Несомненно, среднестатистический англичанин боялся чумы так же, как самый обычный флорентинец или парижанин, но благодаря таким чертам английского характера, как невозмутимость и сдержанность, волнения среди населения, подобные тем, что были в Винчестере и Йовиле, и карантины, как в Глостере, случались сравнительно редко. На каждого английского «сына погибели», охваченного страхом, приходилась дюжина Джонов Ронвиков: твердых, сдержанных людей, которые игнорировали опасность и спокойно занимались своим делом. Как заметил один английский историк, «Друзья и родственники умирают в большом количестве»[602], но средневековые англичане общаются друг с другом, даже несмотря на возможность заражения, в прежнем ключе.
Роневик был смотрителем – или управляющим – в одном из более сорока поместий в сотне[603] Фарнхем, принадлежавших епархии епископа Эдендона в Винчестере. О личной жизни Джона известно немного, но благодаря средневековым документам мы можем составить представление о том, как он выглядел и говорил. Подобно современным немцам или испанцам, средневековые англичане растягивали гласные, поэтому, если Джон хотел сказать доярке в Фарнхеме: «Мне нравится луна», он сказал бы: «Мне нра-а-а-вится луна-а-а-а». Джон, вероятно, не очень любил наряжаться – в его гардеробе, скорее всего, был один комплект из четырех основных предметов: кальсоны (нижнее белье), рейтузы, рубашка и кертл, универсальная верхняя одежда. По ночам, когда он собирался на свидание к доярке, мать Джона утюжила его единственную рубаху «гладилом» – тяжелым предметом с плоскими стенками, который она сначала накаливала на огне. Как и многие его современники, Джон, вероятно, спал без одежды. Эта распространенная средневековая привычка, должно быть, значительно облегчила работу X. cheopis, крысиной блохе, и P. irritans, блохе человеческой. Поместье Фарнхем, которым управлял Джон, находилось в самом благоприятном районе Великобритании. Этот регион, простирающийся от юга Шотландии до юга Англии, является одним из самых плодородных регионов мира. Только Украина и некоторые районы западной Канады и США могут похвастаться таким же удачным сочетанием хорошей почвы и мягкого климата. Сегодня бо́льшая часть этого английского региона похоронена под широкими городскими улицами и мини-маркетами, но во времена Джона это было бескрайнее золотое море пшеницы и ячменя, перемежающееся аккуратными рядами деревьев и живописными деревушками, где проживало от 30 до 40 семей. Каждый дом был похож на соседний – соломенная крыша, деревянный каркас и глинобитные стены – и каждая деревня была своим отдельным маленьким островком в огромном, вздымающемся море зерна.
Летом 1347 года – за год до пришествия чумы – дела в Фарнхеме шли лучше, чем в последние несколько десятилетий. У епископа Эдендона, возможно, был несдержанный характер, но в XIV веке имения, находившиеся в его ведении, были одними из немногих мест в Англии, где урожайность снова приближалась к уровню XIII века[604]. На деревенских столах стало больше свежего мяса и эля, а многие из досадных старых феодальных повинностей начали исчезать. В каком-то смысле даже произошел реванш за события 1066 года. По мере приближения середины столетия разговорный английский, язык обычных людей, таких как Джон, вытеснил французский, язык, на котором говорили норманнские завоеватели 1066 года, официальный язык английской аристократии и правительства. В четырнадцатом веке ученый Джон Тревиза заметил, что теперь английские аристократы, многие из которых были потомками нормандцев, знали «французский не лучше, чем их левая пятка».
Имея в своем ведении несколько тысяч акров земли и три-четыре тысячи душ, Джон Ронвик фактически управлял крупным агробизнесом. В книге XI века под названием «Герефа» перечислены основные обязанности управляющего – организация сельскохозяйственных работ и содержание поместья, но человек вроде Джона должен был также знать, как все устроено в поместье: он помогал собирать ренту, налоги и сборы, причитающиеся лорду. Однако в «Герефе» ничего не было сказано о проблемах, с которыми Джон столкнулся осенью 1348 года, когда эпидемия пришла в Фарнхем.
Интересны сроки появления Y. pestis. Фарнхем находится к востоку от Дорсета и Уилтшира, недалеко от границы между Хэмпширом и Сурреем, но первые случаи смерти от чумы в поместье зафиксированы примерно в то же время, что и в этих более западных графствах. Такое совпадение предполагает два варианта развития событий: либо в Суррей чума попала независимо от других городов, возможно, по морю, либо жители Средневековья, такие как епископ Эдендон, недооценивали, насколько быстро чума распространялась по побережью. 24 октября, когда епископ держал в Винчестере свою речь о «голосе в Раме», примерно в двадцати пяти – тридцати милях к востоку, на подступах к Фарнхему уже были или вот-вот должны были произойти первые два случая заражения чумой. Согласно спискам поместья за 1348 год, в октябре умерли двое арендаторов. В ноябре еще трое, а в декабре – восемь человек. В январе число погибших снизилось до трех, а в феврале – до одного. Дождь, холод и стремительный забег по зимнему английскому побережью заставили Y. pestis выбиться из сил. В июне уровень смертности все еще держался на уровне одной смерти в месяц, но затем, в середине лета, когда поля золотились от пшеницы, а амбары поместья буквально гудели от наводнивших их блох, Y. pestis воспрянула духом. Когда июль сменился августом, «людей, которые еще буквально вчера светились от счастья, на следующий день находили мертвыми».
С осени 1348 года до осени 1349 года, в течение первого года эпидемии, в Фарнхеме умерло 740 человек – уровень смертности был около 20 процентов. По мере приближения второй зимы люди, без сомнения, надеялись на еще одну паузу, но на этот раз эпидемия, напитавшаяся свежим летним воздухом и деревенским солнцем, продолжила убивать и в холодную погоду. С осени 1349 года до осени 1350 года погибло еще 400 с лишним жителей. К тому времени, когда Y. pestis окончательно покинула Фарнхем в начале 1351 года, в поместье погибло почти 1400 человек. Поскольку нам известно лишь приблизительное число жителей Фарнхема, трудно прийти к точному проценту смертности, но один ученый, изучавший списки, говорит, что погибло более трети, а возможно, и половина населения поместья[605].
Во многих других частях Европы смертность в столь крупных масштабах привела к сильному хаосу и социальным потрясениям. Но жизнь в Фарнхеме, если не считать стенаний, которые эхом разносились по деревушкам поместья теплыми летними ночами, и количества людей, которые ходили в церковь по воскресеньям в черных одеждах, внешне, казалось, почти не изменилась. В первый год эпидемии урожай был собран вовремя и в обычном объеме. В замке епископа Эдендона был проведен ежегодный ремонт, а пруды чистились, как и каждый год ранее. Подруга Джона, доярка, приготовила обычные для нее шесть клов сливочного масла (один клов равен семи-восьми фунтам), а после сбора урожая трудолюбивые сенокосы получили в награду четыре с четвертью бушеля овса. На Рождество для прислуги в епископском замке было организовано три традиционных праздничных ужина.
Зимой 1348–1349 годов в Фарнхеме случились первые, связанные с чумой экономические потрясения. По мере роста нехватки рабочей силы ее стоимость резко возросла, а цены на сельскохозяйственных животных упали. «Человек мог теперь позволить себе лошадь за полмарки, которая раньше стоила сорок шиллингов, хорошего упитанного вола за четыре шиллинга и корову за двенадцать фунтов»[606], – писал один средневековый хронист. Резкое падение цен на животных было связано с условием феодального закона, который снова создал обременительные условия для арендаторов во время эпидемии. Если арендатор умирал, хозяин поместья имел право получить в качестве налога на смерть лучшее вьючное животное покойника. Обычно гериот, как называли этот налог, был очень выгоден лордам, но зимой 1348–1349 годов умерло столько крестьян, что в поместьях стало слишком много животных – им едва находилось применение. Джон, расчетливый управляющий, решил сохранить бо́льшую часть скота, перешедшего во владение епископа Эдендона, до тех пор, пока цены не вырастут, но он был исключением. В большинстве имений животных, полученных в результате сбора гериота, просто выставляли для продажи, что снижало цены на них.
Благодаря осторожности и твердой руке Джона Фарнхем процветал даже в первый год эпидемии чумы. Поступления денежных средств составили 305 фунтов, а издержки производства – всего около 43 фунтов.
Второй год был более тяжелым. Смерть стала настолько распространенной, что теперь люди умирали целыми семьями. Сорок раз в течение второго года в суде поместья звучали имена умерших арендаторов, сорок раз ни один кровный родственник не претендовал на его пустующее владение. Когда «суровость дней усилила мужскую злобу», оставшиеся в живых арендаторы, в том числе Джон, стали работать на двух фермах – на своей собственной и на ферме умершего соседа. Во время бесконечной череды смертей почти никто не вступал в брак. В 1349 году в Фарнхеме было всего четыре свадьбы[607].
В 1350 году Джон Ронвик в полной мере ощутил недостаток денег, хорошей погоды и рабочей силы, которая теперь стала разорительно дорогой и почти неуправляемой. «Ни один трудяга или чернорабочий не хотел подчиняться ничьим приказам – равного по положению, ниже или выше себя»[608], – говорил один летописец. Несмотря на невообразимые для автора «Герефы