медицинский осмотр при первом посещении. Осмотр должен включать в себя не только общий анализ мочи, но и подробную историю болезни, а также анализ запаха изо рта пациента, цвета кожи, мышечного тонуса, слюны, пота, мокроты и стула. Некоторые врачи также составляли гороскоп пациента при первом посещении. Еще одним кардинальным «нельзя» в новом этикете была диагностическая неопределенность. Даже в случае сомнений, говорил Арно Вилланова, врач должен выглядеть и действовать авторитетно и уверенно. Сомневающемуся врачу Арно рекомендовал прописать больному любое лекарство, «которое может принести пользу, но в котором вы уверены, что оно не нанесет вреда». В качестве альтернативы он советовал «сказать пациенту и его семье, что вы прописываете тот или иной препарат, чтобы вызвать то или иное состояние у пациента, чтобы они всегда ожидали какого-то изменения»[497]. Третьим «нельзя» в новом этикете было многословие. Сдержанность, особенно в сочетании с серьезностью, придавала врачу авторитет. По словам одного ученого, врач, который обсуждает свои медицинские умозаключения с пациентом и его семьей, рискует позволить им думать, что они знают столько же, сколько и он, и это может сподвигнуть их отказаться от его услуг.
Однако врача, получившего университетское образование, делало такой впечатляющей фигурой в глазах обывателя не только его властное поведение у постели больного, но и владение тайнами галенизма. Его отличительным принципом была теория о четырех жидкостях (гуморах). Для древних греков – а именно их мышление во многом определяло средневековую медицину – число четыре, как и атом, было универсальным строительным блоком. Греки считали, что все в мире основывается на числе четыре. В физическом мире четырьмя базовыми элементами были земля, воздух, вода и огонь. В человеческом теле четырьмя жидкостями были кровь, черная желчь, желтая желчь и мокрота. Важным элементом гуморальной теории были четыре свойства всех материй: горячее и холодное, мокрое и сухое. Таким образом, кровь была горячей и мокрой, черная желчь – холодной и сухой, желтая желчь – горячей и сухой, а мокрота – холодной и мокрой[498].
В книге «О природе человека» Гиппократ писал, что «здоровье – это, прежде всего, то состояние, в котором [четыре] составляющих элемента [то есть четыре гумора] представлены в правильной пропорции относительно друг друга, как по количеству, так и по качеству, и находятся в верном сочетании. Боль появляется тогда, когда одно из веществ пребывает в недостатке или избытке, либо отсутствует в организме и не смешивается с другими»[499].
Теория о загрязненном или зараженном воздухе также сыграла важную роль в средневековом галенизме. Плохой воздух был опасен, потому что мог нарушить баланс телесных жидкостей, а особенно опасен был горячий и влажный воздух, поскольку высокая температура и влажность разрушали жизненную силу, сконцентрированную вокруг сердца. Инфицирование было побочным продуктом загрязненного воздуха. Люди заболевали от вдыхания не микробов, переносимых по воздуху, а ядовитых паров, исходящих от больных тел.
В новых медицинских школах, таких как Парижский университет, студенты изучали, что землетрясения, непогребенные трупы, разлагающиеся тела, стоячая вода, плохая вентиляция и даже яды могут заразить воздух. Но в случае эпидемий, от которых страдали сотни тысяч людей в удаленных друг от друга местах, считалось, что инфекция возникла в результате какого-то глобального нарушения, например, неблагоприятного парада планет. Движение Луны четко контролирует приливы. Следовательно, полагал средневековый (и древний) человек, качество воздуха также должно зависеть от движения и циклов планет[500].
Compendium de epidemia per Collegium Facultatis Medicorum Parisius – в этом трактате парижских медиков о чуме приводятся примеры того, как новая медицина использовала астрологию и теорию о зараженном воздухе для объяснения происхождения эпидемии.
Согласно Компендиуму, «главной причиной этой эпидемии была и остается конфигурация небес, [которая сформировалась] в 1345 году, в час после полудня 20 марта, [когда] произошло крупное столкновение трех планет в знаке Водолея». По мнению средневековых ученых, это столкновение вызвало «смертоносное заражение воздуха», и Марс и Юпитер, две из трех планет, участвовавших в столкновении, сыграли особенно важную роль в этом заражении. «Юпитер, влажный и горячий, вбирает в себя ядовитые пары с Земли и Марса, горячего и сухого, затем он воспламеняет эти пары, и в результате в воздухе возникают искры от молний, ядовитые пары и огонь»[501].
Вторая глава Компендиума объясняет, как эти астрологические изменения привели к чуме. «Случилось так, – объясняли ученые, – что большое количество пара, отравленного на момент столкновения планет, смешалось потом с воздухом и было разнесено многократно повторяющимися порывами ветра во время диких южных штормов. Этот испорченный воздух при вдыхании обязательно проникает в сердце и разрушает там дух человека, а жар, в свою очередь, разрушает жизненную силу».
Как и многие современники, парижские ученые считали, что чрезвычайные экологические потрясения 1330-х и 1340-х годов – череда землетрясений, наводнений, приливных волн, проливных дождей и ветров, а также безвременья – были важным фактором возникновения чумы. «Опыт, – заявляли ученые, – говорит нам, что какое-то время сезоны не сменяли друг друга должным образом. Прошлая зима была не такой холодной, как должна была быть, из-за сильного дождя. Лето было поздним, не таким жарким, как должно быть, и очень влажным. Осень тоже была очень дождливой и туманной. Именно потому, что здесь весь год – или бо́льшую его часть – было тепло и влажно, воздух стал опасен. Не по сезону теплый и влажный воздух и есть свидетельство наступившей эпидемии»[502].
Как люди могли защитить себя от чумы?
Столкнувшись с первым серьезным кризисом общественного здравоохранения, новый галенизм был полон идей относительно чумы. Между 1348 и 1350 годами об этой болезни было написано двадцать четыре трактата, большинство из которых были составлены людьми, получившими медицинское образование[503]. Подобно Компендиуму парижских ученых, некоторые из трактатов описывали общую картину эпидемии, в других давались практические советы, как оставаться здоровым. Двумя примерами этому являются «Описание и лекарства для предотвращения болезни в будущем» Ибн Хатима, мусульманского врача, жившего на Гренаде, и Consilia contra pestilentium, трактат итальянского врача Джентиле да Фолиньо. Одно сочинение о чуме, «О суде над Солнцем на банкете Сатурна» Симона из Ковино, было написано в стихах, тогда как другие, такие как «Очень полезное исследование ужасной болезни» и «Мор этих лет – следствие божественного гнева?» описывают некоторые ужасные подробности того времени.
Большинство авторов, писавших о чуме, в разной степени были согласны с мусульманским врачом Ибн аль-Хатибом, который описал этот недуг как «острую болезнь, сопровождающуюся, как правило, лихорадкой, ядовитую по своей природе, которая в первую очередь поражает жизненно важный орган [сердце] через воздух, распространяется по венам и отравляет кровь и определенные жидкости в организме, из-за чего появляются лихорадка и кровохарканье»[504].
Кроме того, ученые сошлись во мнении, что лучшая защита от чумы – это стараться вести здоровый образ жизни, и прежде всего это означает избегать зараженного воздуха. Но как? Один из способов, как говорили парижские ученые, – избегать топей, болот и других стоячих водоемов, где воздух плотный и влажный. Другой способ заключался в том, чтобы держать окна, выходящие на север, открытыми, чтобы впускать хороший воздух, то есть прохладный и сухой, а окна, выходящие на юг, наоборот, закрывать, чтобы не впускать внутрь плохой воздух, то есть теплый и влажный. Для большей безопасности парижские ученые также рекомендовали застеклить или заделать окна воском с южной стороны. По словам Ибн Хатимы, в случае с чумой, как и при сделках с недвижимостью, главным являлось местоположение. По словам мусульманского врача, жить в городах, где побережье выходило на южную сторону, было опасно. Причина? Лучи солнца и других звезд отражались от моря, окутывая такие города теплым влажным воздухом. Также следовало избегать городов, обращенных к южному полюсу, особенно если они ничем не защищены с южной стороны. Города, смотрящие на восток или запад, находились в середине шкалы риска, хотя западная ориентация, подверженная сырости, считалась более опасной, чем восточная[505].
Врач по имени Джон Колл проявил настоящее новаторство в вопросе отравленного воздуха. Отмечая, что «почти весь обслуживающий персонал, следящий за уборными, а также работающие в больницах и других зловонных местах, должны считаться невосприимчивыми к болезни», Джон утверждал, что лучшим противоядием от отравленного воздуха был еще более отравленный воздух. Одна из самых сюрреалистичных картин, возникших в эпоху Черной смерти, – это группы людей, сидящие на краях городских уборных и вдыхающие ядовитые пары.