Невозможно точно сказать, когда именно в 1348 году чума лопнула пузырь английского изобилия, но в первые месяцы года страна все еще пребывала в настроении, которое можно было назвать «такое-здесь-не-может-случиться». В январе и феврале, когда в Авиньоне закончились места на кладбищах, Эдуард находился в Виндзоре: наблюдал за реконструкцией часовни и жеманно уклонялся от переговоров с немцами, которые, как говорили, хотели предложить ему императорскую корону. Тем временем его подданные бесстыдно расхаживали по английским деревням в украденных из Франции военных трофеях. «Не было ни одной знатной дамы, которая не получила бы свою долю добычи из Кале, Кана и других мест по ту сторону Ла-Манша»[544], – писал Уолсингем. Настроение «такое-здесь-не-может-случиться» усиливалось тем, что чума бушевала именно во Франции, а островные англичане считали французов странными даже для иностранцев. Как точно заметил один средневековый английский писатель, среднестатистический француз женственен, у него смешная походка, и он много времени тратит на прическу[545].
Трудно сказать, что именно изменило настроения англичан. Возможно, это были дожди, принявшиеся лить в начале лета. Во второй половине 1348 года «почти не было дня без дождя, шедшего днем и ночью»[546]. Может быть, всматриваясь одним майским или июньским днем в покрытый туманом пролив, англичане вдруг почувствовали первую дрожь от страха. Или, скорее всего, это произошло в конце весны. Когда над почти каждым городом на французской стороне канала взметнулся черный флаг, опасность стало уже невозможно игнорировать – даже жителям острова, привыкшим считать себя особенными.
Лето 1348 года, как и лето 1940 года, когда шла битва за Британию, было временем тяжелых философских рассуждений. «Жизнь людей на земле – это война»[547], – заявил епископ Йоркский в июле. Месяц спустя епископ Бата и Уэллса предупредил своих соотечественников, что апокалипсис близок. «Катастрофическая эпидемия с востока достигла соседнего королевства [Франции], и следует опасаться, что, если мы не будем искренне и непрерывно молиться, подобная эпидемия протянет свои ядовитые ветви и к нашему королевству»[548].
Мы не знаем, как много людей последовало совету епископа, но, сколько бы молитв англичане ни возносили небесам тем дождливым летом 1348 года, этого было недостаточно. В следующие два года Англия переживет самую страшную катастрофу за свою долгую историю. По словам Джона Форда, драматурга из Кейп-Элизабет, между 1348 и 1350 годами,
Одна новость сменяла за другую —
И все они были о смерти, смерти и смерти[549].
В течение этих двух лет примерно 50 процентов населения Англии погибло от чумы[550][551].
Ирландскому монаху Джону Клинну казалось, что настал конец света. В 1349 году, когда, по его мнению, должен был наступить судный день, Клинн писал: «В ожидании смерти среди мертвых я взял на себя обязательство написать о том, что я действительно слышал и видел своими глазами, на случай, если кто-то выживет»[552]. Учитывая величину страха, слухов и беспорядка в Англии летом 1348 года, становится понятным, почему в средневековых записях упоминается несколько мест высадки Y. pestis на английском побережье – Бристоль на западе, Саутгемптон и Портсмут вдоль побережья пролива Ла-Манш и даже север Англии[553]. Однако очень много исторических свидетельств указывает на Мелкомб, небольшой порт на юго-западном побережье Ла-Манша, как на наиболее вероятную первоначальную точку высадки. Мелкомб упоминается в средневековых записях чаще, чем любой другой порт, в том числе в хронике Малмсберийского аббатства, в которой говорится, что «в 1348 году, примерно в День Святого мученика Фомы [7 июля], жестокая эпидемия, которую будут проклинать еще долго, пришла из стран за морем к южному побережью Англии в порт Мелкомб в Дорсете»[554]. В Хрониках седого монаха также говорится, что «в 1348 году два корабля причалили в Мелкомбе, в Дорсете, в день летнего солнцестояния. Они заразили жителей Мелкомба, которые стали первыми жертвами чумы в Англии»[555].
Сегодня Мелкомб является частью Уэймута, милого курортного городка на побережье пролива, славящегося архитектурой эпохи Регентства, яркими магазинчиками на побережье, высокими скалами и своей историей. Мемориал в честь «Дня Д» в гавани увековечивает память тысяч молодых американцев, которые покинули город дождливым июньским утром 1944 года и отправились на пляжи Нормандии, а мемориальная доска около доков посвящена отъезду в 1628 году в экспедицию в Новый Свет Джона Эндикотта, основателя колонии Сейлем и первого губернатора Новой Англии. Однако самое известное местное историческое событие, возможно, произошло на северном берегу реки Уэй, протекающей через современный город, в честь которой и назван Уэймут. В Средние века плоская насыпная равнина над северным берегом была занята городом Мелкомб, название которого означает «долина, где добывали молоко», или, проще говоря, «плодородная долина», и который, по-видимому, был основан дуротригами, кельтским племенем, поселившимся на побережье Дорсета.
В 1340-х годах Мелкомб, вероятно, был больше и богаче, чем средневековый Уэймут, который теснился на узкой полоске земли между южным берегом реки Уэй и крутыми скалами Дорсет – складывалось впечатление, что городок вот-вот рухнет прямо в Ла-Манш. У Мелкомба был более многочисленный флот, чем у Уэймута, там располагался многолюдный торговый квартал, тянувшийся вдоль Бакерес-стрит, а еще жил один из самых богатых людей графства Дорсет, Генри Шойдон, который в 1325 году заплатил целых сорок шиллингов налогов. Судя по карте четырнадцатого века, во времена Шойдона в Мелкомбе также была пристань, где причаливающие корабли выгружали товар. Сегодня Уэймут – это богатый современный город, наводненный японскими туристами с фотоаппаратами, подростками в футболках и элегантными молодыми парами из Лондона. Тем более трудно представить, как в один летний день 1348 года, когда небо казалось тяжелым от дождя, к причалу пришвартовались одно или несколько судов, несущих на себе «смерть, смерть и смерть».
Судно – или суда, – вероятно, возвращались из Кале, места недавних ожесточенных столкновений между французами и англичанами[556]. После выступления на Париж в начале августа 1346 года и разгрома французских войск, намного превосходивших англичан по численности, в битве при Креси, Эдуард повернул на север и напал на Кале – обнесенный стеной город с населением около двадцати тысяч человек. Столкновение произошло на месте, которое осталось от перешейка, соединявшего Британию с континентом до конца последнего Ледникового периода. Когда бои вокруг города переросли в жестокую осаду, маленький Мелкомб оказался не в последний раз втянутым в грандиозные исторические события по ту сторону пролива. Сохранившийся до наших дней королевский приказ от 1346 года свидетельствует о том, что Эдуард потребовал от города двадцать кораблей и 246 моряков для поддержки английских войск в Кале[557]. Некоторые мужчины из Мелкомба, возможно, год спустя даже были свидетелями одного из самых ярких моментов в истории Франции. Комитет лидеров Кале, Шесть бюргеров, пришли в английский лагерь и предложили свою жизнь в обмен на то, что Эдуард согласится пощадить их сограждан. Летописец Жан ле Бель говорит, что англичане были настолько тронуты храбростью бюргеров, что «не осталось ни лорда, ни рыцаря, кто не расплакался бы от жалости»[558].
Даже если Мелкомб был не первым английским городом, в который пришла эпидемия, его связи с Кале, вероятнее всего, сделали его вторым или третьим по счету. Судя по имеющейся у нас информации о чуме, Кале летом 1348 года должен был быть полностью охваченным этой болезнью. Тесный и обнесенный стеной, Кале только что вышел из одиннадцатимесячной осады. Следовательно, когда летом 1348 года в него пожаловала Y. pestis, он был наводнен грязью, крысами и истощенными людьми. Вдобавок к этому англичане отправляли домой огромное количество «освобожденных» французских военных трофеев. «Тем летом английские дамы с гордостью носили французские наряды», а в английских домах появились французские «меха, подушки, белье, одежда и простыни»[559]. Неизбежно на некоторых из «освобожденных» предметов, отправляемых домой, были инфицированные блохи. Кроме того, зараженные чумой крысы, скорее всего, проскользнули в трюмы нескольких мелкомбских кораблей, плывущих из Кале.
Но каким бы путем ни пришла эпидемия в город, к концу лета 1348 года единственное, что можно было услышать в Мелкомбе, – это стук дождя по соломенным крышам и рев прибоя, вздымающегося над скалами. Те крохи информации о судьбе города, которыми мы сейчас располагаем, были добыты лишь путем логических выводов. В начале 1350-х годов Эдуард заявил, что остров Портленд, расположенный к югу от Англии, «так обезлюдел из-за перенесенной эпидемии, что оставшиеся на нем жители не могут защитить его от наших внешних врагов»[560]. Последующее присоединение Мелкомба к Уэймуту позволяет предположить, что он пострадал еще сильнее. Маловероятно, что гордые горожане согласились присоединиться к меньшему по размерам и исторически менее значимому Уэймуту, если бы Мелкомб не ослаб настолько, что уже не мог сам себя обеспечивать.